истории

Господи, сколько покалеченных наших Фрагмент романа Дмитрия Захарова «Средняя Эдда» — о столкновениях «космонавтов» и протестующих на Тверской

Источник: Meduza

В «Редакции Елены Шубиной» вышел роман Дмитрия Захарова «Средняя Эдда» — антиутопия о Москве, переживающей протесты и жесткие уличные столкновения. Главный герой книги — эксперт по современному искусству в провластном пиар-агентстве «Конюшня», которое преследует главного вдохновителя протеста — художника Хиропрактика. Он рисует российских чиновников и сюжеты его жестоких картин сбываются. По словам издательства, Захаров писал книгу несколько лет и закончил ее за восемь месяцев до начала московских протестов 2019 года. «Медуза» публикует фрагмент романа, в котором оппозиция сталкивается с «космонавтами» на Тверской.

«Начали строиться в колонну, пока вроде никто не мешает. Хотя обжали рамками и скулбасами со всех сторон. Цепи „космонавтов“ нарезали Тверскую как батон колбасы. Аж в глазах черно. Не дадут пройти, как пить дать, похер им на согласование митинга. Ну, сказал себе Корень, другого-то и не ждали.

Он еще страшно удивился, когда мэрия вдруг разрешила Тверскую. Несколько лет сюда не пускала никого, кроме своих реконструкторов, и вдруг.

И это сейчас, когда после Хиропрактика разный народ только и ждет повода качнуть это все.

Леха даже забздел — говорит, мы пляшем под их дудку, подыгрываем. Они нас попользуют и тонким слоем размажут. Будете мозги с асфальта отскребать. Или, может, повод ищут повязать перед этой своей инаугурацией. Давайте отскакивать, пока не поздно. И ребят незачем подводить под статью, и самим в очередь за ней вставать.

Ну да, с этих станется. Может, повяжут, а может, и мозги по асфальту. Тут как монета упадет. А что, Леха, ты собрался жить вечно? Располземся по норам и будем в носу ковырять?

Иди ты. Сам иди.

Поговорили.

А я так думаю, сказал Корень, какой хер бы „космонавты“ ни удумали, нам все равно надо выходить. Иначе, как Илюху, переловят по одному. Тихо-тихо куриные шейки нам раз-раз. А тут хоть плюнем им в рожу разок. Да еще и картинки по себе оставим.

Они нас хотят поиметь, а мы — их поимеем. 

Леха не слушал уже. Отвалил. Ну ладно, пусть его. Каждый дрочит как захочет.

Корень попробовал найти глазами свой авангард — все на позициях. А вокруг — трули энгри моб. Разве что вместо вил над головой плакаты: хватит, там, не забудем. И портреты-портреты в мультяшной рисовке. Кое-где под Хиропрактика, а местами просто детская мазня. Не важно. Государственным отцам все равно не понравится.

Парней с коптерами не видно, но так и было задумано.

Ладно, двинули.

Корень шагает как генерал наполеоновских времен — впереди войска. Держит над головой сжатый кулак, а второй рукой дирижирует в такт неизвестно чему.

Передние ряды нестройно тянут „Все идет по плану“. Кто-то сразу срывается на визг. Рано, думает Корень. Повизжим еще.

Из арок переулков выглядывают зеленые рыла войсковых машин и серые тупые носы автозаков. Вокруг этих мамок сгрудились цыплята-менты, а цепи черных „космонавтов“ впечатались спинами в решетки рамок.

Корень выхватывает из рюкзака мегафон и оборачивается к колонне.

— Космос — мертв! — орет он во всю глотку, так, что кто-то даже хватается за уши.

По толпе катится одобрительное „А-а-а-а-а!“.

— Космос… — дает пас Корень.

— Мертв! — ревет колонна.

— Космос…

— Мертв!

Пока не жмут. Но, видимо, готовятся — оставленные прорехи в заграждениях как бы намекают.

По тротуарам, за спинами госгвардейцев, параллельным строем движутся цензоры или какая-то такая же сволочь. Пока — просто скандируя про агентов НАТО.

Коптеры поднялись и дерзко стрекочут, снимая шествие. Это против правил, давно уже нельзя в Москве частные коптеры. Может, даже сбивать будут. Но, может, если над самой толпой, и побоятся.

Уже пора разворачивать. Коптеры — как раз отсечка. Чуть замешкаешься, и ничего уже не успеть, так и останемся булькать в своей кастрюльке. Они такие тихие и мирные, такие добрые и голубоглазые, пока не начали. Оберегатели. Скулбасисты. Какой-нибудь Черепашка даже успел поверить, что так и надо. Так всегда от избытка девственности в молодой жопе.

— Давай главный! — кричит в мегафон Корень.

„Старики“ выхватывают из своих рюкзаков куски полотен, крепят их один к другому, пока „телохранители“ — „тело“ — прикрывают „знаменосцев“ с флангов.

Колонну пытается пугать зависший над ней главный ментовский вертолет с фасеточной мордой. Хорошо бы эту сволочь достать и кувыркнуть оземь — со всеми положенными фейерверками. Но нет, далеко, собака. Скалится с безопасной дисты и крутит своей овощерезкой — в любой момент готовый гадить.

А „старики“ — уже собрали.

— Понесли! — орет Корень, показывая фак вертолетному брюху.

Толпа одевается кумачовым полотнищем — прямо как на первомайской демонстрации, которую никто из этих молокососов не застал. Впрочем, что это я, думает Корень, хорошо, что не застали, отлично просто. Это вообще не та память, которой стоило бы гордиться. Это травма, брат. Сложно-говнючий перелом. Воспоминание, как летит метеорит на наши динозавровы головы.

С кумача неприлично сияют серебристые буквы: „Нарисуем — будем жить“, — и президентская голова, будто бы выглядывающая из пачки эскимо.

— Нарисуем! — скандирует Корень, шагающий спиной к Кремлю — лицом к колонне.

— Будем жить! — отвечает ему толпа.

— Нарисуем!

— Будем жить!

— Космос!

— Мертв!

— Космос…

Корень пропустил первый удар слева, но сумел сместиться и даже устоять на ногах. В колонне закричали и бросились в разные стороны, роняя друг друга — левый край полотнища выгнулся под напором волны тел. Ткань треснула, куски плаката полетели на асфальт. Визг. Корень, увернувшись от очередного удара (чем они бьют, это палка так гнется или нагайкой какой-нибудь?) попробовал снова вырваться вперед — не тут-то было — уже отсекли рамками. Заперли.

Налетев на сдвоенный ряд заграждений, народ попробовал их перемахнуть, но с той стороны поднялись дубинки „космонавтов“, и самые резвые полетели на асфальт, хватаясь за руки и головы.

В этот же момент цензоры врезались в колонну с двух сторон — метрах в пятидесяти от авангарда шествия. „Космонавты“ им не препятствовали, хоть и не помогали.

Сверху с балконов полетели „бомбы“ с зеленкой. Рядом завопили от боли — видимо, бутыльком пробили голову. Случается такое, но еще страшнее, если в глаза. Корень выхватил из кармана заранее заготовленные гоглы.

„Тело“ старалось выдавить цензоров обратно, но те бросили вперед своих ночнорубашечников, а у тех под хламидами — цепи, прутья, еще какие-то железки. Потом это всприпишут нам, понял Корень. Ты им согласование, а они — оружие тащат. И раненые. Погибшие. Хотели устроить кровавую баню…

Демонстрантов косили как на празднике урожая. Крови-то, ужаснулся Корень, крови…

— Коптеры! — завопил он, видя как один из аппаратов, ведущих прямую трансляцию, заваливается набок — сбили брошенной железякой. Минус один. Надо держать остальные. Держать, сколько хватит рук.

— Прикройте операторов! — завопил Корень в мегафон, лавируя между несущимися в беспорядке людьми.

В этот момент ему прилетело по руке, и он выронил рупор. Крутанулся, влепил по какой-то заплечной роже. Рожа завопила и с хрустом провалилась в толпу. Цензоров обычно можно — иногда ментам даже нравится, если одному-двум сектантам втащишь с ноги. Но штука в том, что цензорам можно лупить всегда и без последствий, а нам — ну, если сложился стрит-флэш.

Вот и сейчас, подумал Корень, у этих гондонов будто в лоб впечатана санкция метелить народ без последствий. Цепи, биты, арматурины. А раньше-то цепями не давали…

Он окинул взглядом побоище — и вдруг увидел, что часть цензоров резко сдала назад. Они бегут к скулбасам — туда, куда менты тащат цапнутых.

Хотят делать „вписку-живодерку“.

Корень тоже рванул в сторону ближайшего автозака, разгребая толпу, как если бы плыл брассом. Раз — еще корпус, два — еще один. Срывая дыхалку, вынырнул, в очередной раз увернулся, поймал по ногам и под глаз, распластался по борту грузовика и бочком-бочком.

А эти — уже прыгают в автозаки, чтобы питаться первыми спеленутыми. В руках — татуировочные щипцы. Двое — держат, один дырявит щеку. Называется „визитка“. Это они готовят нас про запас — что-бы потом всегда опознавать. И многих — уже. Многих наших. Господи, сколько покалеченных наших…

Корень вырвал из ближайших рук щипцы и, не глядя, хватил ими несколько раз вокруг себя. Кто-то снова захрустел и забулькал, но Корню было уже все равно — его колотила ярость. Потеряв из вида коптеры и почти перестав отвлекаться на крики, он взялся развешивать инвалидности — в голову.

Все здесь и сейчас. Вот этих вот. Этих. Которые калечат девчонку. Конкретно вот этого паукана, который пытается отлететь к „космонавтам“. Вот уж хер тебе, гад! На, сука! На! Нет, сука, это я тебе ухо в лапшу! И тебе, гондон!

***** („черт“ — прим. „Медузы“), внезапно опомнился Корень, чем это он меня… В спину будто бы забили сразу несколько свай.

Что там с коптерами-то, подумал он. Самое же важное, чтобы это увидели. Черт, не успел проконтролировать…

В спину снова стукнуло, на сей раз будто бы кувалдой. Корень попробовал оглянуться, чтобы опознать заплечную сволочь, но ноги не удержали. Падая, он чуть не зацепил телекамеру, выдвинутую между полицейских туш. Звуки уже кончились, но Корню все казалось, что эта камера продолжает мерзко жужжать то справа, то слева. Он даже успел на нее замахнуться, но о том, дотянулся или нет, уже не узнал.

Овечкина, ставшего свидетелем Витькиного броска, только теперь по-настоящему охватил ужас. Взмахи рук, железок, брызги крови — и все это на одном кадре с Витькиным измордованным лицом — начали прокручиваться перед ним раз за разом. Саша инстинктивно метнулся к месту действия, и тут же сдал обратно, потому что месилово только набирало обороты.

„Космонавты“ еще давали ему разгуляться, но уже слышались команды „начать разделение“. Кто-то цапнул Овечкина за куртку, и Саша, не глядя, ткнул в хватателя „корочками“ вице-мэрского помощника. А вдруг не сработает, промелькнула в голове мысль, и Овечкин в страхе сжался, ожидая что его вот-вот перетянут дубинкой по спине.

— Че делать? — спросил поймавший его „космонавт“, чуть ослабив хватку.

— Да пошел он, — отозвался коллега, — других навалом.

Оказавшись за спинами ментов, Овечкин чуть не врезался в телевизионную бригаду НТВ.

— Заснял, как он лупил людей железякой? — спрашивал корреспондент оператора.

Оператор отвечал в том ключе, что все нормально, мальчик, взял в лучшем виде.

— О, Саша, — воскликнул корр, опознавший в Овечкине координатора мэрии, — вы тоже тут?

Овечкин кисло улыбнулся.

— Жуть, правда? — продолжал корр. — Какие беспорядки, да? Совсем озверели эти оппа-ублюдки.

Нам одного из организаторов сказали ловить, так он вообще же людей хотел убивать. Насилу вырубили. А потом будут кричать про невиновных, да? Как тогда, когда мы с вами сюжет делали…

Ряды „космонавтов“ с выставленными перед собой щитами уже начали движение».