истории

«Все, что они могут, — это разрушать» Интервью основателя компании «Рольф» Сергея Петрова — о рейдерах, Навальном и уголовном деле

Источник: Meduza

Как стало известно 27 июня, Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении основателя и топ-менеджеров (в том числе одного бывшего) крупнейшего автодилера страны «Рольф». СК и ФСБ провели обыски у руководителей компании и в ее офисах по обвинению в незаконном выводе средств за границу в особо крупном размере. Речь идет о сделке на четыре миллиарда рублей между компаниями холдинга, совершенной в 2014 году. Спецкор «Медузы» Екатерина Дранкина поговорила с находящимся в Австрии основателем «Рольфа» Сергеем Петровым о том, как он поддерживал политика Алексея Навального, вел переговоры о продаже бизнеса рейдерам, и о сходстве нового уголовного дела с делами ЮКОСа и Ивана Голунова.

— Когда вы узнали о том, что готовится уголовное дело?

— Я подозревал только, точно не знал. Уже года два они запрашивали всякие документы, ФСБ в основном активничала. Сначала — годичной давности запрашивали документы, потом, ничего приличного не найдя, документы за три года. Несколько месяцев провозились с этими бумагами и запросили за десять лет у всех наших контрагентов, банков, партнеров. Наверное, в апреле уже мне стало ясно, что намерение есть. Тогда они изъяли у PwC этот кейс с Panabel и пошли его жевать. Мы подумали, конечно, что кейс какой-то уж очень слабый, удивились — что они тут-то решили ловить?

— Но вы все-таки поняли, что уголовное дело будет строиться именно на этом кейсе? Что вас заставило так думать?

— Ну просто по энтузиазму, с которым они в это дело вцепились. Так-то в нем ничего нет: как можно признать фиктивной сделку внутри компании? Мы делаем реструктуризацию, передаем компанию [«Рольф Эстейт»] от одной своей «дочки» к другой. Зачем нам это делать фиктивно? Очевидно, у них есть желание этот кейс с Panabel использовать как предлог, а потом что-то более дельное накопать. Логика такая: ну как, в большой компании да чтобы мы ничего не нашли.

— Почему думаете, что пока это только предлог?

— Об этом говорит большое количество избыточных действий [следователей]. Зачем, если у них все есть, устраивать обыски в двенадцати квартирах [менеджеров компании], во всех отделениях, везде? [В том числе] у моей матери 90-летней. Люди с автоматами к ней пришли! Сиделки по несколько часов давали показания.

— Вы в апреле уехали за границу?

— Нет, раньше. Я в России не живу уже года два или больше. В России становилось совсем уже, со всех точек зрения, некомфортно. Мой переезд постепенно происходил. Сначала мне понравилось жить в Вене. Стал часто ездить, оставаться на подольше. Потом захватывают местные дела, местный бизнес — и постепенно врастаешь. Сыновья в Америке и Англии, а я пока тут, катаюсь по Европе: на днях в Амстердам еду, недавно в Риге был, лекцию читал.

— Почему обвиняемыми по уголовному делу стали именно вы, Луковецкая, Кайро и Кафкалия? Ведь Луковецкая даже уже не работает в компании?

— Они обвинили тех, кто в 2014 году, когда эта сделка проводилась, был при должностях. Я с этими людьми, значит, все и похитил — все сам у себя и сам для себя фальсифицировал. Татьяна Луковецкая в Испании была в это время [когда было объявлено о деле против группы «Рольф»], возвращаться не будет, конечно. Кафкалия — киприот. Кайро был финансовым директором, и он случайно оказался в этот момент в стране. Вот сейчас будем пытаться его вытащить.

— Что говорят ваши адвокаты?

— Адвокаты такие же люди, как и все. Говорят, что судья вынесет такое решение, которое ему скажут, у нас же суда нет. Адвокаты говорят, надо искать, кто заказчик, и так далее — им вообще чем больше работы, тем лучше. Но я считаю, шанс у нас есть, если общественность будет на нашей стороне, пресса. С вашей помощью будем добиваться ответа от Следственного комитета. Почему, если какие-то сделки показались ему подозрительными, он не спрашивает о них у нас? Мы сейчас даже не можем передать им данные независимой оценки по этой сделке [покупке компании «Рольф Эстейт»].

— А, кстати, кто заказчик? Вы можете предположить, что таким образом у вас кто-то компанию отбирает?

— Нет, это побочный эффект. Они [те, кто организовал уголовное преследование] бизнесом заниматься не умеют, управлять таким низкомаржинальным бизнесом — тем более. Все, что они могут, — это разрушать.

— Но вы говорили, что к вам обращались покупатели, кто это был?

— Это были какие-то непонятные люди с нерусскими фамилиями типа Бакиров. Не ко мне лично, а к членам правления. Как только мы узнали, что в прошлом эти люди занимались рейдерством, общение не возобновлялось. Мы с людьми с такими репутационными шлейфами не разговариваем, так что мы и не вступали с ними в переговоры.

— А политическая составляющая может быть в деле? Вы были депутатом от «Справедливой России», делали заявления о том, что Алексей Навальный вам представляется перспективным политиком, не голосовали за присоединение Крыма и «закон Яровой».

— Это стопроцентно связано с моей политической деятельностью. Не потому, что я кому-то помогал, — я никому не помогал. Ну то есть я не считаю, что я должен оправдываться, я же не террористам помогал.

— Так помогали или не помогали?

— Когда занимался политикой — помогал всем. Я был во фракции «Справедливая Россия», но в партию не вступал. Я им сразу сказал, что я вообще-то либерал, но если ничего более подходящего нет, побуду с вами. Противоречия были, но покуда занимался политикой, им помогал. Но и другим: тем, кто борется с коррупцией, кто борется за плюрализм, за разделение властей, за какой-то европейский путь. Кто имеет свое мнение. Я всем подряд помогал, чтобы не было авторитарной системы, при которой только затхлость и деградация. А после того, как уехал, никому не помогал.

— А как насчет Навального? Ваше мнение не изменилось о нем?

— Не изменилось. Мне [сейчас] и Навальный видится перспективной фигурой, и Зюганов — лишь бы была замена. Победа либерализма для меня — это не победа Навального, а победа в честных выборах того, кто выиграет. Скорее всего, это даже будет не Навальный, а какой-нибудь Зюганов или вообще нацист, но это будут честные выборы. И люди, без всяких Сурковых и Володиных, увидев свою ошибку, через четыре года смогут сами сделать выводы. Пойдет хоть какое-то движение и обучение, набор политического опыта.

— Есть у вас какой-то прогноз по делу?

— Да трудно сказать. Дело настолько грубо сработано, что напоминает мне вашего [спецкора «Медузы», против которого было сфальсифицировано дело] Голунова с наркотиками. В этой связи, может, и есть надежда. Даже грубее, чем дело [бывшего владельца нефтяной компании «ЮКОС» Михаила] Ходорковского: там в первом кейсе [из двух] хотя бы фигурировали какие-то недоплаченные налоги. А тут — я просто хочу дождаться со стороны СК хоть каких-то объяснений. Как они это видят? Как у них глаза-то устроены?