истории

«Россия сейчас почти неотличима от Америки» Джоанна Стингрей, открывшая на Западе советский рок, написала книгу. Мы с ней поговорили

Источник: Meduza

В издательстве АСТ nonfiction вышла книга американки Джоанны Стингрей «Стингрей в стране чудес». Джоанна Стингрей — знаковая фигура для советской рок-культуры: именно она вывозила из СССР неофициальные записи советских рок-групп и знакомила американцев с русской андеграундной культурой; в Ленинград к своим друзьям-музыкантам она возвращалась с аппаратурой и инструментами. В 1986 году Стингрей выпустила в США двойную пластинку «Red Wave» с записями «Кино», «Аквариума», «Алисы» и «Странных игр», открыв по сути советский рок на Западе. О своей новой книге Джоанна Стингрей рассказала «Медузе».

— В книге вы окрестили Советский Союз «страной чудес». Какой страной кажется вам современная Россия?

— Россия сейчас почти неотличима от Америки. В мире все стало очень близким и понятным. В те времена, о которых я рассказываю в книге, — в начале 80-х— не было интернета, мы понятия не имели, что нас ждет за пределами нашей страны. Каждое путешествие было настоящим открытием, мы узнавали о мире столько нового! Что же сейчас? Взять любой магазин в России — это такой же магазин, как в Париже, как тот же магазин в Лос-Анджелесе. Да, у нас разные правительства, политические системы, но это не так важно, потому что все остальное — одинаковое. Россия — это не страна чудес больше.

— В вашей книге вы подчеркиваете, что нет разницы между людьми по обе стороны океана. Трогательный момент, когда ваши родители — состоятельные американцы — едут знакомиться с родителями вашего будущего мужа Юрия Каспаряна на окраину Ленинграда. И в какой-то момент становится ясно, насколько советские и американские родители похожи.

— В любом городе мира, в любой стране мама — это мама, ее расстраивают ее дети, которые не слушаются и выбирают свой путь. Все это правда, мы видим мир одинаково, у нас одинаковые проблемы, мы так же заботимся о своих семьях. Я не интересуюсь политикой, борьба за власть разделяет, а у простых людей гораздо больше точек соприкосновения, чем принято считать. Для каждого человека главное — быть счастливым, чтобы дети росли здоровыми, получали хорошее образование. Все мы хотим одного и того же.

Я помню, как в то время в Диснейленде спросила у простых американских мальчишек, что они думают о России. И они, не задумываясь ответили: «Это зло, ее надо сжечь». И тогда в 1984 году я стала ездить по американским школам и ставить им видеоклипы русских рок-групп — для всех это был шок, что молодежь в далекой и страшной России такая же, как и в Америке. 

Мы могли часами спорить о разных формах политического устройства: капитализм, социализм, коммунизм, везде есть хорошее и плохое. Капитализм не идеален, в его мироустройстве полно негативных сторон. Русские смотрели фильмы, читали книги и говорили: мы хотим быть как американцы. А я возражала: в этих красивых историях не говорят, что, например, все американцы живут в кредит, за который им приходится отдавать весь свой доход каждый месяц. Если ты не заплатишь — ты останешься без крыши над головой. Ты существуешь в материальной тюрьме, ты заложник кредитов. 

Я уверена — весь мир существует в балансе, если в чем-то легче, то в другом аспекте сложнее. В советские времена было сложно выживать в России, я имею в виду материально. Но благодаря, может быть, этой тяжелой жизни отношения между людьми развивались по своим законам. 

Мы жили в России так, как никогда не могли бы позволить себе в США. Мы просыпались тогда, когда хотели. Мы шли в легендарную «Камчатку» без приглашения или домой к друзьям. Ни у кого не было телефонов, да нам и в голову не приходило звонить и предупреждать, мы просто стучали в дверь, а нам говорили: «Заходите!» Жены друзей готовили на кухне для всей оравы гостей угощение из того, что было в доме. В Америке это было бы невозможно: вы не можете прийти в гости просто так, вам нужно обязательно получить приглашение, запланировать визит. Думаю, именно из-за тяжелых материальных условий духовные связи между людьми становятся гораздо сильнее. 

— В этом смысле что-то изменилось в образе жизни русских рокеров?

— Теперь у моих друзей появились собственные квартиры, машины, и они даже их водят! У них есть деньги, они ходят в рестораны — это немыслимо! Тогда у них не было ничего, мы жили моментом — и даже не представляли, насколько легендарное время было прямо здесь и сейчас.

Когда я начала писать книгу, меня поразило понимание того, как же я была беспечна, сколько всего пропустила. Мне страшно хотелось бы вернуться туда и делать больше фотографий, беспрерывно снимать видео, все записывать. Кое-кто это понимал и тогда, конечно: Алек Кан, Саша Липницкий, они были старше и умнее — видели, что происходит что-то уникальное. Возможно, каким-то чутьем понимал Африка, поэтому он тщательно собирал картины того времени. Остальные, как и я, ничего не понимали, это точно, мы просто плыли по течению и были очень счастливы.

— Что было общим у состоятельной американской девушки с советскими подпольными рокерами? Почему они приняли вас в свой круг?

— Я никогда этого не понимала. Взять Сергея Курехина — он был живым гением, и он совершенно не воспринимал людей бесталанных. У меня-то как раз никакого таланта не было. А он несмотря ни на что воспитывал меня, таскал на концерты, вытаскивал на сцену, вовлекал меня в жизнь ленинградского подполья. Своей энергией, своим космическим талантом он заряжал всех вокруг. Почему он стал меня опекать — я не понимаю. 

Мне тогда очень хотелось сделать для своих новых друзей что-то хорошее, полезное, я помню, как в нашу первую встречу с Борисом Гребенщиковым я сказала: «Я хочу вернуться. Что вам привезти?», а все вдруг начали смеяться. Потому что к ним то и дело приходили американцы и европейцы — посмотреть на таинственный мир советского рока, каждый что-то обещал, но никто никогда не возвращался и не выполнял своих обещаний. Тогда, смеясь, Борис сказал: «Привези мне красный Fender Stratocaster, как у Боуи». Но я смогла удивить их. Видели бы вы их лица, когда я все-таки вернулась и привезла абсолютно все, что они в шутку заказывали. И я приезжала снова, и снова, и снова, и все время думала — почему эти прекрасные люди принимают меня и возятся со мной?

Рано или поздно мне надо было уезжать в свою благополучную страну, где у меня была машина, дом, хорошая еда. Я знала, что жизнь моих друзей здесь продолжается и без меня, а вот моя жизнь там останавливалась. Это было для меня странно и непонятно: как у них может быть все хорошо, когда я у себя дома никуда не выхожу, плачу, кричу на маму, которая мне говорит, что мне надо перестать ездить в Союз, найти себе работу и американского мужа. Мои друзья продолжали делать концерты, давать подпольные интервью, а я больше не была частью этого процесса, и это для меня было пыткой. 

— «Джоанна говорила нам: „Вы все будете миллионерами!“» — рассказывал в интервью Кушниру Курехин. Как вы себе это представляли?

— Ну вообще-то Курехин не знал английского, а я не знала русского. Наше общение представляло собой в основном восторженные визги и размахивание руками. Думаю, это миф, так же как меня в России все время называли дочерью миллионера, хотя я ею никогда не была.

— После выхода пластинки «Red Wave» (1986) в Штатах те советские рок-группы, которые принимали в ней участие, попали под давление КГБ. В книге вы откровенно рассказываете, что некоторые из ваших близких друзей подписали официальное письмо, что они не давали разрешения на эту пластинку, полностью перекладывая ответственность на вас.

— Понимаете, когда в КГБ узнали, что я выпустила пластинку, им надо было как-то реагировать. Это все была некая игра: подпишите письмо, что вы не участвовали, что это американцы виноваты. Хотя в органах прекрасно понимали, что без музыкантов невозможно было бы выпустить эту пластинку. И музыканты знали, что органы это знают. Все друг перед другом притворялись, ломали комедию. Подписали бы или нет, это не меняло того, что все и так прекрасно осознавали. Но обстоятельства требовали принять участие в этой игре. 

С самого начала я говорила своим друзьям — если что-то случится, валите все на меня! У меня есть американский паспорт, если что, я вернусь домой и со мной ничего не случится. Не рискуйте своими семьями. Я знаю, что из-за этого письма был даже небольшой раскол и некоторые были оскорблены, что другие решили подписать письмо. Я не была оскорблена или обижена. Сейчас люди не видят всей картины, они не жили в то время, а сейчас очень легко говорить, осуждать. Они не были в тех обстоятельствах, когда нужно ежедневно выбирать между безопасностью жизни и какими-то вещами вроде подписи под бумажкой. Сейчас времена изменились, Россия изменилась. Когда на Западе вышла пластинка, давление ослабло, и со временем каждый смог открыто заниматься своей музыкой — тем, о чем мечтал всю свою жизнь. 

— Вы оптимистично говорите, что ничего бы не случилось, но вы много раз рисковали: и когда вывозили из Союза записи своих друзей в каблуках ботинок, и когда ввозили для них аппаратуру и инструменты, а то, как пластинка «Red Wave» попала в СССР, — вообще шпионский триллер. Ранила ли вас когда-нибудь неблагодарность?

— Нет, никогда. Приносить пользу — это делало меня счастливой. Вообще те, кто занимаются благотворительностью, например, помогают в больницах — самые счастливые люди. Я только и думала — что я могу привезти своим друзьям в следующий раз? Я была счастлива, когда они меня о чем-то просили! Было очень смешно, когда Цой писал: люблю, скучаю и постскриптум — привези мне такие-то сапоги. 

— И вам не казалось, что вас используют?

— Нет, потому что они давали мне намного больше, чем я могла компенсировать какими-то материальными вещами. Они дарили мне свое искусство.

— Книга получилась очень откровенной: секс, предательства, любовь… А есть ли темы, которые вы сознательно обошли стороной?

— Да, во второй книге я решила не говорить о том, что один из моих друзей был геем — потому что знаю, что в России это все еще табуированная тема. А вообще я выложила все фото на свой сайт, безо всякой цензуры. Может, что-то очень личное я и не буду писать, если, например, в интервью человек меня об этом просил, но таких моментов мало.

— Чем вы живете сейчас, чем заняты, о чем ваши сегодняшние мечты?

— Сейчас я счастлива замужем, у меня прекрасный дом, я ужасный домосед, не хожу на тусовки, не пью. Я живу тихой жизнью, зарабатываю деньги — и в общем вполне всем удовлетворена. Но эта книга пробудила во мне какой-то огонь, теперь это моя главная цель в жизни, я думаю только о ней. Это напоминает времена, когда пластинка «Red Wave» стала смыслом моей жизни, моей миссией.

Я полностью погружена в подготовку второй части, она должна выйти в сентябре. У меня собраны невероятное количество фотографий, интервью, слайды, которые никто никогда не видел: например, шикарная фотография, где Юрий Каспарян и Кинчев стоят друг напротив друга, лицом к лицу, — я вообще не помню, чтобы фотографировала их вместе. Мне казалось, они никогда рядом не стояли. А сколько у меня интервью с Борисом Гребенщиковым, записанных 35, 34, 33 года назад — думаю, его фаны будут счастливы их прочесть. 

В каком-то смысле эта книга и ее будущие главы — сборник лучших моментов моей жизни. Вся моя жизнь была связана с Россией, хотя я этого никогда не планировала: я не планировала приезжать, не думала тут искать друзей, не хотела заниматься чьей-то музыкой. Но вот опять где-то в космосе решили, что мне пора возвращаться.

— Работая над воспоминаниями, переосмысливая давние события, что вы поняли нового о себе и о том времени?

— Когда я готовила книгу, то узнала, что вскоре после выхода Горбачеву принесли готовую пластинку «Red Wave», выпущенную в обход всех официальных советских инстанций. И Горбачев вдруг спросил: «А почему эти группы у нас не издаются?» Это и стало началом выхода русского рока из подполья, группы стали писаться на «Мелодии», издавать пластинки, ездить с гастролями, их даже стали выпускать с концертами за границу! Только когда я писала книгу, я поняла, что сделала вклад во что-то очень важное. Вау, я сделала что-то грандиозное, что навсегда изменило историю наших стран, а, может быть, и всего мира!