истории

«Это ты бомж, а у меня просто так сложилось» Как работает «Ночлежка» — главная в России организация, помогающая бездомным. Репортаж Ирины Кравцовой

Источник: Meduza

Самую совершенную систему помощи бездомным в современной России построили в Санкт-Петербурге. Еще в начале 1990-х годов — до того, как из Уголовного кодекса исчезла статья за бродяжничество, — тут открылась «Ночлежка», первая в стране благотворительная организация, помогающая людям, потерявшим жилье. «Ночлежка» начинала с раздачи талонов на еду, а сейчас помогает бездомным решать самые разные бытовые и юридические проблемы. А еще пытается открыть представительство в Москве — при жесточайшем сопротивлении местных жителей. Спецкор «Медузы» Ирина Кравцова исследовала историю и опыт «Ночлежки», чтобы понять, можно ли помочь бездомным вернуться к обычной жизни — и требуется ли для этого изменить общественное мнение.

Мы перезапустили MeduzaCare — программу помощи благотворителям. Все материалы проекта попадают на специальную страницу. Она будет постоянно обновляться.

Хиппи в кирзовых сапогах

В конце 1980-х в Советском Союзе на фоне острого дефицита еды и бытовых товаров ввели карточную систему. Талоны выдавали преимущественно в жилищных конторах. Чтобы их получить, обязательно нужна была прописка.

В 1989-м в родной Санкт-Петербург после нескольких лет, проведенных на Украине, вернулся Валерий Соколов; ему было 22 года. Соколов ехал домой — однако обнаружил, что родственники выписали его из квартиры. Он утверждает, что сначала это обстоятельство его не сильно беспокоило: в то время он был «стопроцентным хиппи, неформалом» и презирал всякие отношения с государством. Приятель Соколова профессор юриспруденции Яков Гилинский называет его «типичным пассионарием 1990-х» — и говорит, что свой советский паспорт тот разорвал, посмотрев антитоталитарный фильм Алана Паркера «Стена», основанный на одноименном альбоме группы Pink Floyd.

Соколов работал грузчиком на вокзале, жил у друзей, часто бывал в сквоте на Пушкинской, 10, где собирались хиппи, художники, актеры, музыканты, писатели и журналисты. Его беспокоило, что люди без прописки ничего не могут купить в условиях талонной системы. «Если раньше можно было нелегально подрабатывать и покупать еду, то из-за введения талонов бездомные люди могли просто погибнуть», — говорит Соколов. Он напоминает, что в Уголовном кодексе до декабря 1991 года сохранялась статья за бродяжничество; при этом Анатолий Собчак, ставший мэром Петербурга в том же 1991-м, заявлял, что в городе вовсе нет бездомных. «Тем удивительнее, что Соколов пришел в Ленсовет с длинными распущенными волосами, в кирзовых сапогах, не имея паспорта, и потребовал, чтобы чиновники придумали способ покупать продукты для тех, кто не может получать талоны», — рассказывает приятель Соколова Гилинский. В Ленсовете, по его словам, Соколову разрешили «совершить революцию», то есть самостоятельно распределять талоны среди бездомных. Требовалась только официальная структура — и полная отчетность.

Соколов основал благотворительную организацию «Ночлежка»; расположилась она там же, в подвале на Пушкинской, 10. Он получал на «Ночлежку» талоны и делил их среди нуждающихся. Вместе с первыми волонтерами раздавал бездомным немецкий суп из концентрата и чай. Вскоре в сквоте ночевали уже около 70 человек. В интервью журналисту Валерию Панюшкину в 1999 году Соколов говорил, что ни одним талоном для себя не воспользовался и денег за работу в «Ночлежке» не получал.

По словам Соколова, волонтеры начали раздавать талоны в декабре 1990 года, а зарегистрировать «Ночлежку» официально ему удалось в январе 1991-го: до этого ему трижды отказывали из-за того, что в качестве «целей благотворительной организации» он указывал отмену уголовного преследования за бродяжничество. «Уже в первый месяц работы к нам за талонами обратились 930 человек. Среди них было много людей, которые жили в квартирах, но не могли покупать еду, потому что не имели прописки. Стало очевидно, что „Ночлежка“ необходима людям», — рассказывает Соколов. По его словам, в первые месяцы обращаться за пожертвованиями было просто не к кому: все жили бедно. Позднее Соколов приходил в здание городской администрации, просил воспользоваться факсом и рассылал во все подряд организации письма с просьбой «помогите бездомным»; первые спонсоры появились быстро.

В 1993 году Соколов открыл газету «На дне», став первым в Петербурге работодателем для бездомных: одни люди (не бездомные) делали издание, другие (бездомные) распространяли его. С финансированием, вспоминает Гилинский, помогала шотландская организация поддержки людей без жилья. В розницу номер газеты стоил два рубля, купить ее можно было только у бездомных — они получали рубль с каждого проданного экземпляра. Журналист, главный редактор Русфонда Валерий Панюшкин в беседе с «Медузой» говорит, что несколько раз как внештатный автор публиковался в газете «На дне»; издание, по его словам, в те времена «ленинградцы очень уважали и покупали не из жалости, а потому что она действительно была интересной». «На дне» рассказывала о культурных событиях и просто о жизни тех самых людей, которые ее продают. В конце 1990-х газета перестала окупать себя и закрылась.

Гилинский говорит, что Валерий Соколов примерно в тот же период потерял интерес к теме бездомных, но до сих пор «такой же инициативный, как и раньше». После ухода из «Ночлежки» ее основатель, по его собственным словам, занялся «творческой деятельностью»: участвовал в организации кельтского фолк-фестиваля в честь Дня святого Патрика в Петербурге, художественных выставок на Пушкинской, 10, — а в 2013 году переехал в Ивангород (Ленинградская область), чтобы писать сценарий к игровому фильму, основанному на реальных событиях, «о пяти поколениях жителей одной ленинградской квартиры».

Педиатр и психиатр Максим Егоров, официально возглавлявший «Ночлежку» в 1997–2010 годах, рассказывает, что во второй половине 1990-х ее годовой бюджет составлял около 10 тысяч долларов, постоянно в организации работали пятеро сотрудников, а волонтеров не было совсем. В 2018-м бюджет «Ночлежки» — почти миллион долларов (61,22 миллиона рублей), сотрудников — 40 человек, волонтеров — 1200 человек в базе, из них 350 хотя бы раз в месяц что-то делают по заказу организации.

Приют «Ночлежки» сейчас располагается на улице Боровой, недалеко от центра Петербурга, в здании, которое раньше принадлежало электротехническому заводу. В пяти комнатах постоянно живут 52 человека, тут же работают и сотрудники благотворительной организации. На первом этаже бездомных ежедневно принимают юристы и социальные работники; они помогают восстановить документы или получить медицинскую помощь. Во дворе находится комната под названием «Зал ожидания», здесь можно погреться и выпить чая с печеньем.

На Васильевском острове, возле станций метро «Обухово» и «Площадь Мужества» стоят три «палатки ночного обогрева» «Ночлежки», каждая на 50 человек; в них с восьми вечера до восьми утра живут бездомные (накануне публикации этого материала стало известно об открытии еще четырех пунктов обогрева). Вечером им дают скромный ужин (макароны, каша с мясом, пюре или лапша быстрого приготовления), утром — завтрак. В 2016 году «Ночлежка» открыла в Петербурге прачечную, в которой люди могут каждый день бесплатно стирать свои вещи. В начале февраля 2019-го «Ночлежка» также обустроила рядом с главным приютом душевую; каждый день сюда приходят 30–40 бездомных со всего города, волонтеры выдают им гигиенические средства и полотенца.

А еще в 2018 году «Ночлежка» попыталась начать работу в Москве — и столкнулась с жесточайшим сопротивлением местных жителей.

Перед телевизором

В небольшом помещении прачечной при «Ночлежке» стоят восемь стиральных и сушильных машин для белья. Напротив них вдоль стены — лавки, где люди ждут, пока постираются вещи; многие тут еще и просто отогреваются.

Утром 8 февраля стиркой своих вещей заняты примерно 20 бездомных. В помещении стоит резкий запах грязного белья и стирального порошка. У некоторых только один комплект одежды — тот, что на них; поэтому они ждут свои чистые вещи в махровых халатах — их выдают в прачечной. 

Плазменный телевизор, висящий над стиральными машинами, без звука показывает футбольный чемпионат Италии, играют «Лацио» и «Эмполи». Некоторые посетители наблюдают, как крутится барабан стиральной машины, другие смотрят матч. Впрочем, за кого они болеют и даже кто играет, ответить никто из них не может.

Мужчина в бордовом полосатом халате открывает лежащую на столе книгу «Тайна Черного моря» на середине и начинает читать. «Это комедийный детектив о том, как спецслужбы ищут один важный объект», — поясняет посетитель прачечной. Вместо ответа на вопрос о том, как он стал бездомным, читатель детектива говорит только: «Жизнь тяжелая, зато короткая». А спустя минуту просит «не брать его слова в голову»: «Может, вы, наоборот, хотите пожить, а я расстроил вас — вместо того, чтоб ободрить».

Мужчина в бордовом халате в синюю полоску тщательно сортирует по цветам свои вещи: серые джинсы, черный свитер, белая нательная майка в дырках, салатовая футболка в крупных пятнах. «Дмитрич, ну ты меня удивляешь! Эстет, приколист», — усмехается стоящий рядом мужчина, который достает из сушки свои брюки. «Теплые еще! — указывает на джинсы. — Как мать раньше на батарее с утра подогревала штаны с кофтой — перед тем как мне надеть».

Среди клиентов прачечной в этот день только одна женщина. Люба, ей 41 год, сидит в голубом махровом халате с ярким цветным рисунком и бело-розовых кедах. Она невысокого роста, у нее прямые каштановые волосы до плеч и большой круглый нос, на котором отчетливо видны рыжие веснушки. У Любы есть регистрация в трехкомнатной петербургской квартире, которая когда-то досталась ей в наследство от родителей. В ней живет Любина 18-летняя дочь. Женщина говорит, что сама жить там не может, потому что ее дочери «не нужна такая никчемная мать».

По словам Любы, в 16 лет она поздним вечером гуляла с друзьями, и они решили «ради шутки» что-нибудь украсть в магазине. Поскольку Люба была самой миниатюрной, ей поручили лезть в окно. Любу поймали, ей дали условный срок за попытку ограбления, но она «забывала отмечаться» и поэтому в 18 лет оказалась в колонии. Люба рассказывает, что, когда вышла из тюрьмы, «взялась за голову», познакомилась с хорошим мужчиной, родила дочь. А когда та подросла, Люба начала выпивать, попробовала метадон, заболела туберкулезом и похудела на 35 килограммов. Два с половиной года провела в больнице, перенесла несколько серьезных операций, чудом выздоровела, избавилась от зависимости, но домой вернуться не решилась — «было до слез стыдно смотреть в чистые глаза дочки»; стала жить на улице. «Я стараюсь часто ей не звонить, — говорит Люба. — Не хочу напоминать ей об этом позоре. В 18 лет мечтают совсем о другой матери. Разве я не знаю?»

С тех пор как Любу вылечили и выписали из больницы, она около года, по ее словам, живет на улице, хотя не считает свою жизнь слишком тяжелой. «У меня же есть пенсия по инвалидности восемь тысяч рублей, я с нее иногда даже могу купить себе что-то поесть. Я даже в „Макдоналдс“ могу иногда сходить! — внезапно с радостью рассказывает Люба. — Картошку фри могу позволить!» Ночи женщина проводит в обогреваемых палатках «Ночлежки».

Бывший бездомный 61-летний Евгений Рощин с седыми волосами и бородой работает в прачечной администратором. Он встречает пришедших и записывает их данные в журнал посещений перед стиркой. Рощин неохотно рассказывает, что в прошлом получил некую травму, семья перестала с ним общаться, и он оказался на улице. Зато с гордостью мужчина говорит, что «сыграл бомжа» в сотне эпизодов разных фильмов и сериалов. Он откликается на все подобные предложения продюсеров, которые те вывешивают в группах «ВКонтакте» по подбору актеров — и почти всегда, по словам Рощина, его берут. Помимо бездомных, утверждает Рощин, он играл покойников и священников, у него были даже роли со словами.

«Вы тут бомжи, а мы случайно оказались»

В маленьком трехэтажном здании приюта «Ночлежки» — четыре мужские комнаты, каждая на десять человек, и одна 12-местная женская. В этой небольшой комнате стоят шесть железных двухъярусных кроватей, завешенных голубыми простынями. Увидев чужого человека, женщины сразу извиняются за запах и объясняют, что сегодня кто-то из горожан подарил приюту много минтая — пришлось солить его в тазах.

65-летняя Ирина в приюте с осени 2018 года. Она описывает свой рецепт приготовления рыбы «под томатной шубкой» в микроволновке соседкам по комнате и много улыбается. Полжизни Ирина провела в Ростове-на-Дону в счастливом, как она говорит, браке и воспитывала двоих детей. В 1992-м ее 12-летние близнецы, сын и дочь, выскочили на дорогу — их насмерть сбил автомобиль. Через год у женщины умерли родители, еще через год — сестра. После этого Ирина развелась с мужем и переехала в Петербург. Сняла квартиру, работала кассиром в продуктовом магазине, потом даже стала его владелицей, но попала с воспалением легких в больницу. А когда ее выписали, оказалось, что «бизнес разворовала сотрудница». Денег на съемную квартиру не хватило, здоровье «упало, что буквально не было сил». Ирина надеется найти по объявлению семью, которая позволит ей жить на своей даче — а она будет ее сторожить и готовить еду хозяевам во время их визитов.

Почти всем женщинам в комнате за 50. Самые молодые — 45-летняя женщина с 18-летней дочерью. О том, как стали бездомными, они почти ничего не рассказывают и вообще держатся обособленно. «Якобы вы тут все бомжи, а мы случайно оказались», — ворчит их соседка. По словам соседей по комнате, мать с дочерью — жертвы мошенничества. Приехали в Петербург из другого города, продав там квартиру, а в Петербурге остались без денег и жилья. Некоторое время ночевали на вокзале, потом каждый день их начал «подкармливать» бездомный, который сам по вечерам ходил за едой к «ночному автобусу» «Ночлежки», который развозит продукты по городу.

Ирина рассказывает, что среди соседок случаются ссоры: «Я как-то раз увидела краем глаза, что одна женщина ищет работу с зарплатой 50–80 тысяч, и говорю ей: „Ты бомж, у тебя ребенок, нужно хотя бы какую-то работу найти, чтобы подкопить вам денег и снять себе комнатку“. А она так оскорбилась и говорит: „Я не бомж! Это ты бомж, а у меня просто так сложилось“».

34-летний Сергей попал в приют несколько месяцев назад. Его мать много пила и умерла, когда ему было десять лет. Отец тоже пил. Когда Сергею исполнилось 19, отец написал «кучу долговых расписок, в том числе на квартиру, в которой жили», а сам вскоре пропал без вести — его не нашли до сих пор. Сергей рассказывает, что в детстве им интересовалась только бабушка, работавшая директором художественной школы. «Бабушка говорила, что у меня есть талант художника, но я должен усердно работать, чтобы развить его», — говорит Сергей. За год до исчезновения отца бабушка умерла. К 19-летнему Сергею пришли знакомые отца и потребовали выселиться.

Какое-то время Сергей работал и жил у приятелей. Потом у него украли сумку со всеми документами, и он уехал в Волховский мужской монастырь, где провел 11 лет. Денег там ему никогда не платили, работал он за еду и жилье. По его словам, зная, что ему больше некуда пойти, батюшка нагружал его самыми тяжелыми делами. Сергей, по его словам, ухаживал за скотом и садовым участком с раннего утра до позднего вечера, с поручениями к нему могли прийти и глубокой ночью. Сергей говорит, что много раз пытался побеседовать с батюшкой, «рассказать о том, что на душе», но настоятелю это было совсем не интересно. За все время, что Сергей жил в монастыре, священник ни разу не предложил ему помощь в восстановлении документов.

В монастыре у Сергея началась астма, и батюшка велел ему уезжать в город и лечиться. Без документов Сергея в больницу не принимали. Несколько дней он бродил по городу, а потом попал в «Ночлежку». Сейчас ему помогают восстановить документы, пройти лечение и получить инвалидность.

Женщины на пляже

Каждую пятницу в семь вечера психолог Александра Сандомирская встречается со всеми жительницами приюта. Беседу 8 февраля она традиционно начинает с обращения к каждой из семи находящихся тут бездомных женщин: что хорошего произошло в их жизни за последние два дня?

— Рыбу подарили! — говорит Ирина, которая предварительно для ответа подняла руку.

— Теперь вы, Галина, — просит Сандомирская женщину, которая несколько дней назад поселилась в приюте.

— Я вчера и сегодня спала под крышей, в тепле. Это мои два счастливых события, — Галина сидит в олимпийке и спортивных штанах, широко расставив ноги, шапка надвинута на глаза настолько, что лица почти не видно.

Еще две женщины, отвечая на этот же вопрос, перечисляют свои счастливые события последних дней: «снова стало слышно птиц», «стало позже темнеть», что им «подарили рыбу». «Так, хорошую погоду и рыбу больше не использовать!» — говорит женщинам Сандомирская.

Психолог предлагает женщинам рассказать, что они думают по поводу того, что их соседку сегодня выселили из приюта: она выпила банку джина, а в приюте строго запрещено употребление алкоголя. Женщины сначала молчат, а потом вдруг начинают ссориться, вспоминают старые обиды. Они кричат друг на друга целый час, Сандомирская пытается убедить их беседовать спокойно.

В конце встречи психолог просит «провести визуализацию» и переходит на медленный, тихий голос. Закройте глаза, ощутите опору под собой, выдохните, побудьте в тишине. Представьте пляж, песок под ногами, прислушайтесь к звукам вокруг, почувствуйте температуру воздуха. Отыщите для себя самое комфортное место на пляже и отправляйтесь туда. Осмотрите себя, свой купальник, представьте, сколько вам сейчас лет. Побудьте некоторое время на пляже.

А теперь крепко сожмите кулаки, выдохните и возвращайтесь.

Еще несколько минут женщины медленно, неохотно открывают глаза — и оказываются в приюте.

— Ну, что вы видели? — спрашивает Сандомирская.

— На пляже мне 25, я на Кайраккумском море у себя в Таджикистане, вокруг меня мои близкие, — грустно отвечает Татьяна.

— А мне там 40 лет, жарко, я с семьей в Евпатории. Рядом лиман, воздух такой приятный. На пляж нам шоколадное мороженое приносят, и оно тает, — говорит готовившая рыбу Ирина.

— А мой опыт показал, что визуализация — ерунда, — говорит Галина. — Я вот раньше сидела на улице, говорила с кем-то, а сама представляла, что я нахожусь не там. Ни к чему хорошему не привело.

Сандомирская рассказала «Медузе», что работа с бездомными для нее своего рода вызов, поскольку она жестко ограничена временем их пребывания в приюте. Психолог сотрудничает с «Ночлежкой» с 2015 года и одновременно ведет частную практику. Сандомирская говорит, что, по ее мнению, не существует специфических «проблем бездомных»: «Это ведь не только про отсутствие дома. Бездомным человек всегда становится из-за совокупности внешних и внутренних причин. Это когда так совпадает, что у человека сгорела квартира, украли документы — это внешние [причины], и у него же, к примеру, с детства не развит навык добиваться своих целей. Целеустремленность ведь формируется в детстве и развивается в процессе жизни. У кого-то она может быть неразвита, и это нельзя не брать в расчет».

Все становятся бездомными по закону

Последние пять лет 41-летний Игорь Антонов каждый вечер наполняет продуктами кузов микроавтобуса — и с семи до 11 вечера вместе с волонтерами развозит их по разным концам города, где его ждут бездомные. Еду бесплатно и по очереди готовят в десяти петербургских ресторанах.

Антонов прежде был моряком дальнего плавания; у него жена и трое детей. Он везет суп и чай с печеньем, а сам, сидя за рулем «Ночного автобуса», грызет печенье-соломку с маком. По его словам, он впервые осознал, что «бездомные живут не в параллельном далеком мире, а совсем в его», на втором же рейсе «Ночного автобуса», то есть когда только устроился в «Ночлежку». Среди тех, кто на одной из остановок подошел к нему за миской с супом, оказался его сосед, с которым он когда-то жил в одном доме и общался. Игорь говорит, что позже увидел у одной из волонтеров такое же ошеломленное лицо, когда за супом и чаем к ней подошел ее бывший учитель физики.

Первая остановка — на пустыре около железнодорожной платформы Сортировочная. Там волонтеров уже ждут шестеро, в том числе одна женщина в брюках, пальто и аккуратно повязанном шарфе на голове. Антонов говорит, что она «домашняя», но у нее инвалидность и она очень бедно живет. Женщина берет пластиковую тарелку супа, смущенно отворачивается ото всех и быстро ест. По его словам, за едой ночью к автобусу часто приходят бедные, но аккуратно одетые граждане. У них есть регистрация и жилье, но хронически не хватает денег на еду; эти люди балансируют между улицей и нищей, но домашней жизнью. 

«Игорян, привет! Рад тебя видеть!» — говорит невысокий мужчина лет сорока. Антонов по-дружески расспрашивает его о делах и планах. Алексей говорит, что недавно ездил в Тверь и работал на стройке, которой руководит его брат, заработал 20 тысяч рублей — но «стыдно работать на брата», поэтому он вернулся в Петербург. Еще он рассказывает, что «Ленка оказалась шалавой»: он предлагал ей помочь с жильем — «только живи», — а она ушла к другому, и теперь о ней вообще ничего не слышно давно.

— Может, не шалава, а просто разлюбила тебя? — доброжелательно спрашивает Игорь.

— Да. Может, — спокойно соглашается тот.

На вопрос Антонова о том, где он сейчас обитает, Алексей отвечает, что до недавнего времени жил с пьяницами, у которых есть квартира. Они пустили его взамен на то, что мужчина будет работать и подкармливать их. Алексей говорит, что все-таки «устал их кормить» и ушел на улицу.

К «Ночному автобусу» подходит овчарка, и Антонов вылавливает ей из супа кусочки мяса. «Это Роксана, собака Марины», — говорит он. Роксане примерно десять лет. Марине было около 50, когда она пропала.

По словам Антонова, когда-то Марина работала в социальных службах, сама помогала пенсионерам и бездомным. Лет 15 назад ее муж умер, и его родственники выселили Марину из квартиры. «Квартира была зарегистрирована на супруга. Юридических подробностей я не знаю, но скажу уверенно по своей практике: все становятся бездомными по закону», — говорит Антонов. Через несколько лет бродяжничества Марина подобрала щенка и назвала собаку Роксаной. Они везде ходили вместе. Водитель «Ночного автобуса» вспоминает, что Марина часто сама за день только корку хлеба найдет — и все равно поделится ей с собакой; «Роксана у нее всегда сытая была». А Роксана грела Марину в морозы, защищала от чужих, «они были подружками».

Осенью 2018-го на протяжении месяца Марина с Роксаной не приходили к «Ночному автобусу». Потом Роксана появилась — в ожогах и побитая. А Марины нет до сих пор — «видимо, убили». С тех пор Роксана одна приходит вечером на это место, куда они с хозяйкой раньше всегда приходили за ужином.

На следующей остановке автобус с едой ждут 11 человек. С миской супа в руках к Антонову подходит давняя знакомая Лена — еще одна «домашняя» — и рассказывает, что котята погрызли провода. Кошка Лены восемь месяцев назад родила, раздать котят Лена не сумела, выгнать на улицу не смогла, «живые же, есть хотят». Она говорит Игорю, что кошачий корм подорожал и она совсем не знает, как быть. Игорь обещает ей к следующей встрече привезти пару упаковок и узнать в интернете, где можно купить корм подешевле.

«Танюша, как твои дела? Вчера тебя не видел», — обращается Антонов к 65-летней бездомной женщине в черной каракулевой шубе и шапке. Татьяна молча глядит на Игоря, после чего удаляется под расположенный рядом мост. По словам Антонова, когда-то Татьяна была директором мехового ателье и была очень состоятельной женщиной, а потом вышла на пенсию, муж умер, «что-то разладилось», и она оказалась на улице.

Тут же водителю машет рукой крупная женщина в огромной облезшей коричневой шубе. «Это наша невеста Катюша, — с теплотой объясняет Антонов. — Как выпьет, колотит своего жениха. На следующий день глядишь, а у нее уже новый. Ну, оно и понятно, конечно. Кому ж такое понравится?»

Антонов рассказывает, что вокруг «клиентов „Ночлежки“» часто «кружат члены ОПГ» и волонтеры «лжереабилитационных центров» — всем им нужны бездомные как бесплатная рабочая сила. По словам водителя, некоторым удается сбежать из трудового рабства, но похитители потом выслеживают их в местах, куда волонтеры привозят суп и чай. Из-за этого «Ночлежка» несколько раз экстренно меняла точки раздачи еды.

Перед тем как сесть за руль, Антонов еще несколько минут оглядывается и ждет. Водитель «Ночного автобуса» говорит, что уже давно не появляется его давний знакомый Алексей. Он работал сварщиком, жил с матерью. У матери начались проблемы с ногами, бесплатного лечения она ждать не могла, а помощь требовалась срочная. Алексей в 2012 году продал квартиру, но мать все равно вскоре умерла. С тех пор он живет на улице. Какое-то время Алексей провел в приюте «Ночлежки», потом устроился на малооплачиваемую работу — другой найти не удалось, поскольку нет постоянной регистрации. Работал на стройке, травмировался. В последний раз, когда Игорь видел Алексея, тот сказал ему, что его уволили из-за того, что он начал пить.

Каждый живет в своей касте

Основатель «Ночлежки» Валерий Соколов говорит «Медузе», что к бездомным в последнее время в России относятся лучше, чем в 1990-е годы. Впрочем, сам он «очень неудовлетворен», что никому из тех, кто занимается соответствующей помощью, до сих пор не удалось воплотить его мечту — скупить дешевое жилье и позволить бездомным там жить.

По словам нынешнего директора «Ночлежки» Григория Свердлина (до «Ночлежки» он был ведущим специалистом отдела по работе с юридическими лицами в банке), в стране сейчас 250–300 организаций, поддерживающих бездомных, — но этой помощи «катастрофически мало». Точных данных о том, сколько в России бездомных, нет. В 2017 году в Госдуме лидер «Справедливой России» Сергей Миронов оценил число бездомных в три-пять миллионов человек. Росстат на основании переписи населения 2010-го говорил всего лишь о 64 тысячах бездомных. Оценка Свердлина похожа на ту, что предложена Мироновым: от 1 до 4,5 миллиона человек.

При этом, в отличие от других благотворительных фондов, организации, помогающие бездомным, действуют в условиях слабой общественной поддержки — а иногда даже сталкиваются с жестким противостоянием. «Ночлежка», рассказывает Свердлин, нашла помещение под прачечную и душевую в Москве и планирует арендовать его. Это будет вторая попытка «Ночлежки» начать работу в столице. Первая завершилась провалом.

В октябре 2018 года «Ночлежка» совместно с фондом «Второе дыхание», который собирает у горожан ненужную одежду, уже собиралась открыть в Москве бесплатную «Культурную прачечную» для бездомных — такая появилась в Петербурге в 2016-м. Найти место под прачечную было непросто, потому что для того, чтобы в нее могли приходить бездомные со всего города, в том числе люди в возрасте и с инвалидностью, требовалось помещение неподалеку от центра и на первом этаже; также нужно было, чтобы оно размещалось не в жилом доме — чтобы не раздражать соседей. Спустя полгода подходящая площадка нашлась в Савеловском районе Москвы — раньше там был цех, где когда-то собирали бронированные машины.

Деньги на аренду уже были собраны, а договор подписан — однако, по словам директора московского филиала «Ночлежки» Дарьи Байбаковой, жители Савеловского района отнеслись крайне негативно к инициативе. Открытие прачечной активно обсуждалось в группе Савеловского района во «ВКонтакте». В начале сентября, за два месяца до запуска, сотрудники «Ночлежки» встретились с жителями района, чтобы объяснить, как будет работать прачечная; на сотрудников, по словам Байбаковой, обрушились с криками и угрозами — что подожгут прачечную, будут отлавливать и бить бездомных, если они попробуют туда прийти.

Конфликт вокруг прачечной продолжал разрастаться. «Представители разных слоев общества должны находиться в разных районах, каждый живет в своей касте, — писала московская активистка Кэри Гуггенбергер, живущая в Савеловском районе и участвовавшая в протестах против программы реновации в 2017 году. — Это прекрасный проект, никто не спорит, что не нужно помогать бомжам, но не под нашими окнами».

Во «ВКонтакте» появилась группа «Жители против „Ночлежки“ в Савеловском», в описании которой говорилось: «Бездомным со всего города не нужны будут никакие документы или справки [чтобы пользоваться прачечной]. Они приедут стираться, а потом [останутся] жить в наших дворах!» На Change.org завели петицию против «Культурной прачечной»: «Дело, конечно, хорошее и правильное. Но! Вокруг детские площадки, и нетрудно догадаться, где именно будут проводить свободное от стирки время посетители этого заведения! А ведь помимо неприглядного для детей вида, грязи, запаха, клопов и вшей это еще и опасные инфекции, в числе которых, например, туберкулез!» Петицию подписали более 1800 человек. Местные жители неоднократно устраивали собрания возле прачечной; Байбакова рассказывает «Медузе», что сотрудникам «Ночлежки» лично и в переписке продолжали угрожать.

В октябре директор «Ночлежки» Григорий Свердлин извинился в фейсбуке перед жителями Савеловского района и сообщил, что будет искать для прачечной новое место: «Слишком активное сопротивление, слишком много непонимания и страхов окружают пока тему бездомности. А мы, конечно, зря не поговорили предварительно с жителями Савеловского района. Начать с чистого листа сейчас уже не получится». При этом Свердлин отметил, что в России давно так широко не обсуждалась тема бездомности и помощи бездомным, как во время конфликта в Савеловском районе Москвы.

В ноябре 2018-го организация решила провести в московских кофейнях акцию «Эспресс-помощь» (в Петербурге ее проводят уже 5 лет): часть прибыли с продажи кофе предприниматели перечисляют «Ночлежке» на обустройство зимних пунктов обогрева для бездомных. Поучаствовать в акции вызвался директор только одной кофейни, причем из того же Савеловского района. Местные активисты тем не менее вынудили кофейню отказаться от этих планов — зато сразу же после этого 15 других московских кофеен, узнавших о давлении на коллег, решили провести акцию в своих заведениях.

Свердлин говорит, что новое помещение, найденное «Ночлежкой» под прачечную в другом московском районе (на этот раз проект предполагает еще и обустройство душевой), расположено далеко от жилых домов; при этом указать, где именно планируется открытие, он отказался.

Во второй половине 2019 года «Ночлежка» планирует запустить в Москве еще и консультационную службу, а позже — открыть приют. «Но открыть приют — это уже очень затратно, — объясняет Свердлин. — Было бы странно брать под такой проект помещение в аренду. Мы надеемся получить помещение от правительства Москвы. Даже собрали 82 тысячи подписей за предоставление „Ночлежке“ помещения. Несмотря на четыре отказа от департамента имущественных отношений, не теряем надежду». По словам сотрудников «Ночлежки», отказ им в департаменте объяснили так: «Учитывая достаточное количество городских социальных служб помощи бездомным на территории города Москвы, рассмотрение вопроса предоставления нежилого помещения для размещения проектов „Ночлежки“ нецелесообразно». «По обращению фонда „Ночлежка“ ведется работа. Им предлагалось несколько вариантов помещений, но по разным причинам они не подошли „Ночлежке“. Осенью 2018 года стало понятно, что выделение помещения для „Ночлежки“ нуждается в более серьезной проработке, которую нужно вести с учетом мнения не только фонда, но и местных жителей и других сторон», — сообщил «Медузе» источник в мэрии Москвы, знакомый с ситуацией. Официальный комментарий мэрии до публикации этого материала «Медузе» получить не удалось.

Кипяток и хлорка

Государство в целом к проблеме бездомных относится равнодушно, считает Свердлин. Очень часто сотрудники скорой помощи высаживают бездомных пациентов прямо у входа в петербургскую «Ночлежку». Несколько раз случалось, что петербуржцы находили замерзающего человека на улице — и вызывали ему такси до приюта; к кому еще обратиться в этой ситуации, они просто не знали, а о «Ночлежке» слышали.

Свердлин рассказывает, что мест в приюте постоянно не хватает, при этом отказывать людям, которые обращаются за помощью, всякий раз очень тяжело. Недавно к Свердлину на прием приходил 52-летний Андрей из Гатчины. Он утверждал, что его сын стал «по-черному пить»; Андрей съехал из своей квартиры и снял жилье. Потом его обманул работодатель, не выдав зарплату, его выселила хозяйка съемной квартиры, и он стал бездомным. «Ужас в том, что он совершенно неприспособлен к жизни на улице, третий день бродяжничал и питался только хлебом, который взял из дома, — рассказывал Свердлин. — Мест в приюте не было — зима, и мы могли предложить ему только ночевать в палатке ночного обогрева. Это было по-настоящему тяжело».

По данным Санкт-Петербургского государственного «Центра учета и социального обслуживания граждан Российской Федерации без определенного места жительства», которые они предоставили «Ночлежке», в 2018 году в Петербурге на учете состояли 2919 человек. При этом в том же 2018-м в «Ночлежку» за помощью обратились около 10 тысяч человек.

Чуть больше половины людей, которые живут в приюте «Ночлежки», выезжают из него уже не на улицу — начинают работать и снимать жилье. В прочих случаях «Ночлежка» помогает человеку восстановить документы и добиться получения пенсии — а после этого он идет дальше жить на улицу, но уже располагая хотя бы какими-то средствами.

Несмотря на то что фондов поддержки бездомных в последнее время стало немного больше и, по оценке Свердлина, произошли «кое-какие косметические улучшения», за годы, прошедшие с начала 1990-х, так и не произошло «перелома общественного мнения». До сих пор многие люди уверены, что «бездомный сам виноват в своей бездомности», до сих пор многие непоколебимо убеждены, что бездомные — это пьющие люди лет пятидесяти и старше (тогда как в большинстве случаев алкоголь это не причина, а следствие бездомности).

Игорь Антонов, который водит «Ночной автобус», говорит, что часто слышал от своих подопечных истории о том, как жильцы многоэтажных домов, увидев в своем подъезде отогревающегося бездомного, выходили и обливали его кипятком — или обсыпали место, где он спал, хлоркой, чтобы он больше не вернулся. «Знаю случаи, как люди умирали от ожогов потом в больнице. Есть те, кто ходит потом с ожогами и боится всех людей», — сказал Антонов.

«Некоторое время назад у нас жила 25-летняя Татьяна, — рассказывает Свердлин. — Она оказалась на улице из-за семейного конфликта: отец женился, мачеха выжила ее из дома, а отец не захотел вмешиваться. Полгода девушка жила в „Ночлежке“, а потом устроилась работать парикмахером и съехала из приюта. Вскоре девушка принесла гостинец соцработнице, которая ей помогала, и предложила стричь жильцов приюта. Полтора года после этого она регулярно приходила и делала стрижки жильцам „Ночлежки“. Для них была важна и стрижка, конечно. Но куда важнее — видеть человека, который выбрался из бездомности, говорить с ним».

Хотите помогать «Ночлежке»? Вот их сайт