разбор

Вячеслав Цеповяз ел в колонии крабов и красную икру. Как это возможно? Объясняют бывший заключенный и тюремный юрист

Источник: Meduza

6 ноября в СМИ начали широко обсуждать фотографии, на которых осужденный за массовое убийство в станице Кущевской Вячеслав Цеповяз, отбывающий 20-летний срок в колонии в Амурской области, жарит шашлык и ест крабов и красную икру. Следственный комитет проводит проверку по факту нарушения правил внутреннего распорядка в колонии строгого режима. ФСИН признала подлинность фотографий, но утверждает, что они сделаны в 2015 году и с тех пор «проблема с „VIP“-камерами в колониях была решена». «Медуза» спросила у проведшего в заключении семь лет бывшего менеджера компании ЮКОС Владимира Переверзина и руководителя юридического департамента «Руси сидящей» Алексея Федярова, как работает система снабжения заключенных запрещенными на зоне продуктами и изменилось ли что-то за последние годы.

Владимир Переверзин

бывший менеджер компании ЮКОС, отсидел семь лет и два месяца по обвинению в растрате

Все на зоне зависит от степени самодурства и наглости тюремщиков. Я сидел на трех зонах, там, конечно, такого беспредела [с крабами] не было, но где-то, конечно, и есть. Тайком у нас предоставлялись хорошие условия для каких-нибудь особенных зэков, которые работали комендантами зоны, что-то делали для администрации.

[Сотрудники колонии] как правило, перекладывают свои обязанности на заключенных. Кто-то за дисциплиной следит, кто-то за промзоной. Тюремщики — страшно ленивые и не очень сообразительные. В нашей колонии, допустим, на зэков перекладывалось вообще все; мусора ничего не делали. Этим зэкам предоставлялись какие-то эксклюзивные условия, например отдельное помещение. Люди, которым эти условия тюремщики давали, необязательно плохие.

Да, есть, конечно, карантин в колонии, куда размещают вновь прибывших или провинившихся заключенных. Там эта гадина, понятное дело, их пытает, избивает. И за это живет в отдельной комнатенке там же, в карантине. У нас в колонии в Мелехово [ИК-6 по Владимирской области] у завхоза клуба тоже был отдельный кабинетик, с кроватью. Он за это организовывал театральные постановки, спектакли, привлекал как-то зэков, договаривался с тюремщиками, чтобы давали поощрения заключенным. Неплохой парень, на самом деле. Поборы с зэков тоже организовывал — нужно сделать ремонт клуба или добыть музыкальный инструмент. Связываются с родственниками заключенных, которым нужно поощрение или УДО, те затягивают на зону что нужно — краски, лаки, цемент, могут и деньгами.

Ну и относились к этому парню нормально — это была красная зона. Если ты приезжаешь в черную зону — там уже, если по понятиям, некрасиво участвовать во всех этих воспитательных мероприятиях. Но это все очень условно, блатные понятия настолько блатные, насколько тебе тюремщики позволяют блатовать.

Я вполне допускаю, что так [члены «Цапковских»] там и живут — за деньги прикрутили кого-то из мусоров. Вообще, бессовестные зэки очень хорошо себя чувствуют в колонии — подлые, физически сильные, они там превращаются в помощников администрации, других зэков прессуют, издеваются, пытают, поэтому они очень востребованы.

Как технически устроить [застолье]? Вы договариваетесь с оперативником — это сотрудники колонии, которые непосредственно следят за зэками, — он дает номер своей [банковской] карточки или карточки своих родственников на свободе, твои родственники переводят туда деньги, и дальше ты заказываешь [шашлык и крабов]. Родственники оперативника покупают то, что нужно, передают, я думаю, оперативникам, а те заносят все это на зону.

Сколько это конкретно стоит, сложно сказать. Но не сотни тысяч рублей. Можно отталкиваться от зарплаты сотрудников — оперативник получает тысяч двадцать. Я думаю, родственники собрали эту передачку — крабы, мясо, баул этот — и заплатили оперативнику тысяч двадцать за то, что он там привез передачу, «заплатили за ноги», как говорят.

Думаю, что не в каждой зоне можно так договориться. Когда я сидел на строгом режиме [в Мелехово], там был относительный порядок; какие-то крабы или спиртное — такого не было. Но все зависит от конкретной колонии.

Алексей Федяров

глава юридического департамента фонда «Русь сидящая»

Разово такими вещами [с крабами и шашлыками] практически никто не занимается. Если человек приехал в зону, сумел выстроить отношения с начальником и замом по безопасности и оперативной работе, это будет обычным делом. Не то что ему занесли и вот он радуется этой еде — нет, он так живет. Сегодня, завтра, послезавтра — потому что он изначально построил отношения таким образом, каким-то образом помог зоне. Может, что-то построил или барак отремонтировал.

Если речь идет прямо о серьезном человеке, это происходит, например, так. Говорят: «Вот двухэтажный развалившийся барак, ты должен его отремонтировать». И есть бесплатная рабочая сила — зэки. Человеку дают телефоны доверенных людей, которые обычно есть у каждой зоны. Заключенный созванивается, ему надиктовывают номер карточки [куда перевести деньги], обговариваются товарные позиции — строительные материалы, инструменты, все вплоть до гвоздей. Доверенные люди смотрят цены, называют человеку на зоне стоимость — намного дороже рынка, но выбора все равно нет. Дальше эти доверенные люди с начальством колонии дела решают, никто туда не лезет. Стройматериалов, скажем, на два миллиона, их рыночная стоимость — миллион триста тысяч; ну, значит, семьсот тысяч кому-то ушли.

Тема с крабами и икрой — это только руководство зоны могло создать такие условия человеку. Оперативник может что-то мелкое занести, скажем немножко героина; бутылку водки — уже тяжелее. А мешок пронести или машину завести — это решает только начальник или его зам по БиОР.

У такого человека [который может позволить себе крабов и шашлыки] есть своя какая-то каптерочка. Место где-нибудь в библиотеке, спортзале, банно-прачечном комбинате, швейном цеху, медсанчасти — он там сидит, туда никто не заходит — ни проверяющие, никто. У него там есть все: нормальная кровать, чайник, холодильник, плазма, кресло, стол, компьютер. Все, что нужно человеку, обустраивается в этом отдельном помещении.

ФСИН сказала, что фотография с Цеповязом сделана в 2015 году, а сейчас такого нет. Это смешно. Редкий день, когда мне несколько человек с зоны не напишут в WhatsApp или другой мессенджер. Куча народу из колонии сидят в фейсбуке, во «ВКонтакте», живет в социальных сетях. И дай то бог, они хоть рассказывают, что там происходит!

Конечно же, все это [особые условия для особых людей] есть и сейчас. Без проблем. Вот здесь, под носом, после всех проверок, в изоляторах Москвы, во всех колониях около Москвы — я уже не беру колонии для бывших сотрудников. Понимаете, это такой срез общества. Сидит в колонии 2000 человек. Из них, скажем, 1980 просто сидят, больше тысячи вообще на баланде, ничего у них нет, остальные — получают какие-то передачки, худо-бедно перебиваются. И есть 15–20 человек, которые сидят [как Цеповяз]. Вот у нас есть [на свободе] Рублево-Успенское шоссе — и есть, условно говоря, Бирюлево и Чертаново. А тут на небольшой, отдельно взятой местности, срез социума — есть те, кто жрет икру, есть те, кто подыхает на баланде.