истории

«Мектуб, моя любовь. Песнь первая» Абделлатифа Кешиша: значит, судьба Автор «Жизни Адель» сделал новый фильм, и он еще необычнее

Источник: Meduza

74-й Венецианский кинофестиваль близится к завершению — в субботу, 9 сентября, будут объявлены победители. Одной из последних премьер в Венеции стал показ новой картины Абделлатифа Кешиша под названием «Мектуб, моя любовь. Песнь первая». Автор «Жизни Адель» снял почти трехчасовой фильм о начинающем сценаристе, который приезжает домой на летние каникулы. О новой картине Кешиша рассказывает Антон Долин.

«Мектуб» в переводе с арабского значит «судьба». Или что-то похожее: если бы перевод был точным, Абделлатиф Кешиш, наверное, не стал бы называть свой фильм этим экзотичным для европейца словом. Некоторые образы, мысли и чувства непереводимы. Недаром в середине трехчасовой картины Кешиша ее герои битых минут десять спорят о том, как переводится на арабский фраза «Я тебя люблю». 

Француз тунисского происхождения Кешиш, умудрившийся вставить в заголовок своего нового фильма не только понятие «мектуб», но и английское «my love» и итальянское «canto uno», прекрасно умеет говорить о любви без всяких слов. Лучшее тому доказательство — его предыдущий шедевр «Жизнь Адель», покоривший Канны и весь мир, получив от председателя жюри Стивена Спилберга заслуженную «Золотую пальмовую ветвь». Пожалуй, лучшая картина о любви, снятая в XXI веке, — невзирая на, кажется, неординарный ракурс (фильм о лесбийских отношениях двух девушек, художницы и учительницы), она была понятна и близка людям самых разных культур, национальностей и сексуальных предпочтений. 

Сняв шедевр, трудно подступиться к следующей работе. «Мектуб, моя любовь» был придуман Кешишем давно — режиссера вдохновил роман Франсуа Бегодо «Рана, настоящая» (Бегодо — не просто отличный писатель, а бывший учитель, как многие герои Кешиша; к тому же, фильм Лорана Канте по книге Бегодо «Класс» тоже получал «Золотую пальмовую ветвь»). Но дело не клеилось. В какой-то момент начался затяжной конфликт с продюсерами. Узнав, что отснятый режиссером материал смонтирован в трехчасовой фильм, который тот не собирается сокращать, они пришли в ужас — тем более, что Кешиш ультимативно заявил: он сделал только «Песнь первую», и это начало будущей трилогии. Гигантоманский проект, в котором даже не было известных актеров (за вычетом Хафсии Херзи, прославленной тем же Кешишем в фильме «Кускус и барабулька»), был обречен на коммерческий провал. Да и почему «был»? Обречен до сих пор. Все кончилось тем, что Кешиш, отчаявшись найти деньги на завершение хотя бы первой части цикла, выставил свою «Золотую пальму» на торги. Ее, кстати, до сих пор не купили, деньги же, видимо, нашлись. «Мектуб» готов и показан в Венеции — на фестивале, где Кешиша когда-то открыли и неоднократно награждали впоследствии. 

Фильм начинается с того, что молодой человек едет на велосипеде по улицам родного приморского городка. Титр сообщает, что на дворе август 1994-го, вскоре мы узнаем, что действие разворачивается в Сете, недалеко от Марселя; там же снимался «Кускус и барабулька». Ресторан тунисской кухни с кускусом, между прочим, — одно из главных мест действия в «Мектубе». Узнается и ненавязчивый, мнимо документальный тип съемки, и жарящее прямо в объектив камеры южное солнце, и поразительно естественный натурализм в эротической сцене, которую Кешиш тут же обрушивает на зрителя и героя: тот подъехал к дому подруги детства и подглядывает через жалюзи за тем, как она увлеченно трахается с молодым мужчиной. В нем тихоня Амин (безработный сценарист, переквалифицировавшийся в официанты) вскоре узнает своего кузена, самоуверенного мачо Тони. Офели — так зовут подругу — ждет жениха, но пока тот не торопится домой, проводит время с Тони. С этой информации начинается погружение Амина в маленькие секреты провинциального городка в самый разгар летних каникул. 

Кешишу ничего не стоило удовлетворить и продюсеров, и публику самым простым способом — снять продолжение «Жизни Адель», например. Или еще одну эротическую драму — в конечном счете, умение работать в этом жанре сегодня из числа самых редких, на вес золота. Но откровенная сцена в начале «Мектуба» останется единственной. Ближе к финалу Амин договорится с Офели, что сделает с ней обнаженную фотосессию, но она не успеет до конца фильма дать ему положительный ответ. Вот и повод ждать «Песнь вторую». 

«Мектуб» — фильм потрясающей и бескомпромиссной свободы, которую его персонажи разделяют с авторами. Они презирают жанр и сюжет. Знать не хотят о завязках и кульминациях. Чихать хотели на систему персонажей, в которой якобы должны быть главные и второстепенные. Вместо этого Кешиш и его команда наслаждаются быстротечным моментом прошлого, которое благодаря фильму вновь становится настоящим, во всех смыслах. Минут пятнадцать нам показывают знакомство двух девушек, заезжих студенток из Ниццы, с семьей Амина и Тони; они договариваются поужинать, но будто забывают об этом и отправляются в ближайший бар танцевать и выпивать. Мы вроде бы знаем, с кем должна уйти домой каждая из девушек — но ничего подобного, каждая находит себе нового кавалера, не запланированного придуманным нами сценарием. 

Потом еще двадцать минут на пляже мы любуемся на то, как молодежь (старики неожиданно присоединяются) дурачится на мелководье, бросая друг друга в воду и брызгаясь, как малолетки. Или вдруг они все отправляются на танцы: минут двадцать пять, не меньше, танцуют, танцуют, танцуют, пока зритель не выучит весь плейлист провинциальной дискотеки. Но это ничто перед томительными минутами, в течение которых Амин в одиночестве выжидает, когда овца родит ягненка, Его рождение мы переживаем вместе с ним как немыслимое чудо. 

Когда-то братья ван Эйки создали Гентский алтарь, возможно, величайшее произведение европейской живописи. Поставленный в центр композиции мистический агнец собрал в себе все возможные смыслы ренессансного христианского мышления. Сегодня Абделлатиф Кешиш в своем фильме проводит настоящий магический ритуал, чтобы вернуть барану баранье, очистить его от человеческих умствований и восхититься его — вновь первозданной, новорожденной — чистотой. 

Тем не менее, встревоженные чистотой европейского культурного генофонда ксенофобы могут не опасаться нашествия варваров, подобных Кешишу. Если кто-то сегодня хранит код классической французской культуры, то именно он. Недаром в предыдущих картинах режиссера было столько тонких и неожиданных цитат из Мариво и Вольтера. В любовной путанице Амина, Тони и окружающих их девушек легко найти ту же «Игру любви и случая» Мариво. Хотя к «Мектубу» напрашивается другая культурная параллель: Марсель Пруст и его монументальный цикл «В поисках утраченного времени». 

Меланхоличный Амин, будто двойник витального Тони, с первой сцены фильма только наблюдает, но почти ни в чем не участвует: то ли стесняется, то ли чурается развязных девиц, то ли не уверен в своих чувствах по отношению к ним. В этом он как две капли воды похож на мнительного и чувствительного Марселя, издалека наблюдающего за стайкой «девушек в цвету». Только там, где у Пруста были Альбертина, Андре, Розмонда и Жизель, у Кешиша — Офели, Селин, Шарлотт и Камелия. Также есть русская Анастасия, на экране не показанная, и еще одна русская девушка, показанная, но безымянная. 

В остальном все то же самое: молодой человек впитывает окружающий мир в надежде создать когда-нибудь свой собственный. Оба произведения, книга Пруста и фильм Кешиша, — о чуде рождения творчества. Только саундтрек за сто лет поменялся: теперь за кадром звучит не соната Вентейля, а дискотечные хиты 1990-х. Впрочем, вперемежку с Supertramp и венской классикой. Фильмы Кешиша неизменно музыкальны и ритмичны, но сам подбор музыки в них нарочито эклектичен и интуитивен. С другой стороны, преувеличивать спонтанность «Мектуба» тоже не стоит. Тщательнейшая хореография и драматургия картины спланированы до мелких подробностей. В процессе импровизации такое кино не рождается. 

Говорить или писать об этом фильме взахлеб можно довольно долго, однако никакими словами невозможно передать его самобытную жизнь, настроение, дыхание. Вот провинциальные девицы загоняют коз в стойло, а потом идут трясти задницами в ночной клуб, — а ты не можешь оторваться ни от одного, ни от другого зрелища. Почему? Черт его знает. Видимо, судьба. Мектуб.