истории

Спасенные наполовину Как живет Крымск через пять лет после наводнения. Репортаж Ильи Жегулева

Источник: Meduza

В ночь с 6 на 7 июля 2012 года после проливных дождей горная река Адагум в Краснодарском крае вышла из берегов и затопила небольшой город Крымск. Погибли более 150 человек; пострадали десятки тысяч; десятки и сотни зданий были разрушены стихией. Восстановление города взял под личный контроль недавно избранный (в третий раз) президент Владимир Путин, а на ликвидацию последствий наводнения направили несколько миллиардов рублей. Спецкор «Медузы» Илья Жегулев отправился в Крымск, чтобы выяснить, как изменился город через пять лет после катастрофы — и на что потратили вложенные в его реконструкцию деньги.

На въезде в Крымск — длинный мост через маленькую речушку Адагум, больше напоминающую ручей. В ней под палящим солнцем копается палкой ребенок — как будто удит рыбу. Пять лет назад, когда в город пришло наводнение, ручей превратился в поток, полностью накрывший собой мост. «Мой приятель ехал по мосту, а потом понял, что машина уже не едет, а плывет, — вспоминает Андрей Шепелев. — С трудом выбрался и поплыл, чудом добрался до одного из домов и вылез на крышу».

Сейчас на мосту все тихо — только висит памятная табличка с крестом. Правда, линии, на которую поднялась вода в ночь на 7 июля 2012 года, на ней нет — только словами указано, что высота составила девять метров: если бы табличку повесили на этот уровень, ее бы просто никто не смог прочитать.

Пять лет назад наводнение едва не уничтожило город целиком. После того как в регионе за сутки выпала пятимесячная норма осадков, Адагум нес в город воду объемом полторы тысячи кубометров в секунду. Затоплены были почти пять тысяч домов, из которых больше тысячи признали не подлежащими восстановлению. Вода заливала целые улицы. Погибли не менее 156 человек; пострадавшими признаны около 60 тысяч — а на помощь Крымску пришла вся страна. Недавно избранный на третий президентский срок Владимир Путин объявил, что берет ситуацию под личный контроль, он дважды приезжал на место катастрофы; в городе работали МЧС и силовые службы, не говоря о районных и краевых властях. Параллельно события в Крымске привели к большому подъему волонтерского движения: из Москвы и других городов на юг каждый день отправлялись фуры с вещами для пострадавших; в Крымск съехались больше трех тысяч волонтеров, которые помогали жителям восстанавливать дома, раздавали еду и гуманитарную помощь. Среди них даже сложилось два идеологических лагеря — «селигерский», который координировали прокремлевские активисты, и второй, где собирались те, кто еще за несколько месяцев до того выходил на уличные акции протеста против фальсификации выборов. По официальным данным, в Крымске в какой-то момент находились десять тысяч спасателей — на город, в котором жили чуть меньше 60 тысяч человек.

На преодоление последствий наводнения направили 20 миллиардов рублей — это примерно десять годовых бюджетов всего Крымского района; около 350 тысяч рублей на каждого жителя города. Деньги выделялись срочно — с Крымском, в частности, пришлось поделиться инновационному центру «Сколково», у которого из-за наводнения сократили финансирование на пять миллиардов.

Тем не менее пять лет спустя город по-прежнему не защищен от возможного катаклизма. Михаил Туркатов, человек, до конца 2016 года отвечавший за проект по укреплению берегов Адагума, разводит руками и констатирует: «То, что речка натворит еще бед, — это однозначно».

Новая Надежда

Крымск — небольшой город, почти наполовину состоящий из частного сектора: улочек, на которых раньше теснились почти деревенские домики. Теперь улицы, попавшие под основной удар наводнения — Ленина, Советская и другие, — прорежены катастрофой. То тут то там вместо дома — пустой заросший участок, огороженный гофрированным забором или сеткой-рабицей. Соседи знают: когда-то здесь стояли дома; во многих из них погибли люди — не смогли выбраться, когда вода заблокировала двери и окна. 

Те, кто смог, восстановили свои дома на прежнем месте; другие перебрались на окраину, куда от Советской — буквально десять минут на машине. Там возвышаются два новых микрорайона — Надежда и Озерки. Первый состоит из десятиэтажных бежевых домов, которые плохо вяжутся с остальным обликом Крымска. Озерки исходно вовсе не для пострадавших, а для военных (Крымск — стратегически важный город, здесь расположены несколько частей противовоздушной обороны и даже есть свой аэродром). Уже после наводнения планы Минобороны пришлось скорректировать.

В Надежду переехал со своей семьей и Андрей Шепелев. Сам мужчина, работающий машинистом, в день, когда в его дом пришла река, был в рейсе — а его жена чуть не погибла. Поначалу Шепелевы жили у родственников, а уже через четыре месяца, 10 ноября 2012 года, им дали новую квартиру в только что построенном доме. Под надзором Москвы жилье для пострадавших возводили в рекордные сроки — всего за несколько месяцев были готовы не только сами здания, но и квартиры с простым ремонтом. Как рассказывает Геннадий Орехов, владелец строительной компании, работавшей на одной из новых крымских высоток, все площадки были под постоянным видеонаблюдением. «На закладку фундамента дней семь дали, это ужас какой-то, — вспоминает предприниматель. — День и ночь строили. У премьер-министра на столе стоял экран, куда выводились видео со строек. Напротив [площадки] — Следственный комитет, и съемка велась день и ночь. Тут не до денег и не до жиру».

В Надежде пострадавшим целиком отдали четыре дома из десяти. По словам жены Шепелева Евгении, работающей в управляющей компании микрорайона, спешка при строительстве на качестве недвижимости не сказалась, а вероятность повторения событий 2012 года минимальна: район с новостройками находится на возвышенности, сами дома тоже высокие. Впрочем, когда в Крымске начинают идти дожди, Шепелева все равно не может спать и часами стоит у окна. В ночь наводнения она проснулась, когда выйти из ее дома на улице Луначарского было уже невозможно — двери просто не открывались. «Непонятно откуда появился какой-то КамАЗ, двое ребят выломали окно и вытащили нас [с соседями]», — вспоминает Шепелева. Через 20 минут улицу накрыло второй волной, и дом ушел под воду полностью. Тела тех, кто не успел выбраться до того, наутро обнаружили в домах спасатели.

У Людмилы Стариковой с улицы Адагумской в ту ночь вода унесла все имущество — в том числе и тонометр, глюкометр и ингалятор мужа. «Когда мы пришли к ней, она постоянно плакала и говорила, что не хочет жить», — рассказывала Наталья Киселева, волонтер из Москвы, которая помогла пенсионерам купить необходимые медицинские препараты. Стариковы в итоге никуда не переехали — они и сейчас живут в той квартире на первом этаже, которую в 2012-м затопило под потолок. 300 тысяч рублей компенсации за утраченное имущество они получить не смогли — по закону ее давали только один раз на собственника, при этом и квартира пенсионеров, и дом их дочери были оформлены на мать ее мужа, которая умерла незадолго до стихийного бедствия.

Отправив мужа лечиться в Новосибирск, Старикова осталась одна в разрушенной от потопа квартире в полной растерянности. Она пыталась получить компенсацию через суд, но проиграла. «Ко мне в суде подходил человек и говорил: давай разделим напополам сумму, и все выплатят, — рассказывает Старикова. — Но первую половину он просил сразу. А где я буду ему искать 150 тысяч? Отказалась. А все, кто согласился, получили компенсацию». Квартиру она в итоге отремонтировала одной из последних среди соседей — рабочие из соседнего подъезда пожалели женщину и согласились помочь. Когда Старикова вспоминает те дни, она начинает плакать.

Город как зона затопления

Общая сумма компенсаций, которые власти выплатили пострадавшим от наводнения, составила почти пять с половиной миллиардов рублей. Пока люди жили у родственников или во временных лагерях, им выдавали по 10 тысяч — на первые дни; от 200 до 400 тысяч — за причиненный в результате вред здоровью; по два миллиона — за погибших родственников. Те, кто из-за стихии потерял дома, получили либо новое жилье, либо сертификаты, которые можно было использовать для покупки недвижимости; тем, кому хватало капитального ремонта, оплачивали его из расчета пять тысяч рублей за квадратный метр.

Так или иначе, устроиться смогли все равно не все. Артур Авакян встречает корреспондента «Медузы» в своем доме, признанном непригодным для жилья. Седой глава семьи, раздетый по пояс, сразу сажает гостя за стол, накрытый липкой клеенкой, и рассказывает свою историю. Когда его дом затопило, Авакян решил построить новый. Для этого сначала надо было обналичить сертификаты, которые нельзя было сразу перевести в реальные деньги, — поэтому Авакян купил на сертификаты квартиру и сразу продал ее (причем, по его словам, тем же собственникам). В итоге у него оказалось два с половиной миллиона рублей живых денег, на которые он начал строить дом на своем старом участке. 

Строительство, однако, не понравилось соседям — здание загораживало им вид, и они пожаловались на Авакяна в городскую администрацию. «Сначала ко мне подошла соседка и сказала: ты бы [дом] поближе поставил ко мне, я бы еще три стенки построила, жили бы вместе», — вспоминает мужчина, который тогда не придал этим словам значения, приняв их за шутку. Через несколько дней соседка снова встретилась с Авакяном. «Она говорит: „Слушай, меня жаба давит, что ты здесь строишь“. После этого беды и начались».

Любое строительство в зоне затопления формально запрещено до укрепления береговой зоны. Тем не менее, по словам Авакяна, жители Крымска возводят новые дома, несмотря на предписание, и даже продают недвижимость (и правда — в зоне затопления в городе регулярно встречаются новенькие коттеджи с надписью «продается»). «Де-юре зоной затопления считается весь Крымск», — добавляет главный редактор местной независимой радиостанции «Электрон» Юрий Тамразов.

Авакян действовал так же, как все. «После наводнения меня познакомили с человеком, он помог на законных основаниях приватизировать землю, — вспоминает мужчина. — Потом для строительства дома прошли по всем инстанциям, сделали градостроительный план, подписали договоры с горгазом, электросетями, канализацией. Единственное, чего на тот момент не было, — разрешения на строительство. В администрации говорили: „Вы идите стройтесь, а мы вам потом поможем его оформить“».

18 ноября 2016 года, когда дом был уже построен, а Авакян с семьей собирались в него въехать, здание снесли — на основании все того же запрета на строительство в зоне затопления. «Три миллиона я вбухал в этот дом», — качает головой Авакян, показывая на груду битых кирпичей. Его семья со дня на день ждет выселения из старого дома, разрушенного наводнением; куда — Авакян не знает.

Половинчатая стройка

Сразу после наводнения жителям Крымска пообещали многое: например, губернатор края заявил, что в городе появятся новые школы, детские сады, ледовый дворец и крытый плавательный бассейн. Запрет на строительство в зоне затопления, по идее, тоже должен был быть временным — только до тех пор, пока город не защитят от новых стихийных бедствий (поначалу это обещали делать чуть ли не за три месяца). 

Сначала реку собирались очистить от больших камней и деревьев, а также углубить ее русло; затем — укрепить берега высокими бетонными лотками, которые будут сдерживать реку от разлива. Это была не первая попытка разобраться с Адагумом — еще в 2009 году компания «Юг-гидрострой» должна была поставить грунт для укрепления русла. Однако, как следует из заведенного позже уголовного дела, компания просто подделала документы, похитив выделенные ей шесть миллионов рублей и не доставив грунт (в 2015-м Крымский районный суд прекратил уголовное дело за истечением срока давности). 

После наводнения эта работа все же была выполнена — но начались сложности с укреплением берега. Заказчиком проекта было управление по эксплуатации и капитальному строительству гидротехнических сооружений Краснодарского края, которое выбрало генподрядчика — «Тоннельдорстрой». В этой компании работали больше пяти тысяч человек; ей даже достались несколько крупных олимпийских строек, включая пять тоннелей и две транспортные развязки для дублера Курортного проспекта в Сочи. Впрочем, сочинские заказы в итоге привели к банкротству всех компаний, возводивших дороги к Олимпиаде, — в том числе и «Тоннельдорстроя». Компания сначала перешла из одних рук в другие, а в апреле 2014 года по заявлению ОАО «Сочиводоканал» была начата процедура банкротства.

К строительству береговых укреплений в Крымске «Тоннельдорстрой» приступил летом 2014-го, получив контракт в 1,7 миллиарда рублей. Компанию он не спас — уже осенью того же года компания была окончательно признана банкротом (в общей сложности «Тоннельдорстрой» задолжал кредиторам 3,7 миллиарда рублей; значительную часть этой суммы — из-за сорванных сроков строительства). «Они проработали ровно месяц, а дальше всем уже начал рулить их главный субподрядчик „Краснодаравтодорсервис“», — вспоминает владелец одной из субподрядных компаний Геннадий Орехов. По документам «Краснодаравтодорсервис» принадлежит двум бизнесменам, которые никогда не вели никакой публичной активности, но сразу несколько источников, имевших отношение к крымским стройкам, рассказали «Медузе», что ее конечный бенефициар — депутат Краснодарского заксобрания Роман Баталов, зять бывшего губернатора Краснодарского края, а ныне министра сельского хозяйства Александра Ткачева. (Связаться с Баталовым «Медузе» не удалось.)

Стройку должны были завершить к лету 2015 года; к тому времени укрепления не были сооружены даже наполовину. Руководитель проекта от «Тоннельдорстроя» Михаил Туркатов даже опубликовал в местной газете «Электрон» письмо, в котором попытался объяснить затягивание сроков. В нем он ссылался на проблемы с правами на земельные участки, по которым должны были пройти железобетонные укрепления: за неимением законных процедур для их изъятия генподрядчику предложили «договориться» с владельцами земли, которые «договариваться» не захотели. Были и другие проблемы: по словам подрядчиков, фирма, выигравшая конкурс на то, чтобы переложить коммуникации, вынеся их из зоны строительства, просто отказалась работать по контракту. «Они посмотрели, оценили масштаб бедствия и решили не участвовать», — объясняет Туркатов, добавляя, что за последние три года ситуация с коммуникациями так и не сдвинулась с мертвой точки, а без их ликвидации строители работать не могут.

Вдобавок ко всему оказалось, что составленный наспех после наводнения проект береговых укреплений не учитывал ряд важных особенностей реки — что привело к увеличению сметы почти вдвое. Есть претензии и у субподрядчиков к Туркатову — по словам Орехова, «Краснодаравтодорсервис» давал материалы для работ по почти вдвое завышенным ценам. «Они приехали нахапать по образцу Сочи, — возмущается Орехов. — Но куда вы лезете воровать? Тут смета ни к черту и воровать можно, только забирая деньги у субподрядчиков».

Проблемы достигли таких масштабов, что даже удостоились отдельного упоминания главы Счетной палаты Татьяны Голиковой: в декабре 2016 года она особенно отметила, что именно проверка объектов в Крымске возмутила ее больше всего. «Деньги на новое строительство водохозяйственных объектов государством были выделены, объектов — нет», — сердилась Голикова. Ревизия ведомства выявила, что из выделенных на проект 1,7 миллиарда рублей миллиард ушел «Тоннельдорстрою» уже после признания компании банкротом, а еще 540 миллионов выплатили за работы, которые так и не были выполнены.

По итогам проверки завели уголовное дело — и теперь, на время проведения следственной проверки, все работы по предотвращению следующего наводнения и вовсе приостановлены. Туркатов утверждает, что он получил от государства половину обещанных денег — и выполнил половину работ. По его словам, сейчас составлена новая смета проекта, которая должна будет пройти новую экспертизу, — по ее итогам объявят новый конкурс. «Деньги не были освоены вовремя, а сейчас их в бюджете уже просто не будет», — утверждает Туркатов. По его оценкам, до конца 2010-х береговые укрепления в Крымске так и не построят.

Те же и «Витязь»

Недавно в Крымске назначили нового главу района — Сергея Леся. Отвечать на вопросы корреспондента «Медузы» чиновник отказался — возможно, потому, что находится на опасной должности. Оба его предшественника попали под уголовное преследование.

В 2013 году глава Крымского района Василий Крутько получил шесть лет колонии-поселения за халатность (к тюремным срокам также были приговорены бывший глава Крымска и еще два чиновника; одна из них — условно). По версии следствия, они сфальсифицировали документ об объявлении режима чрезвычайной ситуации в городе — на самом деле его напечатали утром 7 июля, когда люди уже погибли, а город был разрушен. Следующим районным главой стал Анатолий Разумеев — но и его посадили под домашний арест по той же статье, хотя и за меньшие прегрешения: чиновнику вменяют незаконную продажу участка земли и тот факт, что он покупал себе еду и товары под видом представительских расходов на 32 тысячи рублей в месяц.

В городе, впрочем, считают, что проблема Разумеева была в другом: он слишком любил футбол и тратил огромные бюджетные средства на местную команду «Витязь». «Прокурор объяснял Разумееву: если деньги отдадите не клубу, а закроете задолженность — у вас у района не будет долга», — рассказывает главный редактор газеты «Электрон» Лариса Сафронова. «Если не будет спорта, будем как на Украине — пить под заборами», — парировал Разумеев. Начальником «Витязя» до недавнего времени работал его родной брат Сергей.

Ни ледового дворца, ни бассейна в Крымске так и не построили. Главным символом событий 2012 года стал памятник с именами погибших, который поставили в городском центральном сквере. Хотя и его оценили не все: Екатерина Носкова, потерявшая в наводнении двух дочерей и внука, говорит, что сквер, как и городская администрация, находится на холме и «там, наверху, никто не погибал».

Носкова — одна из самых активных представительниц пострадавших, которая участвовала в многочисленных судах с государством, собирала подписи за перенос памятника — но так ничего и не добилась. Сейчас вспоминать об этом она уже не хочет. Как и до наводнения, она каждый день ходит работать в палатку на рынке — и говорит, что за то время, что прошло после катастрофы, ни ее жизнь, ни жизнь города лучше не стали.

К новым катаклизмам, если они случатся, готов разве что самый большой в крае после краснодарского морг, отстроенный после наводнения в начале 2000-х. Впрочем, в июле 2012-го не помог и он. Тела погибших там просто не помещались — их хранили в холодильниках для мяса.