истории

Долгая дорога к Илону Маску Как оппозиционер из Томска сбежал от ФСБ к губернатору Саакашвили, а потом провел восемь месяцев в американской тюрьме

Источник: Meduza

Несмотря на антииммиграционную риторику нового президента США Дональда Трампа, Америка продолжает принимать людей, желающих жить в самой богатой стране мира, — в частности, предоставляя им политическое убежище. Есть среди таких беженцев и россияне. Специально для «Медузы» Диана Манучарян рассказывает историю одного из них — бывшего томского оппозиционного активиста Александра Климанова, который до переезда за океан успел поработать в Одессе на администрацию Михаила Саакашвили, попал в Штаты транзитом через Мексику и провел больше восьми месяцев в американской депортационной тюрьме.

Они часами стояли в очереди под открытым небом: молодые китайцы, еще накануне распивавшие текилу на пляже в Канкуне; «дальние мигранты» из Африки и Южной Азии в одежде, давно превратившейся в лохмотья; латиноамериканцы с огромными баулами — и бывший член партии «Союз правых сил» Александр Климанов.

Мимо них шли американские туристы и трудовые мигранты с разрешениями на работу, для которых был организован зеленый коридор, позволяющий оформить документы и пройти таможню быстро и без проволочек. Остальным приходилось долго брести до порога погранслужбы через змейку из ограждений. Когда очередь наконец дошла до россиянина, он на ломаном английском обратился к пограничному офицеру: «Iʼm a Russian oppositionist. I need political asylum» («Я русский оппозиционер. Мне нужно политическое убежище»).

Его данные пробили по базе — выяснилось, что ни в списке депортированных, ни среди тех, кто находится в розыске, Климанов не числится. Тогда его попросили присесть на землю и подождать — у порога пограничного пункта формировалась очередная небольшая группа людей, рассчитывающих на получение убежища в США; дальше их должны были допросить, чтобы удостовериться, что они не зря опасаются преследования на родине.

Как вспоминает Климанов, пока он ждал развития событий, он наслушался самых разных историй, которые беженцы и те, кто хотел ими стать, рассказывали американским пограничникам. Больше всего здесь было людей из Латинской Америки, Африки и Юго-Восточной Азии; обычно, по словам россиянина, они говорили, что их преследуют из-за национальности или социального статуса (например, за то, что они принадлежат к какой-то этнической группе или сексуальному меньшинству). На преследования из-за взглядов жаловались только трое — мужчина из Бангладеш, член оппозиционной правительству националистической партии; мексиканский школьный учитель-видеоблогер, постоянно говоривший о масонском заговоре, и сам 31-летний россиянин Климанов, который ради того, чтобы сдаться американским пограничникам, в декабре 2015 года пересек десять часовых поясов. 

Позади у него была организация митингов против фальсификации выборов в Сибири и работа на администрацию губернатора Одессы Михаила Саакашвили; впереди — восемь месяцев американской тюрьмы.

Из единороссов в либералы

Климанова с раннего детства постоянно бросало из одного места в другое — его отец служил в армии, и уже через два месяца после того, как Климанов родился в западноукраинских Бродах, семью отправили в поселок на Кольском полуострове, а еще через несколько лет — в деревню в Томской области. Школу Климанов оканчивал уже в Туапсе, а поступать поехал на нефтегазовый факультет Томского политехнического университета.

В университетском общежитии, вспоминает Климанов, арендовал помещение студенческий социально-образовательный клуб «Новая цивилизация», где собирали активную молодежь. Там первокурсник из Туапсе познакомился с ровесниками, интересовавшимися политикой, и вскоре начал помогать им, получая за это легкие деньги. Когда проректор университета Петр Чубик в 2001 году решил баллотироваться в депутаты областного парламента, Климанов раздавал на улице календарики с портретом кандидата; потом работал агитатором и участвовал в пикетах за «Единую Россию». Как Климанов признается сейчас, его тогда мало волновала политическая платформа заказчика и вообще вопросы идеологии — политика воспринималась исключительно как средство заработка.

Работать у Климанова получалось. В 2005 году ему предложили уже самостоятельно организовать команду из 40 человек, которая должна была проводить пикеты к муниципальным выборам в Томске для Народно-патриотической партии России (НППР). «Партия была абсолютно фейковая, предназначенная для оттягивания голосов у КПРФ, — вспоминает Климанов. — Но тогда я ничего этого не знал, просто делал свою работу. Сидел на полу на кухне, компьютер стоял на табурете — в комнате шел ремонт, в который я заработанные деньги и вложил». (В 2007 году Верховный суд ликвидировал НППР, признав, что она не соответствует требованиям закона «О политических партиях».)

Вскоре знакомый политтехнолог предложил Климанову вступить в «Союз правых сил» и работать в партии на постоянной основе. «Сначала у меня был скепсис. [Лидеры СПС Анатолий] Чубайс, [Ирина] Хакамада, [Борис] Немцов — враги России; такие типичные клише, — вспоминает активист (в середине 2000-х партию уже возглавлял Никита Белых — прим. „Медузы“). — Но я продолжал ходить на собрания, общаться с ними, тусоваться в партийном штабе. И втянулся, понял, как на самом деле обстоят дела в стране. За год стал абсолютным либералом, а деньги уже во главе угла не стояли».

Карьера молодого политика быстро пошла вверх — в 2006 году Климанов уже был председателем одного из районных подразделений Томского регионального отделения СПС. В этом качестве он, в частности, организовывал в городе митинг протеста против фальсификации выборов в региональные парламенты. Когда «Союз правых сил» самораспустился ради создания коалиционной либеральной партии «Правое дело», он продолжил работать в ней. «Снова привлекал молодых и активных, снова выборы и драйв, — вспоминает Климанов томскую муниципальную кампанию 2010 года. — Денег в партии не было ни на агитацию, ни на зарплату; работали с раннего утра и до полуночи на энтузиазме и печеньках. Некоторые из моих друзей сидели в штабах „Единой России“, тратя бюджетные деньги и крутя пальцем у виска, глядя на то, чем я занимаюсь. Звали, конечно, по старой дружбе. Но я уже был другой».

Перед думскими выборами 2011 года в «Правом деле» случился раскол, в результате которого партию покинул ее лидер Михаил Прохоров, обвинивший замглавы администрации президента Владислава Суркова в попытке влиять на деятельность партии. Климанов тоже оставался в партии недолго — он вышел из ее рядов после того, как «Правое дело» поддержало кандидатуру Владимира Путина на президентских выборах. Климанов продолжал придерживаться оппозиционных взглядов и зимой 2012 года участвовал в новом витке протестов против фальсификации выборов — политик был одним из организаторов митинга, прошедшего в Томске 4 февраля.

«Есть русская пословица: „Не лезь на рожон“. Со стороны казалось, что он не только лезет, но и ищет этот рожон, — рассказывает Елена Сидоренко, работавшая в Томске координатором ассоциации „Голос“ и наблюдавшая за деятельностью Климанова-политика. — Я это считала юношеским максимализмом, но, возможно, это просто обостренное чувство справедливости, которое проявлялось у него во всем. Очень свободолюбивый и независимый, с нестандартным мышлением. Помните песню „Гренада“? Вот он мне напоминает тех, кто все бросает и забывает самого себя».

Впрочем, после мая 2012 года, когда в Томске прошли очередные протестные акции, Климанов в политике несколько разочаровался. «Я перестал играть с ними в парламентаризм и делать вид, что мы можем победить их на выборах или добиться чего-то митингами, — вспоминает мужчина. — [Процесс против] Pussy Riot и „Болотное дело“ показали, что все это бесполезно, что нужно менять тактику». Размышляя о новой тактике, он зарабатывал чем придется: был охранником, проектным менеджером в одном из местных изданий, педагогом-воспитателем в детском лагере, помогал той же ассоциации «Голос» с обучением наблюдателей. «Даже сети рыболовные дома вязал, — рассказывает Климанов. — Чего только не было. Но в основном много писал. Когда страна сошла с ума на теме Майдана и Крыма весной 2014 года, меня как кипятком обдали. Я думал, что впереди Оруэлл и 1937 год».

Публиковался Климанов в основном на своей странице во «ВКонтакте» — как признает он сам, в том числе «писал о необходимости революции и насильственном свержении власти; о том, что правовой путь и митинги себя исчерпали, и если мы хотим победы как на Майдане, то нужно и действовать как на Майдане». По словам политика, это его и «погубило».

Бегство в Одессу

В мае 2015 года, как утверждает Климанов, несколько коллег по оппозиции сообщили ему, что ФСБ установила за ним слежку и собирается возбудить против него сразу два уголовных дела — за призывы к осуществлению экстремистской деятельности и за разжигание розни (280-я и 282-я статьи УК соответственно).

В серьезность этих заявлений верят не все. Бывший координатор проекта «Гражданин наблюдатель» по Томску Сергей Мальцев, лично знающий Климанова, сомневается, что ему могла угрожать реальная опасность. «Понимаете, до недавнего времени Томск был таким политзаповедником, — поясняет Мальцев. — У нас, например, согласовали [антикоррупционные] акции и 26 марта, и 12 июня [2017 года]. И никого не винтили массово. На мой — подчеркиваю, на мой — взгляд, эмиграция [Климанова] больше связана не с давлением на него здесь, а с поиском лучшего места для жизни. Надеюсь, он его обрел».

Сам Климанов считает, что перспектива оказаться под следствием была абсолютно реальной: в частности, потому, что незадолго до того по тем же статьям осудили его знакомого, томского видеоблогера Вадима Тюменцева, который в своих роликах рассказывал о местной коррупции и плохо отзывался о беженцах из Луганска и Донецка (в возбуждении ненависти к ним Тюменцева и обвинили). Тюменцев получил пять лет тюрьмы.

Климанов рассказывает, что знакомые киевляне к тому времени все чаще «приглашали в Украину». Одним из них был боец украинского добровольческого полка «Днепр-1», который в разговоре с «Медузой» представился как Аларм (свое имя он называть отказался, сославшись на то, что «не хочет создавать лишних проблем родным»). По словам Аларма, познакомились они с Климановым во «ВКонтакте» задолго до конфликта между Россией и Украиной «благодаря общему хобби — историческому фехтованию», но вскоре начали обсуждать и политику. «В какой-то момент Саша сказал, что готов помочь нам, я сказал: „Приезжай“, — рассказывает Аларм. — Собственно, благодаря Саше образ жителей РФ как поголовных врагов навсегда пошатнулся».

15 мая 2015 года Климанов приземлился в киевском аэропорту Борисполь. Аларм оформил для него рабочее приглашение, которое позволило бы ему устроиться на работу менеджером в одну из киевских компаний (о военной «помощи», которую Климанов хотел оказать соседям изначально, речи к тому моменту уже не шло — добровольческие батальоны украинской армии легализовались, иностранному гражданину попасть в них было практически невозможно). С жильем помогли волонтеры из украинской благотворительной организации «Пластир», основная деятельность которой направлена на поддержку украинской армии.

Менеджерской работой Климанов в итоге заниматься не стал. Оппозиционер очень интересовался постреволюционной украинской политикой — и особенно обрадовался, когда через две недели после его переезда в Киев бывший президент Грузии Михаил Саакашвили был назначен главой Одесской области. «Я смотрел онлайн его пресс-конференцию и уже на двадцатой минуте понял, что хочу работать в его реформаторской команде, — рассказывает Климанов. — Я ведь оказался в Украине именно потому, что все еще верил в перемены. Так что я практически сразу собрал вещи и переехал в Одессу».

Новая команда нуждалась в помощи волонтеров, и Климанову быстро нашли работу: сначала — в отделе обращений граждан, потом — в «Антикоррупционном офисе», созданном при администрации Саакашвили независимом органе для проведения антикоррупционных расследований в регионе.

«Он искренне пытался везде помочь. Оставил впечатление разносторонне развитого, общительного и позитивного человека», — говорит коллега Климанова по «Антикоррупционному офису» Аркадий Топов. Другой волонтер организации, местный журналист Антон Терехов, добавляет: «Саша довольно плохо разбирался в местной специфике. И нельзя сказать, что он успел кого-то удивить своими результатами: обычная нудная работа, сбор фактов, анализ полученной информации. Он был скорее экзотическим членом команды, чем суперэффективным».

По словам одесских коллег Климанова, если поначалу россиянин максимально романтически воспринимал происходящие на Украине события, то после местных выборов осенью 2015 года, во время которых он помогал избирательному штабу советника Саакашвили Александра Боровика, баллотировавшегося в мэры Одессы, его оптимизм резко снизился. «Когда в Харькове избрали Кернеса, а в Одессе — Труханова, стало ясно, что до реформ еще очень и очень далеко, все возвращается на круги своя, — подтверждает Климанов. — Я понял, что Саакашвили на посту продержится недолго».

«Его ожидания были существенно завышены, — поясняет Терехов. — В России у него не было возможности в полной мере заниматься политикой, а здесь он ожидал увидеть широкое поле деятельности. Но Саша не понимал и не особо стремился понимать местную сложную систему сдержек и противовесов, вязкую политическую игру в Одессе».

Помимо разочарования в украинской политике у Климанова на четвертый месяц жизни в Одессе появились и другие трудности. Волонтерская деятельность денег не приносила, прежние запасы были практически исчерпаны — к тому же непонятен был и статус россиянина в его новой стране проживания: допустимый срок безвизового пребывания давно истек, а местной прописки у него не было. «Я осознавал: если меня депортируют из Украины, то в России меня в худшем случае ждет Лубянка, — говорит Климанов. — Если до поездки в Украину мне шили одну статью, то по возвращении могли легко приписать госизмену».

Именно тогда у него возник план перебраться в Америку. «Я подумал: „Как же я устал предпринимать попытки изменить мир материально! Его надо менять ментально“, — поясняет политик. — Я как губка впитывал информацию о проектах Илона Маска, компаниях Силиконовой долины». «Он хотел устремиться в место, где творится история, в США, поближе к Калифорнии и Маску, — подтверждает Терехов. — Думаю, он хотел быть на острие [эпохи], и я его понимаю».

По удачному стечению обстоятельств как раз в тот момент автомобиль «Нива», который Климанов продавал в Томске, наконец купили. Тогда же россиянин узнал, что проще всего запросить убежище на границе — правда, с одной оговоркой. Поскольку, обратившись с соответствующей просьбой к американскому пограничнику, мигрант уже находится на территории США, он подпадает под юрисдикцию иммиграционного суда — и до рассмотрения дела его содержат в тюрьме (если, конечно, у него нет поручителей в Америке — их у Климанова не было). «Я был ошарашен, — вспоминает томский оппозиционер. — Успокаивала мысль — сидеть придется недолго, так по крайней мере писали в интернете».

Получить американскую визу, находясь на Украине, Климанов не мог — зато его российский загранпаспорт позволял получить электронное разрешение на въезд в Мексику. 2 декабря 2015 года он прилетел в Тихуану — и уже через несколько часов разговаривал с американским пограничником.

В кандалах по Америке

Александру Климанову в каком-то смысле повезло — его путь к границе Мексики и США был одним из самых простых. Другим людям, надеющимся получить убежище в Америке, приходится преодолевать куда более серьезные препятствия, чем просто нехватка денег на авиабилет. Беженцы из Южной Америки едут туда на крышах поездов, нанимают специальных проводников — «койотов», которые ведут их через границы самыми безопасными путями (россиянину говорили, что такие услуги стоят примерно четыре тысячи долларов с человека). Buzzfeed рассказывал историю Фредерика Синайора, добиравшегося в США из Ганы: сначала — в машинном отделении корабля, плывшего из Камеруна до Колумбии; потом — вместе с другими сомалийцами и ганцами в составе группы, руководимой «койотами», по джунглям Коста-Рики, рекам Никарагуа и горам Гватемалы. Один из сокамерников Климанова, бангладешец Акрам, утверждал, что своим ходом добрался до пограничного пункта из Бразилии — ночуя в пустыне на камнях и неделями живя впроголодь.

Впрочем, когда они достигают границы с США, в камере депортационной тюрьмы все оказываются на равных.

Вместо камуфляжных штанов и берцев, в которых Климанов приехал в Мексику, американские пограничники выдали ему джинсы без ремня и туфли без шнурков. Перед тем как проводить в камеру, офицер изъял у россиянина документы и 95-литровый рюкзак, в который предусмотрительно были сложены спальный мешок, китель, выходной костюм, три галстука и две сорочки. Через несколько часов, посреди ночи, Климанова вызвали на разговор с пограничником и задали несколько стандартных вопросов: является ли он или кто-либо из его родственников гражданином США; почему он боится возвращаться домой; преследовали ли его на родине; входил ли в какие-либо организации или социальные группы.

Эти вопросы задают всем, кто просит убежища в США, — и от ответов зависит дальнейшая судьба мигранта. Одних после первого же интервью отправляют обратно на родину, других отсылают в центр временного содержания (он же — иммиграционная тюрьма), где им предстоит ждать решения суда. Тюрьма эта может находиться довольно далеко от того места, где беженец перешел границу, — Климанова, например, сначала перевозили из участка в участок в пределах Сан-Диего, а потом отправили на другой конец страны, в частную тюрьму Delaney Hall в Нью-Джерси. По словам россиянина, все происходило почти как в кино: заключенных «посадили в большой автобус до Аризоны, как настоящих зэков — на поясе цепь, на ногах кандалы» — и уже оттуда чартерным рейсом доставили на Восточное побережье.

Климанова это расстроило: он предварительно изучил вопрос и специально переходил границу в Калифорнии, где суды относятся к мигрантам более лояльно, чем в других штатах. Впрочем, по словам адвоката Ольги Кац-Шалфант, представлявшей россиянина в суде, это предсказуемая мера: большинство дел беженцев из России рассматриваются на Восточном побережье — а значит, местные судьи более квалифицированы для такого рода процессов. Кац-Шалфант говорит, что в таких делах все зависит от конкретного судьи, рассматривающего дело, — и вот тут Климанову вправду не повезло: он попал к «очень суровому» федеральному судье, базировавшемуся в штате Коннектикут (федеральная судебная система распределяет дела в зависимости от занятости судей — и они не всегда могут оказаться в том же штате, где находятся фигуранты процесса).

Адвокаты у Климанова при этом появились не сразу. Оппозиционер вообще с сожалением рассуждает о том, как традиционно происходит работа над делами, связанными с политическим убежищем, — по его словам, она давно «превратилась в большую лживую индустрию» со своими четкими схемами. «Адвокаты, зная тактику ведения интервью, подгоняют историю под какой-то шаблон, но так, чтобы она не диссонировала с общеизвестными фактами. А потом вместе с клиентом выучивают эту басню», — рассказывает Климанов.

Ссылаясь на своих сокамерников, россиянин говорит: многие мигранты нанимают адвокатов, чтобы придумать и приукрасить свои истории преследования, задолго до подачи прошения на убежище (Кац-Шалфант, впрочем, указывает, что до того, как мигрант оказывается в центре временного содержания, юристы мало чем могут ему помочь). Сам Климанов был убежден, что его достоверная история убедит американских правоохранителей и без помощи юристов, поэтому в одиночку провел не только первое, но и второе интервью, которое проходит уже в иммиграционной тюрьме и должно определить, насколько достоверны опасения беженца по поводу возвращения на родину.

Однако вскоре помощь ему все же понадобилась. Климанов не знал английского — и, когда ему нужно было заполнить официальное прошение на получение убежища, представители международной благотворительной организации Human Rights First, раз в неделю приходившие в тюрьму, оказались как нельзя кстати. Они же убедили россиянина и в том, что ему нужны квалифицированные юристы, — и сначала связались с американцем Эриком Инглисом, а потом подключили знающую русский Кац-Шалфант.

Вместе с Климановым в тюрьме сидели не только люди, желающие стать жителями США, — но и те, у кого этот статус государство пыталось отнять, депортировав восвояси. Основанием для этого может быть не только уголовное преступление, но даже нарушение административного кодекса. У россиянина есть по этому поводу сразу несколько историй. Например, проживший в США 13 лет венгр Стивен, который угодил с оппозиционером в одну камеру. «Работал на стройке, все у него понемногу складывалось: грин-карту получил, машину приобрел, квартиру арендовал, — рассказывает Климанов. — Остановили за вождение в нетрезвом состоянии. В первый раз — предупреждение, во второй — арестовали. Еще и потому, что в ходе проверки перешел на оскорбления и хамство. В тюрьме Стивену нашли адвокатов, но в итоге дело все равно закончилось депортацией». Другой случай — ирландец Джо, который вот-вот должен был получить американский паспорт, поскольку состоял в браке с гражданкой США. Однако его поймали на том, что он ездил с просроченными иностранными правами, — и отправили в центр временного содержания.

«Человек, живущий в стране по любой визе — иммиграционной, рабочей, туристической, — находится в США не по праву, а по разрешению, — поясняет Кац-Шалфант. — И это разрешение можно довольно легко потерять».

Митинги против обедов

Центр временного содержания мигрантов не зря называют тюрьмой — распорядок дня тут такой же строгий, как в местах, куда отправляют осужденных уголовников. Время, отведенное для подъема, отбоя, приема пищи, работы, прогулок, телефонных разговоров и занятий спортом, строго расписано; территорию покидать запрещено; за всем следят охранники. Основное отличие, по словам Климанова, — темы разговоров: мигранты много обсуждают политику.

Россиянин такого рода дискуссий, однако, сторонился. «Во-первых, люди, которые пытались со мной общаться о политике, были абсолютно далеки от нее, вели кухонные рассуждения, во-вторых, совсем не тот контингент, — считает Климанов. — Например, со мной какое-то время сидел украинец, который просил убежища, поскольку его принудительно призывали [для участия] в АТО в Украине. О чем мне с ним говорить?»

Как рассказывает оказавшийся в тюрьме в Нью-Джерси томский активист, вариантов досуга там было немного. Кто-то сидел в библиотеке, кто-то играл в шахматы, кто-то мастерил бумажную обувь или плел веревки из пакетов для сушки белья; большинство смотрели телевизор (особенной популярностью пользовался канал National Geographic).

«В библиотеке выбор был скудный, — жалуется Климанов. — Из стоящих [вещей] были разве что труды Жан-Жака Руссо, собрание сочинений Фолкнера на русском языке. Именно там впервые прочитал „Золотого теленка“ Ильфа и Петрова, отличный сборник Войновича „Запах шоколада“. На особом счету был Российский энциклопедический словарь. Это был мой „Гугл“, я держал его под матрасом, жил им, брал оттуда все, что было необходимо».

В отсутствие способов себя занять многие, по словам россиянина, начинали в тюрьме приходить к религии. В тюрьме Delaney Hall были и христиане, и мусульмане, и буддисты, и иудеи — они собирались на молитвенные собрания, обсуждали религиозную литературу. «Партиец из Бангладеш изначально признался, что совершенно не религиозен. Но со временем стал чуть ли не лидером среди верующих. Купил Коран, обернул его в специальную обложку, — вспоминает Климанов. — Разрисовал простыню, чтобы использовать в качестве ковра для молитв. Люди ломались и искали спасение в чем-то иррациональном».

Сам он нашел более прозаический способ провести время в ожидании приговора, устроившись на одну из тюремных вакансий. За зарплату в один доллар в день Климанов начал работать в тюремной законодательной библиотеке — и со временем, подучив английский, даже стал консультировать товарищей по несчастью в том, как составлять и оформлять документы.

Уклоняясь от разговоров про мировую политику, Климанов при этом активно участвовал в политике тюремной. У него и его сокамерников было множество претензий к начальству Delaney Hall. По словам россиянина, в иммиграционных тюрьмах работают не профессиональные охранники, а люди без необходимых квалификаций, которые получают зарплату 13 долларов в час, что лишь немногим выше минимальной оплаты труда в штате Нью-Джерси.

Частные тюрьмы — это действительно широко обсуждающаяся в США в последнее время проблема: с одной стороны, такие компании экономят государственные деньги, которые тратятся на заключенных (учитывая, что Америка — чемпион мира по количеству зэков, это важное обстоятельство); с другой — к ним много претензий. Американские журналисты регулярно рассказывают о том, как в частные тюрьмы принимают на работу бывших преступников и как там создают чудовищные условия для содержания заключенных; большое расследование издания Mother Jones, в рамках которого журналист несколько месяцев проработал надзирателем в частной тюрьме в Луизиане, стало одним из поводов для того, чтобы федеральное правительство прекратило пользоваться их услугами вовсе (впрочем, администрация Дональда Трампа уже отменила это решение Барака Обамы). В октябре 2016 года компания, отвечавшая за менеджмент Delaney Hall, в рамках досудебного урегулирования по иску американского министерства труда обязалась выплатить почти пять миллионов долларов бывшим сотрудникам: тюремные менеджеры признали, что платили им почти втрое меньше положенного.

«В тюрьмах нарушается все, что возможно, потому что они грубые, безответственные и ленивые типы», — возмущается Климанов, приводя в пример самые разные недостатки персонала: грубое обращение с подопечными, нарушение режима работы в спортзале, плохие ужины. «Мы знали, как отмывались деньги на еде. Насколько мы понимали, на содержание каждого из нас из госбюджета выделялось 150 долларов в день, — продолжает россиянин. — Это немаленькие деньги, но на нас тратили явно меньше» (по данным организации National Immigrant Justice Center, частные иммиграционные тюрьмы получают из федерального бюджета в среднем 126 долларов на человека в день).

Климанов участвовал в акциях протеста, вместе с другими заключенными они бойкотировали обед и даже добились введения нового меню — однако в июне 2016 года выяснилось, что иммиграционная служба США не продлила контракт с Delaney Hall. Мигрантов перераспределили в другие учреждения — Климанов, например, попал в соседнюю федеральную тюрьму округа Эссекс.

«Это был ад. Там содержались 4500 человек, среди которых только 800 иммигрантов, а остальные — уголовники, — вспоминает он. — Арестантов делили по [цветовым] категориям. Мы были „синие“ (без уголовного прошлого), но постепенно в наш бокс стали заселять „зеленых“, совершивших уголовное преступление. Отдельно на первом этаже тусовались „красные“ — люди с серьезным криминальным прошлым». По словам россиянина, в новой тюрьме их почти не выпускали во двор, идти в спортзал казалось опасным, а в библиотеке можно было разжиться разве что детективом. Зато здесь были хорошо налаженные поставки контрабанды.

«Действует это так. В тюрьме работает так называемый киоск. Ты через специальный терминал или телефон заказываешь какие-либо продукты, средства гигиены, одежду, канцелярию, а потом раз или два в неделю офицеры приносят и раздают заказы. Деньги списываются с твоего счета, — объясняет Климанов. — Если нужна контрабанда, то парень тебе просто называет цену, например пять пачек печенья, 20 супов, лосьон после бритья, и вы ударяете по рукам. За это он принесет тебе косяк или еще что-нибудь, о чем вы договорились».

В тюрьме Essex County Климанов провел два месяца — как он говорит, в основном в состоянии апатии: делать было нечего, физическая активность сводилась к нулю, россиянин целыми днями смотрел в потолок и ждал новостей.

Вскоре они пришли: 22 августа 2016 года должно было состояться финальное заседание суда по его делу. Сам Климанов, двое его адвокатов, государственный прокурор, стенограф и переводчик находились в зале суда в Нью-Джерси, а иммиграционный судья, рассматривающий дело, — в штате Коннектикут: он присутствовал на заседании по видеосвязи.

Климанова попросили принести присягу, после чего задали ему все те же, ставшие привычными за восемь месяцев вопросы: почему он нелегально пересек границу, почему попросил убежища, что ему грозит на родине. Следом выступили прокурор и адвокат. Зачитали показания свидетеля — бывшего однопартийца по «Правому делу» Андрея Позднякова, подтверждающего слова Александра о преследовании на родине. Как пояснил «Медузе» сам Поздняков, который сейчас живет в США и возглавляет технологическую компанию «Элекард», он «высказал мнение, что Климанова ожидают преследования по политическим мотивам», если он «не продемонстрирует глубокого искреннего раскаяния» — и уж тем более если он продолжит заниматься политикой.

Суд вынес решение в пользу Климанова: по словам россиянина, «после всех наших доказательств и рассказах о ситуации в России» у судьи, несмотря на его суровую репутацию, просто не оставалось выбора.

«Мы с Эриком провели огромную работу, собирая материал. Мы представили досье Госдепартамента США о политической обстановке и правах человека в России, которое подробно описывает все репрессии, которым подвергаются диссиденты — как от официальных органов, так и от частных лиц, — объясняет Кац-Шалфант. — Я также представила оригиналы и подстрочные переводы постов и комментариев Александра в социальных сетях. Мы собрали заявления свидетелей, которые подтвердили показания Александра. Ну и самое главное — его честность видна насквозь. Ему невозможно не верить».

Мечты про космос

«22 августа в 10 часов вечера я вышел на свободу. Меня встречали волонтеры из [благотворительной организации] First Friends, привезли к себе домой переночевать, — вспоминает Климанов. — Помню, в гостях как сумасшедший накинулся на фрукты. Испытывал жуткий авитаминоз».

Те же волонтеры нашли российскому беженцу временное жилье в центре Манхэттена — в отеле Seafarers & International House, с которым был заключен договор безвозмездного проживания, Климанов провел два месяца. Все это время он пытался устроиться на работу в одну из волонтерских организаций — однако платных вакансий там не оказалось, а бесплатные россиянину уже не подходили: в Америке ему надо было на что-то жить.

С работой в итоге помогла все та же Кац-Шалфант — адвокат нашла своему бывшему клиенту вакантное место в русскоязычной строительной компании в Пенсильвании. Там он полтора месяца делал фасады и служил монтажником — пока другую его заявку на работу не приняли в Сан-Франциско, городе высоких технологий и Илона Маска, о котором Климанов мечтал с самого начала, когда только грезил о США. По словам россиянина, он в полной мере проникся идеями основателя SpaceX о покорении космоса — Климанов считает, что Маск «создает историю, задает темп всей планете».

«У наших родителей космос был: „И на Марсе будут яблони цвести“. А у моего поколения космос украли, все заглохло, — рассуждает Климанов. — И тут появился Маск». Россиянин особенно любит историю о том, что к созданию компании Tesla привела случайная встреча Маска с молодыми людьми, которые пытались создать электромобиль в гараже; по словам Климанова, такие судьбоносные встречи возможны только в Калифорнии.

Впрочем, пока с Маском россиянин не познакомился. Сейчас он работает в отеле North Beach — в первой половине дня стоит на ресепшене и заселяет гостей, во второй — помогает с аудитом, получая за все это чуть больше двух тысяч долларов в месяц. На путешествия у него нет ни времени, ни денег (Сан-Франциско — самый дорогой город в США), но раз в две недели Климанов играет в «Мафию» с другими российскими эмигрантами. Жизнь на родине беженец не обсуждает даже с ними: хозяин дома ввел мораторий на разговоры о политике. По словам Климанова, все его мысли посвящены исключительно аэрокосмической индустрии — он размышляет о переезде в более дешевый Лос-Анджелес, где находится штаб-квартира SpaceX и другие заводы похожего профиля, и снова активно рассылает резюме. 

«Надо посмотреть на все это изнутри, как организовано производство, пообщаться с разработчиками, понять, куда мне двигаться дальше, — рассуждает бывший организатор протестных митингов в Сибири и сотрудник администрации Михаила Саакашвили. — Есть же разные уровни работы. Кто-то же красит эти ракеты? Я хочу пока прокладывать кабели, прикручивать панели и так далее. Сейчас коплю деньги на курсы электрика».