истории

«Хочу перемен!»: как песня «Кино» превратилась в главный политический лозунг в России — и почему Цой этого вообще-то не хотел

Источник: Meduza

«Хочу перемен!» — одна из самых популярных песен группы «Кино», которая во время перестройки приобрела отчетливый политический посыл. С тех пор она прочно ассоциируется с протестами, звучит на митингах и акциях самых разных движений, порой даже придерживающихся противоположных взглядов. Политизация текста произошла вопреки воле Виктора Цоя — лидер «Кино» уверял, что эта песня вовсе не про протест. Специально для проекта «Мы вышли из Кино», посвященного юбилею Виктора Цоя, Лев Ганкин рассказывает, как «Хочу перемен!» стала главной песней-лозунгом в постсоветском пространстве.

В последние майские дни 1986 года на IV фестивале Ленинградского рок-клуба в ДК «Невский» Виктор Цой и группа «Кино» впервые исполнили несколько песен, вошедших в историю русского рока — и в репертуар любого подростка с гитарой: «Дальше действовать будем мы», «Закрой за мной дверь», «Хочу перемен!» Последняя к тому же оказалась в итоговом шорт-листе жюри, наряду с песнями «Иллюзии» «Зоопарка» и «Любовь — это все, что мы есть» «Аквариума». «Песня „Перемен!“, что бы ни говорил потом Витя и как бы ни открещивался от социального содержания… в контексте эпохи могла быть прочитана только так — мы ждем перемен в обществе, в жизни», — писал спустя 20 с лишним лет один из членов того жюри, публицист Александр Житинский. 

Но судя по всему, Цой и правда имел в виду нечто иное — по крайней мере в телеинтервью Сергею Шолохову он отказался считать «Перемен!» песней протеста и сравнил сцену из фильма «Асса», в которой она звучит, со вставным зубом. Барабанщик «Кино» Георгий Гурьянов не раз говорил, что в песне поется не о переменах политического толка, а о внутренних, глубинных вещах; скорее, даже речь идет о творческих переменах и чувстве свободы.

Тем не менее режиссер «Ассы» Сергей Соловьев определенно вкладывал в этот эпизод внятный, по сей день считываемый на раз социально-протестный смысл: герой Цоя, ведомый негром Витей в исполнении Дмитрия Шумилова, приходит устраиваться на работу музыкантом в ресторан, но не выдерживает долгого и нудного перечисления своих должностных обязанностей со стороны типичной советской тетеньки-завхоза («осуществлять мероприятия по повышению идейного, теоретического, профессионального уровня»), встает и, не говоря ни слова, уходит на сцену — в следующем плане он уже выступает с группой перед многотысячной толпой в Зеленом театре парка Горького. Символический смысл эпизода предельно отчетлив: к черту опостылевший позднесоветский регламент — стилистический, политический и любой другой, дальше действовать будем мы. 

Примерно так композиция была воспринята и в народе. Вспоминая о тех временах, идеолог перестройки Михаил Горбачев даже допускает показательную фактическую ошибку. «Звонит мне Чазов: „Михаил Сергеевич, скончался Константин Устинович [Черненко]“, — рассказывал он в эфире „Эха Москвы“. — Я Андрею Андреевичу [Громыко] говорю: что-то надо другое делать. <…> Цой на концертах поет „Требуем перемен“. Это звучит — „требуем перемен“, открыто и прямо люди говорят. <…> Опасно начинать в нашей стране крупные перемены. Опасно и рискованно. Но надо начинать». В действительности 10 марта 1985 года, на момент смерти Черненко, песня «Хочу перемен!», скорее всего, даже еще не была сочинена — и уж точно не исполнялась группой «Кино» живьем. Но ретроспективно она оказалась увязана с перестроечными событиями так прочно, что даже их участников спровоцировала на некоторые нарушения хронологии. 

Тем более что официальное издание студийной версии трека произошло тогда, когда маховик социально-политических перемен уже был раскручен вовсю. В 1989 году во Франции был напечатан первый тираж альбома «Последний герой» («Le Dernier Des Héros»). В 1991-м, в год августовского путча, пластинку переиздали в России, на лейбле «Русский диск»; по воспоминаниям очевидцев, песня звучала на баррикадах у Белого дома (на импровизированном баррикадном концерте 22 августа выступали «Алиса» и «Машина времени»). Первое издание композиции на CD хронологически совпало уже со следующим этапом эскалации политической напряженности: компакт-диск на фирме Moroz Records вышел в 1993-м, аккурат к противостоянию президента Ельцина с парламентом и к штурму Белого дома. 

Неудивительно, что в итоге «Хочу перемен!» превратилась в песню-лозунг, которая чрезвычайно удобно привязывается к любому оппозиционному, протестному выступлению. Особенно теплые чувства к ней испытывают политические движения, мыслящие себя преемниками демократических сил времен перестройки: в декабре 2008 года движение «Солидарность», возглавляемое Борисом Немцовым, Гарри Каспаровым, Ильей Яшиным и другими оппозиционными политиками, выбрало композицию гимном организации. На рубеже нулевых и десятых песня регулярно звучала на акциях «Стратегии 31», позже стала ассоциироваться с «Маршами несогласных», исполнялась в толпе или звучала из колонок на «Марше миллионов» и митингах «За честные выборы», а также во время московских «народных гуляний» и акции «Оккупай Абай». 

В 2011 году всплеск популярности композиции был отмечен в Белоруссии: на акциях «молчаливого» протеста «Хочу перемен!» звучала из проезжающих машин и — в заранее оговоренное время — из мобильных телефонов участников. Несмотря на то что протестующие не произносили ни слова, их задерживали, а песню «Кино» и еще несколько треков «Ляписа Трубецкого» запретили для ротации на белорусском радио. В 2014-м песню часто пели во время украинского «Евромайдана» — причем как в оригинальной русскоязычной версии, так и в переводе на украинский, который подготовила тернопольская рок-группа «С.К.А.Й.» (их версия носит название «Ми прагнемо змiн»). 

Однако либеральная оппозиция — вовсе не единственная политическая сила, присвоившая себе произведение Виктора Цоя. Еще в 2008 году СМИ отмечали, что «Перемен!» звучит как на митингах «Другой России», так и, например, на мероприятии, устроенном прокремлевским молодежным движением «Местные», лидер которого называл своих либеральных оппонентов «политическим мусором, который надо выгрести из нашей страны». 12 декабря 2011 года, через два дня после многотысячного оппозиционного митинга на Болотной, Дмитрий Рогозин (буквально через полторы недели он станет зампредом правительства РФ) закончил фразой «перемен требуют наши сердца» свое выступление на проправительственном митинге на Манежной площади в честь дня Конституции.

Посыл композиции оказывается близок даже идеологическим наследникам советской власти — «Хочу перемен!» звучала на марше «Антикапитализм-2013» в Новгороде, заявителями которого выступали новгородские и петербургские комсомольские организации. Осенью 2015-го под звуки песни «Кино» отмечали очередную годовщину Октябрьской революции коммунисты Тобольска. Впрочем, порой строчки Цоя использовались и против них: «Мы все хотим перемен, как пел Цой, перемен к лучшему. Думаю, именно эти перемены и обозначены в программе ЛДПР», — рассказывал депутат законодательного собрания Санкт-Петербурга Константин Смирнов, комментируя свой переход из КПРФ в ЛДПР. 

В рамках «украинского вопроса» песней «Хочу перемен!» также вовсю пользуются комментаторы по обе стороны линии фронта. Так, летом 2015 года при большом скоплении народа песню «Кино» исполнили на Красной площади Светлана Сурганова и Александр Ф. Скляр — музыкант, активно поддерживающий сепаратистов Донбасса. А еще раньше, в марте, она звучала в Крыму в честь первой годовщины присоединения полуострова к России: участники флешмоба, одетые в цвета российского триколора, выстроились в геометрическую фигуру по контуру России на карте мира. Наконец, полгода назад появилось вирусное видео: американский боец смешанных единоборств Джефф Монсон подпевает Цою за рулем своего внедорожника. Незадолго до этого Монсон получил российское гражданство, а также паспорт гражданина самопровозглашенной Луганской народной республики из рук ее главы Игоря Плотницкого. «Я не призываю ждать перемен, я призываю самому действовать и менять настоящее вокруг себя», — пояснил спортсмен. 

В сущности, все, что происходит с песней «Хочу перемен!» в общественно-политическом поле, зеркально отражает и ее музыкальную судьбу. Как всамделишный хит своей эпохи, композиция давно обросла множеством кавер-версий и интерпретаций самого разного рода и племени: для любителей хип-хопа существует рэп-обработка DINO MC 47; для танцев в клубах с диско-шаром — ремикс Пола Окенфолда, который он играл, например, на разогреве перед российскими концертами Мадонны; для поклонников развлекательных шоу на российском ТВ (или для апологетов китча) — исполнение Надежды Кадышевой. 

В 2008 году Сергей Соловьев, режиссер фильма «Асса», с которого в свое время и начался резонанс песни Цоя, снял сиквел, картину с незамысловатым названием «Асса-2». «Я посчитал необходимым снять вторую „Ассу“, потому что первая завершалась песней Цоя „Перемен!“, — рассказывал автор фильма. — На том концерте, вошедшем в фильм, собрались где-то восемь тысяч человек! Я тоже стоял в толпе, тоже махал рукой, кричал: „Перемен!“ <…> Но ни один человек из той толпы не хотел тех перемен, которые произошли. <…> Так я почувствовал себя лгуном. Неким козлом-провокатором, который закричал: „Перемен!“, а толпу, шедшую за ним, пустили на мясо. Чувство получившейся фальши заставило меня снять второй фильм». 

В фильме «Асса-2» тоже звучит песня «Перемен!», но другая и в исполнении другой группы. «Мы уже не ждем перемен, — поет лидер „Ленинграда“ Сергей Шнуров, — пламени нет, остался дым, и никто не умрет молодым».