истории

«Он — начало эпохи людей в нашем кино» Памяти Алексея Баталова

Источник: Meduza

15 июня в возрасте 88 лет умер Алексей Баталов — знаковая фигура советского кинематографа; актер, с появлением которого в кино началась «эпоха людей». Баталов сыграл больше 30 киноролей — в «Деле Румянцева», «Летят журавли», оскароносном «Москва слезам не верит»; озвучил десяток мультфильмов, в том числе «Ежика в тумане»; возглавлял академию кинематографических искусств «Ника». По просьбе «Медузы» Алексея Баталова вспоминает Андрей Шемякин, глава Гильдии киноведов и кинокритиков России.

Алексей Владимирович Баталов — фигура огромная во всех смыслах. Я думаю, что формулировки будут повторяться, но я приведу слова Александра Миндадзе, которые прозвучали в нашей программе «Документальная камера» на канале «Культура». Он сказал — и мне очень это нравится, что Баталов — начало эпохи людей в нашем кино. Это очень важно, и имеется в виду даже не человеческое лицо, не то, что он интеллигент, — о чем многие пишут. Нет, вообще людей. До этого были герои — герои простодушные, как Борис Андреев; герои передовые, которые звали на подвиг, как Николай Крючков; герои комические, народного типа, которые тоже собирались в какой-то момент и совершали подвиги, как великий Петр Алейников. 

Актеры были замечательные, но Баталов просто самим собой, своим лицом совершил революцию в типологии советского кино. Ведь интеллигент до этого был кто? Смешной, путаник, подозрительный, иногда беспомощный — в любом случае он был в основном лицом страдательным, но нельзя сказать, что наше кино так уж расправлялось с интеллигенцией, оно было немножечко оппозиционно.

А вот что касается Баталова, то он действительно в фильме Иосифа Хейфица «Дело Румянцева» сыграл человека, готового к тому, что его уничтожат. И вдруг в чем-то изменился режим — и его взяли под защиту. И этот поиск правды — сценарий написал Юрий Герман, в общем, главное тут. Это особая картина — и Баталов в ней уже раскрылся. Рядом был фильм Чухрая «Сорок первый» — о том, что гражданская война — это трагедия и в ней нельзя быть победителем. То есть кино начинало дышать. 

Вторая веха, конечно, «Летят журавли», и это уже все, абсолютное признание. Алексей Баталов вместе с Татьяной Самойловой стали лицами нашего нового кино — и такими они остались до сих пор. Если мы говорим «оттепель», то немедленно вспоминаем Самойлову и Баталова. 

И дальше начинается самое интересное, потому что именно Баталову удалось сыграть героя нашего времени — например, в фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года». Но там его начинает теснить Иннокентий Смоктуновский. Они интеллектуалы, физики, настоящие умницы, но представляют два разных типа. Тип человека, который верит, делает свое дело и совершает подвиг, — это такой остаток советской этики, а рядом скептик, постоянно размышляющий, настоящий и преданный делу, но имеющий право на сомнения. Баталов и Смоктуновский — это новая пара [в cоветском кинематографе], и вот это, пожалуй, самое существенное.

Алексею Владимировичу Баталову нужен был постоянный партнер, чтобы он сказал свою тему — не потому, что он сам по себе не важен, наоборот. Именно рядом с кем-то, по контрасту, еще более значительными оказывались его исконные качества: интеллигентность, внутреннее спокойствие, абсолютная вера в свое дело и нежелание — это стало ясно гораздо позже — нежелание пользоваться тем, чем пользуются его противники. Тема пастора Шлага в «Семнадцати мгновениях весны» — это тема Баталова в его историческом развитии назад. Нельзя пользоваться тем, чем пользуется твой противник, в борьбе с ним. Даже непримиримый. Иначе ты рискуешь стать таким же, как он.

Поэтому, конечно, Баталов — даже не как актер, а просто его лицо — символ чести и достоинства в нашем кино. И это намного больше, чем даже выдающийся актер. Появившись в начале эпохи людей, он успел сказать самое главное. Потом в семидесятых уже началась другая эпоха — пришли актеры играющие, надевающие на себя маски, например гениальный Олег Иванович Янковский.

Но Баталов был первым, и прорыв в нашем кинематографе был грандиозным. Когда он появляется в фильме «Москва слезам не верит» — это, конечно, сознательный выбор Владимира Меньшова, — то представляет собой напоминание об эпохе. Баталов не мог не возникнуть во второй серии как напоминание о себе в серии первой, где, естественно, еще не было его персонажа. Но героиня Веры Алентовой Катя смотрела фильмы с Баталовым, а когда она повзрослела и стала директором, то столкнулась со слесарем Гошей, который на самом деле — Баталов. Очень сложная режиссерская игра была включена в общую задачу; Баталов чувствует, что оттепель уже стала мифом, и в сцене, где они выпивают и закусывают в полном раздрае, он снимает с себя ретушь мифа — и опять мы видим живого человека.

Баталов появляется в фильмах этого времени как напоминание о норме. Все остальные великие актеры начиная с эпохи 50-х в той или иной степени были отклонением от нормы — чтобы выйти из строя, из железной социальной клетки, выломиться из нее. А Баталов всегда был напоминанием о норме, как Олег Стриженов — напоминанием о благородной породе, которая уходит. Баталов просто был. Ему веришь абсолютно, кого бы он ни играл, даже в небольшой эпизод он привносит все: и историю своей семьи, и знакомство и дружбу с Ахматовой.

Зато его характерные роли не прозвучали совсем, о них забыли. Он остался именно таким, каким предстал в первых картинах. Это важно, потому что жизнь пошла наперекосяк, надежды стали иллюзиями, иллюзии — надеждами с другим знаком и в этом карнавальном мире перевертышей Баталов оказался не нужен.

В новом кино тема Баталова потеряла свою внутреннюю, социальную значимость, потому что слово «интеллигент» было подвергнуто колоссальному переосмыслению и интеллигент со всеми своими иллюзиями оказался у разбитого корыта. Баталову в этом насквозь игровом мире делать было нечего. Он нес в себе настоящее, сегодня оно востребовано как тоска по несбывшемуся настоящему. И конечно, он останется для нас не просто великим актером с тончайшей, филигранной работой, но и исполнителем роли обещания: еще вернется то, из-за чего его любили и по чему мы сейчас все плачем.