истории

«Теперь можно и умирать» Фрагмент книги Александра Кушнира об Илье Кормильцеве

Источник: Meduza

4 февраля 2017 года исполнится десять лет со дня смерти Ильи Кормильцева — поэта, переводчика, автора большинства текстов песен группы «Наутилус Помпилиус», главного редактора издательства «Ультра.Культура». «Медуза» публикует главу из новой книги Александра Кушнира «Космос как воспоминание. Полвека с Ильей Кормильцевым» — о том, как осенью 2006 года Кормильцев уехал в Лондон в командировку, из которой уже не вернулся.

В загранпаспорте у Кормильцева уже стояла туристическая виза на двухлетнее пребывание в Англии. Теперь ему оставалась сущая мелочь — найти средства на проживание в одной из самых дорогих столиц мира. Хотя бы — на некоторое время.

Так получилось, что последние месяцы он жил исключительно в долг. Книги «Ультра.Культуры» не доходили до прилавков, диски «Наутилуса» не продавались, а гонорары за статьи были совсем крохотные. Как признавался Илья Валерьевич одному из издателей, «вы, наверное, не представляете себе кошмар, в котором я живу: работаю как лошадь, а зарабатываю, как осел… Просто нет времени ни на одну идею, которая не приносила бы аванс на следующей неделе». 

От безысходности Ильи занялся «старинной русской забавой» — обзвоном друзей с просьбой одолжить денег. Как ни странно, отказов практически не было. Его приятели чувствовали, что отъезд Кормильцева в Англию — это не очередная поездка на книжную выставку, а нечто среднее между бегством и эмиграцией.

Как только Кормильцев почувствовал себя лучше, он собрался с силами и решил встретиться с президентом российского Sony Music Андреем Суминым. До этого Андрей возглавлял лейбл «Апекс Мюзик», который выпускал весь каталог позднего «Наутилуса». С тех пор прошло более десяти лет, а Сумин по-прежнему оставался одной из главных финансовых опор Ильи. На этот раз они договорились «закрыть» последние договора, связанные с авторскими правами по «Наутилусу». 

«Ходить нормально Кормильцев уже не мог, — вспоминает Сумин. — Он не без труда влез в машину, и мы поехали подписать доверенность. Дело в том, что Бутусов активно пел песни на стихи Кормильцева, а авторских отчислений все не было. И отношения между бывшими друзьями переросли в открытую вражду. В итоге я кое-как дотащил Илью до нотариальной конторы, где он подписал документы, чтобы мой юрист мог решать вопросы по авторским правам в его отсутствие. Я знал, что на следующий день Кормильцеву надо уезжать из страны, и поэтому спросил: „Как ты там будешь вообще?“ А он ответил: „Как-то так“, ничего конкретного не сказав. Возможно, и сам не знал». 

Ночью перед отъездом Илья почти не спал. Несколько раз звонил Алесе Маньковской, уточняя детали маршрута Москва — Минск — Варшава — Лондон. Из столицы Кормильцев не успевал вывезти часть мебели — начиная от двухярусной кровати дочки Каролины и заканчивая стареньким приемником Grundig с высохшими от времени колонками. На кухне валялись россыпи книг, на стене остались висеть круглые часы с перевернутыми цифрами и стрелками, идущими задом наперед…

Утром Илью разбудил звонок в дверь. Хозяин внезапно привел «на осмотр» будущих квартирантов, среди которых была девушка в белой футболочке. Кормильцев с недоумением посмотрел на гостей и даже изобразил легкое смущение: «У меня тут логово бомжа, а вы ко мне девушек водите!».

Перед самым отъездом к нему заехали свердловские друзья — бывший звукорежиссер «Урфин Джюса» Леня Порохня вместе с супругой Леной Жильцовой. 

«Илья болтал, как всегда, обильно и язвительно, но двигался с большим трудом, — вспоминает Жильцова. — Я помогла ему сложить сорочки, свитера, какую-то мелочь… Когда мы поехали в лифте, он сидел на корточках, привалившись к стене. От боли у него выступил пот на лбу, и лицо стало зеленоватого цвета. Леня Порохня подумал, что друг прикалывается, потому что страдающего Кормильцева он видел неоднократно. Но на этот раз Илье было не до шуток». 

Выйдя на улицу, друзья поймали машину — по иронии судьбы, это оказался роскошный черный Mercedes. Пока загружали вещи, бледный Кормильцев пролез на заднее сидение. Ни с кем не попрощавшись, растворился в ночи, скрывшись в направлении Белорусского вокзала. Как ему удалось добраться до Минска, доехать с Каролиной до Варшавы, а затем долететь до Лондона, абсолютно непонятно. По-видимому, на каких-то немыслимых сверхусилиях.

И когда казалось, что все самое страшное позади, силы покинули поэта. В аэропорту измученный пересадками Кормильцев неловко оступился и грохнулся на асфальт больной спиной. Позднее он вспоминал, как сердобольные англичане помогали ему добраться до остановки такси, усаживая на тележку для перевозки чемоданов. 

Сев в машину, Илья с Каролиной направились в район станции Canada Water, где Алеся уже несколько месяцев снимала квартиру. Радостная Маньковская вышла встречать своих пилигримов и вдруг увидела, как Илья выпал из такси прямо на лужайку. По-другому выйти из машины у него не получалось. От бессилия она начала плакать… 

Пожилой водитель перетащил в квартиру вещи, а затем помог транспортировать туда самого Кормильцева. Перенапрягшись от путешествия, Илья прилег на кровать, и не вставал с нее в течение нескольких дней. Хотел отлежаться, перевести дух, а затем с новыми силами ринуться в другую жизнь. 

Еще до отъезда из Москвы он приобрел турник, на котором старался подтягиваться и делать разнообразные упражнения. Сердобольные соседи посоветовали опытного массажиста, который приходил и колдовал над поясницей. После его визитов боль на некоторое время стихала. 

Поскольку Алеся растворилась в искусстве, и целые дни училась, Кормильцев пытался водить дочку в школу. На это ему требовалось раз в пять больше времени, чем обычному человеку. По дороге он часто ложился на газон и отдыхал. Потом возвращался из школы в свою небольшую комнату, где стояли диван, столик и шкаф. 

Но вскоре походы в школу пришлось прекратить — добраться туда Илья уже не мог. Теперь он лишь изредка вставал и пытался ходить по квартире. Когда приезжали друзья, мастерски изображал «хорошую мину при плохой игре» — мол, смотрите, сколько я могу пройти! Но затем быстро переходил, как он любил говорить, «в позу отдыха»: ложился животом на длинную скамейку, чтобы снять нагрузку на спину. И, превозмогая боль, продолжал общаться с гостями в своей саркастической манере.

В таком полубольничном режиме Кормильцев провел в Лондоне первые месяцы. Несмотря на звонки и письма друзей, связь с Россией становилась все слабее. Новые книги «Ультра.Культуры» планировались к изданию, но со стороны это напоминало агонию. В свою очередь, английские издательства не спешили публиковать переводы с русского, и становилось понятно, что вся многолетняя эпопея Кормильцева с книгами зашла в тупик.

Илья старался не отчаиваться и по мере сил продолжал бороться с хмурой реальностью. Периодически погружался в чтение Корана, обсуждая прочитанное со своим приятелем Сашей Гуниным, который занимался написанием трансовой музыки для творческих вечеров Кормильцева. Будучи студентом суфийского шейха из Индии, Гунин изучал мистицизм, религию и вопросы, связанные с сопротивлением Системе, а также конспирологию, параполитику и философию.

 «Илья был мистиком, и ему были доступны для понимания многие аспекты невидимого мира, — вспоминает Гунин. — В разговорах он проявлял неподдельный интерес к суфизму, и я рассказывал ему о процессах духовной работы в этой науке. Мы много говорили об исламе как о глубочайшей метафизической доктрине. Как-то Илья признался, что принимает первую часть шахады, но у него вопросы ко второй части. В один из моих приездов мы проговорили всю ночь: о вере, Боге, жизни и смерти. Разговор был интимный, и обсуждали мы, в частности, вопрос о том, почему Мухаммед является последним пророком перед Концом света. Прощаясь, я подарил Илье четки и обратил внимание, что креста на нем уже не было».

В паузах между чтением Корана главным развлечением Кормильцева был телефон. Он часто играл на нем в шахматы или ностальгически звонил в Москву, узнавая, как идут дела в издательстве. И когда ему принесли огромный счет за переговоры, Илья Валерьевич повел себя странно и никак на него не отреагировал. 

В итоге телефонные расходы оплатили неожиданные Шура и Лева из «Би 2», которые по случаю оказались в Лондоне. Они встретились с Алесей в маленьком кафе, спросили: «Чем мы можем помочь?», печально посмотрели на цифры, печально дали деньги и печально ушли. 

Тут необходимо отметить, что с первых дней пребывания в Лондоне у Кормильцева наступило время жесткого финансового кризиса. Сбережений в семье не было, а деньги, взятые в долг, закончились быстро. В итоге, когда дома сломался бойлер, квартира оказалась без тепла и горячей воды. Денег на починку не было, а гонораров едва хватало на еду для Каролины.

«Курица с пастой стоили очень дешево, — с грустью вспоминает Алеся. — Я умудрялась как-то выкручиваться, варила куриные ножки, крошила туда немного пасты, получался такой бульон, „баландабра“… Я, наверное, никогда больше не буду готовить это блюдо!»

В этот период толком не идентифицированная болезнь начала прогрессировать. Боль становилась невыносимой. Илья стонал по ночам, но с невиданным упорством продолжал заниматься самолечением. «Никто не едет в Лондон на днях? — писал он в интернете в ноябре 2006 года. — Надо отвезти лекарства. Мне». 

Сотни откликов были ему ответом. И неудивительно, что буквально через пару дней Кормильцеву передали обезболивающие лекарства и три тысячи фунтов от Андрея Сумина — в счет будущих роялти. 

«Илья самостоятельно поставил себе диагноз „выбитый позвонок“ и совершенно свято в это верил, — вспоминает Маньковская. — И лечил его сам — так, как считал нужным… Когда знакомые передали лекарства, которые надо было колоть шприцом, я научилась делать ему уколы. Делала их два раза в день, утром и вечером».

В те моменты, когда боль отступала, Илья пытался вести в интернете «живой журнал». Полемизировал с идеологическими противниками из движения «Наши», огрызался на негативные комменты и даже пытался шутить. Видя такую мощную интернет-активность, его пригласили прочитать лекции на фестивале в Эдинбурге, а также выступить в Лондоне на поэтическом вечере Exiled Writers. 

Эту акцию организовывала член совета литературного объединения «Писатели в изгнании» Мириам Франк, которая была тещей Саши Гунина и неплохо знала семью Кормильцева. Она попросила Илью перевести часть стихотворений на английский, чтобы поэты, литераторы и переводчики могли активно участвовать в обсуждении его текстов.

Сделать английскую версию новых стихотворений оказалось не самой большой проблемой. Куда сложнее виделись для организаторов вопросы элементарной логистики, связанные с критическим состоянием поэта. Поскольку ходить Кормильцев уже не мог, его втащили в такси и довезли до Poetry Café, расположенного в районе Ковент Гарден.

«Илья испытывал сильную боль, и на его спине была большая шишка, — вспоминает Мириам. — Он не мог ни ходить, ни стоять. Его отнесли по узкой лестнице в подвал, где происходила встреча, и положили на диван, прямо перед полным залом. Кормильцев читал стихи на русском, а я читала их в переводе. После стихов была дискуссия о вопросах российской политики, литературы и художественного перевода». 

Со стороны вся акция выглядела изрядно психоделической, что называется, «на грани фола». Илья Валерьевич лежал на боку с листиками в руках, изредка подглядывал в написанные тексты и эмоционально нашептывал стихотворения. Англичане его заворожено слушали, ощущая в воздухе некую российскую обреченность. 

Так случилось, что в процессе архивных поисков мне удалось найти аудиозаписи с этих чтений. Среди десятка произведений Илья, в частности, исполнил автобиографическое стихотворение «Ножницы»: «Люди с ножницами, любители символической кастрации/Завистливые импотенты, хозяева трусливых маленьких гильотин/Вам не хватило смелости сразу отрезать мне голову/Рано или поздно наступит время расплаты за педагогические ошибки…»

Примерно в те же дни Илье позвонил из Москвы его приятель — корреспондент канала НТВ Александр Орлов. 

«Я ехал в загородной электричке, и в вагон зашли двое парней с гитарой, в монашеском одеянии, в клобуках, с ящичком для пожертвований, — вспоминает Орлов. — Они запели „С причала рыбачил апостол Андрей“, и народ начал доставать деньги. Я набрал номер Кормильцева: „Хочешь послушать?“ Он выслушал и засмеялся: „Ну, теперь можно и умирать“».

В настоящее время Александр Кушнир заканчивает работу над книгой «Космос как воспоминание». Сроки ее выхода пока неизвестны

По случаю десятилетия со дня смерти Кормильцева в Москве пройдет несколько мероприятий. 2 февраля вдова поэта, актриса Алеся Маньковская сыграет моноспектакль «Тюремный психолог». 3 февраля Александр Кушнир прочтет лекцию о Кормильцеве в Центре документального кино. 4 февраля состоится мемориальный концерт в клубе «Шаги»; участвуют Олег Сакмаров, Настя Полева, поэт Андрей Родионов и другие