Маришу Пессл российские читатели начали читать, скажем так, с конца. Сначала был опубликован второй роман, нуарно-интеллектуальный триллер «Ночное кино», посвященный фильмам ужасов и сложным родительским отношениям. Теперь же, после успеха второй книги (с апреля тираж допечатывают уже третий раз), перевели и дебютный роман Пессл «Некоторые вопросы теории катастроф». Несмотря на разность этих двух романов — один клонится в сторону мрачного психологизма, второй в сторону жанровой феерии, — есть у этих романов и нечто общее. Оба они — и в случае с «Некоторыми вопросами теории катастроф» это гораздо заметнее — предлагают читателю сыграть в роман как в игру вместо того, чтобы читать его привычным линейным способом.
Что такое роман-игра?
Если вам нужно сразу, не отходя от кассы, получить представление о дебютном романе Пессл, прочитайте небольшое эссе Т. С. Элиота «Традиция и индивидуальный талант». Элиот говорит, что каждый писатель неотрывно связан с предыдущей литературной традицией, но всякий раз, обрабатывая эту традицию, на ее основе он создает что-то индивидуальное, добавляя к этому лоскутному полотну новый квадратик. Так вот, роман «Некоторые вопросы теории катастроф» — это и есть лоскутное полотно, объемная иллюстрация к эссе Элиота, когда вся предыдущая традиция фактически дожата автором до невероятно концентрированного уровня, и именно в таком обращении с традицией и заключается индивидуальное новаторство Пессл. При чем же тут игра? При том, что традицию Пессл сжимает буквально в кубик Рубика. Читателю придется самому выкручивать для себя сюжет романа из отдельных квадратиков глав. Несмотря на то что хронологически роман движется вполне линейно, логически он напоминает тот самый сад тропок. По некоторым придется пройти не один раз. Роман Пессл — это тоже такая огромная библиотека смыслов, роман-лабиринт, в котором нерды и любители книжек могут надолго потеряться. Давайте поиграем.
Игра первая. Выбор героини
В 2006 году, когда вышел роман «Некоторые вопросы теории катастроф», мир уже потихоньку начинало захлестывать предчувствием подростковых трилогий, буквально за год до этого, например, вышли «Сумерки» Стефани Майер. На зарождающемся тренде Пессл сыграла ловко. По большому счету Синь Ван Меер — типичная героиня таких подростковых трилогий. Она неловкий, неуклюжий книжный подросток, который мечтает о большой любви и чем-нибудь красивеньком, обычный тинейджер-миллениал. Но для создания игрового, почти комического эффекта Пессл, которая, к слову сказать, очень любит романы Донны Тартт, помещает Синь в насквозь книжную и гипертрофированно академическую атмосферу самого знаменитого университетского романа 90-х — «Тайной истории». Синь, дочь мигрирующего ученого, в очередной раз идет в новую школу и там попадает в общество «Аристократов» (в оригинале они Bluebloods, «голубокровки», что рифмуется с именем главной героини — Blue, «cинь»). «Аристократы» — Найджел, Чарльз, Джейд и Лула — компания красивых и модных подростков, которые как будто сошли со страниц «Тайной истории». Но ключевое слово здесь — «как будто». Да, они загадочные, богатые, красивые и обожествляют свою учительницу Ханну Шнайдер, которая для них всех становится гибридом эротического фетиша и путеводной звезды. Но подростки Тартт были выходцами из другой эпохи, и новые подростки — новые аристократы, — как ни рядятся в элитарность и утонченность, все равно выходят детьми нового мира, которые ищут приключений и развлечений. «Аристократы» по сути своей новые ролевики, которые всеми силами пытаются втиснуться в роман и сюжет из предыдущей эпохи, куда путь уже плотно закрыт. На месте изысканных попоек — по-детски нелепые приключения в ночных клубах, на месте вакхических оргий — унылый школьный поход, а на месте фанатов древнегреческого языка и декаданса — поколение MTV, которое само себя стесняется и бесконечно досочиняет. Пессл с глубокой иронией показывает, что нельзя старый сюжет натянуть на новую голову: и голова застрянет, и сюжет задохнется.
Игра вторая. Роман как список литературы
Если открыть оглавление романа, можно увидеть, что названия глав — это список популярных, классических, программных произведений мировой литературы, от Шекспира и Флобера до Набокова и Агаты Кристи. Как в это играть? Очень просто. Например, называется у вас глава «Грозовой перевал», значит, дорогой читатель, где-то здесь тебе в окно поскребется Кэти Эрншо. С иронией поскребется, конечно. Потому что в главе, посвященной единственному роману Эмили Бронте, вместо любви до гроба с привкусом готической романтики отыщется безумная и насквозь выдуманная страсть девочки-подростка к садовнику-латиноамериканцу. Ну а дальше, например, «Таинственное происшествие в Стайлз» окажется детективной слежкой за учительницей. «Отелло» — ухаживанием чужака (мавра) за богатой наследницей и так далее. Грубо говоря, перед нами не роман, а библиотека текстовых референций. Если вам наскучит следить за основной сюжетной линией, можно сыграть с самим собой в литературный квиз и попытаться угадать, где в романе торчат уши от Овидия, а где — плетка от маркиза де Сада. В общем, в дебютном романе Пессл предусмотрена опция «отвлечься и полистать другую книжку», не закрывая эту.
Игра третья. Сноски, цитаты и новое оформление материала
Самая рискованная игра, которую затеяла Пессл. Если опять же открыть книгу — на любой странице, — можно увидеть, как Синь Ван Меер, литературный нерд и брошенный ребенок, отгораживается от реального мира толстой-толстой иронией. Которая заключается и в том, как она нашпиговывает свой текст отсылками к несуществующим книгам и рассказами из несуществующей «Википедии» — тут повсюду скобки, сноски и авторские отступления, которые, конечно, много дают образу Синь и чересчур много — читателю. Почему это рискованно? Бесконечные цитации, наслаивание предыдущих текстов на другие, а также оформление самого текста нешаблонным образом — это, можно сказать, товарный знак игровых романов предыдущей эпохи. Предполагалось, что читатель будет углубляться в эти слои один за другим, угадывая цитаты и формируя для себя новый тип чтения — нелинейный, следя за сносками и угадывая шутки автора, чтобы вместе с ним над ними же и посмеяться. Здесь же Пессл использует отсылки к несуществующим книгам буквально — в качестве «отвода глаз», ложных ключей. За ними можно искать смысл, но они работают не для читателя, а вовнутрь — на характер самой Синь (подчеркивают ее претенциозность, книжность и ту самую подростковость, когда всем так хочется быть не такими, как все), и поэтому, отвлекаясь на эти украшения, читатель поначалу даже слегка раздражается на рассказчика: смысла нет, логики нет, но именно так оно и задумано — нам нужны эти цитаты вместо сердечек и наклеечек в дневнике одинокого подростка.
Игра четвертая. В большого писателя
Допустим, вы уже наигрались в список литературы, который с ходу выплывает из романа Пессл, как список кораблей. Но в этот самый список Пессл именно что играет — играет с читателем. Мол, ну ладно, дорогой читатель, вот тебе льдинки, можешь собрать из них слово «вечность» и программу по литературе. Но нарочитая, выпуклая пародия на роман той же Эмили Бронте не становится голосом самой Бронте. Это всего лишь отзеркаливание привычного набора мотивов, рассчитанное большей частью на то, что читатель их быстро опознает и сам себя погладит по голове. Другое дело — реальные литературные влияния, авторы, которые действительно сформировали Пессл как писателя. И читателю нужно бы смотреть не на те «игрушки», которые Пессл ему сует под нос, а на те, которые она от него прячет. Кроме слишком заметной Тартт, оммажем творчеству которой по сути и является вся книга, мы подскажем вам еще двоих, а остальных ищите сами. В преувеличенных, разбухших метафорах прячется любовь к одному писателю-энтомологу, а в огромных предложениях, которые вдруг вылезают то там то сям желтенькими первоцветами, таится явный намек на одного перепевшего «Одиссею» ирландца-модерниста. Дальше ваш ход, в общем.
Игра пятая. Найди детектив
Стоит наконец сказать, что же на самом деле такое роман «Некоторые вопросы теории катастроф». А на самом деле это детективный триллер. Но детективную ниточку нужно каждый раз внимательно отыскивать во всякой новой главе. Как это работает? Вот глава, в которой есть кружева от предыдущей литературы, есть капелька Тартт, есть набоковские метафоры и постмодернистские сноски. А под всем этим кроются настоящие улики и подсказки. У вас есть дымовая завеса: страдания Синь и ее сноски, красивые и склонные к промискуитету дети, литература, помноженная на половое созревание. А что прячется за ней? Задайте себе этот вопрос — и вы увидите, что в этом романе следить нужно не за детьми, а за взрослыми, а их не так уж и много. Как погибла мать Синь? Почему ее отец вечно переезжает с места на место? И все-таки, что делала Ханна с Мао Цзэдуном? Сумеете ответить на эти вопросы до того, как случится развязка? Значит, вы выиграли.