Почему фотографии Джока Стерджеса — это искусство? Отвечает искусствовед Ирина Чмырева
В субботу, 24 сентября, сенатор Елена Мизулина и детский омбудсмен Анна Кузнецова потребовали проверить на предмет детской порнографии выставку фотографа Джока Стерджеса, которая шла в московском Центре имени братьев Люмьер более двух недель. Не дожидаясь прокурорской проверки, в воскресенье представители общественной организации «Офицеры России» и ее лидер Антон Цветков заблокировали вход в галерею — и вынудили ее кураторов закрыть выставку. «Медуза» попросила Ирину Чмыреву, искусствоведа, старшего научного сотрудника Института теории и истории искусства Российской академии художеств, ответить на вопрос, почему снимки Стерджеса — это искусство, а не порнография.
Ирина Чмырева
искусствовед
С фотографией ситуация сложнее, чем с другими видами изобразительного искусства. Для людей, выросших на классическом искусстве, не возникает вопроса, почему искусство — обнаженная натура в скульптуре Древней Греции или Древнего Рима. Мы точно так же не думаем о том, что скорчившийся мальчик — Микеланджело в Эрмитаже — это педофилия. Мы понимаем, что это искусство.
Очень часто, когда речь идет об изобразительном искусстве, авторитеты и культурный опыт освобождают нас от необходимости задумываться о том, что мы видим. Однако художник, который работает даже в скульптуре (даже — потому что скульптура, в отличие от графики, очень натуралистична — можно «Давида» обойти со всех сторон и увидеть все его мускулы), сталкивается с этими проблемами. И «Давиду» вешали листочек, и на другие скульптуры вешали листики. «Страшный суд» Микеланджело в Сикстинской капелле: его ученик Даниэле да Вольтерра дорисовал драпировки всем участникам Страшного суда. Хотя если мы почитаем Библию, там ничего нет об одежде на воскресающих.
Когда художник что-то изображает, он имеет возможность обобщать — трансформировать натуру так, чтобы у зрителя появлялось ощущение, что то, что он видит, не есть сам предмет, а понарошку; речь, таким образом, идет не вообще о теле, а о его сублимации. Когда появилась фотография, сразу появилась и тема обнаженной натуры. Фотографии всего 180 лет, но уже в начале 1840-х годов обнаженная натура снималась очень часто: потому что на нее зритель хотел смотреть. И хотел смотреть в том числе не в условном изображении, а в безусловном явлении, в данности. В самом начале такой фотографии были авторы, которые умели делать красиво, умели перенести акцент зрителя на красоту модели, наподобие античного искусства. А были те, кто изображал то, что хотел видеть массовый зритель. Обвинять в этом фотографию — то же самое, что обвинять письменность в том, что кто-то ее использует для написания вульгарного текста.
Фотография — всего лишь техника. Часть людей, которые ею владеют, — художники, а часть — нет. К сожалению, ситуация фотографической безграмотности, отсутствие понимания, что внутри фотографии могут сосуществовать произведения высокого искусства и то, что делается на потребу публике, сохраняется до сих пор. И, к сожалению, эта ситуация часто встречается в нашей стране. Люди ничего не понимают в истории искусств и истории фотографии. Люди не понимают, что за фотографией может стоять большая работа.
Фотография — это спектакль. И человек, который ее делает, режиссер. Он может быть счастливым режиссером и несчастливым. Как документалист. Если он счастливый режиссер, реальность ему помогает. И тогда его фильм — искусство.
Стерджес — очень счастливый художник в фотографии. Люди ему доверяют. Невозможно заставить модель сыграть то, что она собою горда. Нельзя заставить человека изобразить, что он собой удовлетворен и живет в гармонии с собой и окружающим пространством. И более того, этот человек должен очень доверять фотографу — чтобы говорить о таких очень тонких вещах. О том, что возможно быть самим собой. Тем более что нудистское сообщество, с которым работает Стерджес, и открытое, и закрытое одновременно. Это сообщество людей, которые оберегают свою гармонию. Потому что понимают, что она хрупка в мире с противоположными взглядами. Стерджес никогда никаких провокаций не предпринимал. О нем сняты фильмы, где видно, как он работает. Это очень отличается от работы рекламного фотографа и работы художника современного искусства, который живет провокациями.
Стерджес в первую очередь мастер fine art photography — искусства фотографии, где важны все составляющие: послание художника, сюжет, гармоничность композиции и высокое искусство отпечатка. Это, безусловно, высокое искусство. Стерджес говорит о том сообществе, которое одновременно привлекает большинство зрителей — и недостижимо для него, потому что мы живем со своими стереотипами. Часто люди очень агрессивно отказывают другим людям в их стремлении быть самими собой; даже если это никак не мешает нам жить так, как мы хотим.
Изображение у Стерджеса, где все тщательным образом выстроено, не искусственно, а естественно. Он создает изображения хрупкой, беззащитной красоты. И те, кто видит в этом сексуальную призывность, к сожалению, насыщают его изображения своим опытом и своим видением. Произведение очень зависит от взгляда зрителя. И иногда проходят годы, прежде чем стереотип видения может быть отчищен от произведения, и тогда его смысл может удивить: он отличается от навешанных ранее ярлыков.