Журналистка «Медузы» Екатерина Кронгауз опубликовала в своем фейсбуке пост о сексуальных отношениях учителя с учениками в престижной столичной школе. Запись оказалась одной из наиболее обсуждаемых в последние сутки; дискуссия коснулась и самой допустимости таких отношений между учеником и учителем. По просьбе «Медузы» председатель правления Национального фонда защиты детей от жестокого обращения Александр Спивак объясняет, почему секс учителя со школьником — это проблема.
Александр Спивак
Председатель правления Национального фонда защиты детей от жестокого обращения, член комиссии правительства РФ по делам несовершеннолетних и защите их прав
Нормы закона, требующие сообщать о нарушениях прав и законных интересов детей, у нас в стране очень абстрактны. В Семейном кодексе есть статья 56, которая требует от граждан и должностных лиц сообщать [о нарушениях прав ребенка]; но что понимать под нарушением прав ребенка, там не уточняется. Эта норма также не подкреплена обобщенной практикой или четким методическим материалом, которые можно было бы доводить до сведения учителей и родителей. Если вы спросите у десяти родителей, что они понимают под нарушением прав ребенка, каждый ответит по-своему.
Мы начинаем реагировать только на вопиющие случаи, когда уже очевидно, что нужно бить тревогу. В ситуации явного насилия, например. Если речь идет о связи учителя с ученицей, узнавшему об этом человеку не совсем понятно, к чему ситуацию следует отнести: к факту личной жизни, к нарушению прав ребенка, к тому, что это просто плохой учитель и нужно его уволить, либо наказать по закону. Люди об этом не знают и поэтому предпочитают не делать ничего.
Раньше тема жестокости по отношению к детям была абсолютно табуирована, но в последние годы языки развязались, и эту тему сегодня все готовы обсуждать с разных сторон. Проблема сексуальных отношений в школе тоже однажды станет обсуждаться более спокойно и профессионально. Но пока табу еще в силе. У нас вообще о темах с сексуальным подтекстом не любят говорить, они вызывают прямо противоположные мнения в обществе, бурные споры.
Но говорить об этом надо, только не в формате ток-шоу, а спокойно, без искусственного нагнетания страстей. Должно быть больше места для профессиональных суждений, нужно обсуждать не сексуальные отношения сами по себе, но этику профессии. У нас уже очень давно не было слышно дискуссий на тему, что этично, а что нет — для врача, учителя, психолога.
О подобных случаях предпочитают молчать, потому что в России не любят выносить сор из избы — какой бы то ни было сор из какой бы то ни было избы. Это особенность нынешней ситуации, уровня развития, культуры, отношения к чему бы то ни было, в том числе к нарушению закона или этических норм. У нас часто предпочитают, чтобы информация даже о преступных явлениях осталась в организации, в которой это происходит. Чтобы не опозориться, чтобы организация была на хорошем счету, чтобы никто не думал, что в ней такое может происходить. Еще человек может думать, что поднимать скандал для него опасно: например, за это могут выгнать из школы.
Кроме того, есть еще проблема общей недооценки самостоятельности ребенка, его значимости и вместе с тем уязвимости его личности в разном возрасте. Мы не привыкли становиться на место детей, входить в их положение, думать об их чувствах и переживаниях. Мало кто хочет предполагать, что для ребенка многие ситуации могут быть вынужденными — это касается не только сексуальных отношений, но и физического наказания, психологического насилия. У нас действует директивный подход — многие ведь в основном командуют детьми, а не разговаривают с ними. Никто не хочет посмотреть на ситуацию глазами ребенка.
Сексуальные отношения между учителем и учеником связаны с зависимостью одного человека от другого. Это может быть или не быть насилием, но в любом случае это всегда двусмысленная ситуация: ученик зависит от учителя в очень многих аспектах, это можно сравнить с отношениями начальника и подчиненного. Но если на работе все сводится к социальным ролям взрослых, способных отвечать за себя людей, то в школе мы имеем дело с ребенком, который еще слишком мал, чтобы самостоятельно осознавать все происходящее, он склонен поддаваться чувствам и порывам, не анализировать ситуацию целиком. Опять же, мы никогда не узнаем наверняка, не использовал ли взрослый зависимость ученика, его незащищенное положение в своих целях. Это и вызывает большую настороженность. Учитель не должен этим пользоваться — на то он и учитель.
Дети ведут себя так, как свойственно их возрасту: можно сказать, что маленький ребенок «провоцирует» взрослого на физическое наказание, он ведет себя несносно, не слушается, проверяет границы и, как кажется взрослому, нарочно совершает какие-то действия, чтобы его разозлить. Но взрослый человек — и тем более учитель, который имеет высшее педагогическое образование, ориентируется в детской психологии, — должен понимать, что происходит. Профессиональная позиция, профессиональный долг и этика учителя заключаются в том, чтобы видеть особенности проявления ребенка, понимать, с чем они связаны, и реагировать на это профессионально, а не «по-человечески».
Время меняется, сегодня дети действительно рано взрослеют. Но у человека всегда все составные части личности развиваются неравномерно. Можно сказать, что сексуально и эмоционально человек уже созрел, но когнитивные механизмы — познание, самоопределение — запаздывают. Человек просто может не осознавать, что с ним происходит. И социальные роли могут для него смешиваться.