истории

Как стать предателем Катерина Гордеева — о превращении благотворителей в «иностранных агентов»

Источник: Meduza

Госдума в среду, 20 апреля, в первом чтении уточнила понятие «политической деятельности» в законе о некоммерческих организациях. Если поправка будет принята в нынешнем виде окончательно, любой благотворительный фонд в России, хотя бы раз получивший пожертвование из-за рубежа, может быть признан «иностранным агентом». Это значит, что каждое упоминание фонда придется сопровождать маркировкой «иностранный агент»; кроме того, возрастут расходы благотворителей на внутренний — требуемый по закону — аудит. Запрет деятельности таких фондов станет лишь вопросом времени — и степени настойчивости тех, кто по какой-то причине захочет свести с ними счеты. Спецкор «Медузы» Катерина Гордеева рассказывает, как вышло, что помощь слабым и больным в России теперь считается политической деятельностью.

В 2016 году почти все крупные благотворительные фонды страны должны отметить десятилетие своей официальной деятельности.

Впрочем, расскажем эту историю подробнее. 

Неравнодушные россияне были поражены землетрясением в Спитаке в 1988 году. В начале 1990-х были потрясены высочайшей смертностью детей в онкологических и онкогематологических отделениях российских больниц и просто бедственным положением этих самых больниц — по части самого элементарного: донорской крови, лекарств, перевязочных материалов, одежды и белья. В последнее десятилетие ХХ века эти неравнодушные люди между собой познакомились, подружились, помогая согражданам — поначалу порывисто и спонтанно. А потом поняли: системная помощь работает куда лучше.

Тем временем уроженка промышленного Череповца Вероника Крашенинникова успела немного поучиться на инженерно-экономическом факультете Ленинградского кораблестроительного института и немного — в Парижском институте политических исследований, на факультете финансов и экономики. И отправилась делать карьеру: с 2001 года Крашенинникова просто сотрудник, а с 2006-го — президент Совета по торгово-экономическому сотрудничеству (СНГ — США). Люди, знавшие Крашенинникову в Вашингтоне и Нью-Йорке, вспоминают ее как женщину свободолюбивую, придерживающуюся демократических и даже либеральных взглядов. Она критически отзывалась о любых проявлениях цензуры, давления на бизнес или закручивания политических гаек в России.

В середине 2000-х в России появились сразу несколько фондов помощи тяжелобольным детям, фонд помощи хосписам, фонды помощи тяжелобольным и оказавшимся в сложной жизненной ситуации взрослым. Люди, пришедшие работать в эти фонды и даже возглавившие их, узнавали, что такое системная благотворительность, методом собственных проб и ошибок: нигде и никто в постсоветской России не учил менеджеров некоммерческого сектора. Никто не понимал, как и откуда регулярно брать деньги на неиссякающие нужды пациентов, проектов и даже целых больниц. Советуясь друг с другом, с сочувствующими юристами, законодателями и чиновниками, фонды писали свои уставы, разрабатывали протоколы действий в том или ином случае, создавали экспертные советы, позволяющие выносить взвешенные решения об оказании (неоказании) помощи. К концу нулевых экспертный уровень благотворительных фондов позволил многим из их руководителей серьезно разговаривать с профильными министерствами и настаивать на законодательных и процедурных изменениях. 

Именно благотворительные фонды подняли вопрос о праве на доступное обезболивание, о широком развитии донорства крови в стране, об обеспечении нуждающихся орфанными (редкими) препаратами и многие другие. Главное же, чего удалось достичь фондам, — изменение восприятия гражданами России таких понятий, как болезнь, немощь и слабость. Рак, особенно детский, больше не считается приговором; люди много и охотно помогают, причем даже не конкретным детям — системным проектам благотворительных фондов, оформив регулярное пожертвование. Право на болезнь без боли и достойную смерть больше не считается чем-то невероятным; неизлечимые болезни не делают человека изгоем. Благотворительные фонды постепенно приучили общество быть неравнодушным к тем, кто слабее. И это, пожалуй, самое важное гуманистическое достижение российских нулевых.

Вероника Крашенинникова тем временем практически без отрыва от американской жизни защитила в московском педуниверситете кандидатскую диссертацию на тему «Российско-американский диалог как проблема политической культуры» (2007 год) и стала кандидатом исторических наук. А заодно пересмотрела свое отношение ко всей западной системе ценностей.

В Россию Крашенинникова вернулась с сильной инициативой: пока некоторая часть граждан в 2011–2012 годах мерзла на Болотной площади, требуя честных выборов, Крашенинникова опубликовала в агентстве Regnum программную статью о том, что стране необходим закон об «иностранных агентах». 

«Планы по либерализации политической системы России, обнародованные в президентском послании, реализуются в особой спешке и в самый неподходящий момент — в преддверии президентских выборов, которые некоторые вашингтонские круги совместно с российской „оппозицией“ используют в попытке „смены режима“ в России», — писала Крашенинникова. 

Regnum отрекомендовал автора статьи как директора созданного тогда же, в 2012-м, Института внешнеполитических исследований и инициатив (статья вышла 20 января 2012 года, АНО «ИНВИССИН» было зарегистрировано несколько раньше, в марте 2011-го; стоит заметить, что до сих пор в структуре института Вероника Крашенинникова — единственный указанный член правления). Крашенинникову к этому моменту в России еще мало знали. Автором настоящего закона об «иностранных агентах» стал активный депутат-единоросс Александр Сидякин. Госдума приняла его летом 2012-го.

Вероника Крашенинникова делала быструю карьеру на родине: помимо директорства в ИНВИССИН, в 2012–2013 годах она была консультантом главного редактора телеканала Russia Today, руководителем Центра международной журналистики и исследований РИА Новости (теперь это МИА «Россия сегодня»), а с марта 2013-го стала членом Общественной палаты и незаменимым участником политических телешоу на всех федеральных каналах страны. Из передачи в передачу Крашенинникова, ссылаясь на тяготы жизни в США, рассказывает, что наш закон об «иностранных агентах» — точно такой же, как американский. И точно так же направлен против шпионов и врагов, маскирующихся под некоммерческие организации. 

Немногие понимают, что госпожа Крашенинникова имеет в виду FARA (Foreign Agents Registration Act), Акт о регистрации «иностранных агентов» — закон, принятый в США в 1938 году и пользовавшийся наибольшим успехом в непростые для Америки времена расцвета маккартизма как один из инструментов «охоты на ведьм». В 1966-м в FARA были внесены поправки, превратившие его из инструмента борьбы с пропагандой в инструмент борьбы с лоббированием иностранных экономических и политических интересов в конгрессе. Иными словами, нынешний FARA направлен, главным образом, не против организаций, занимающихся некоммерческой деятельностью (даже если у тех есть иностранное финансирование, они просто должны быть зарегистрированы), а против иностранных лоббистов. И это серьезно отличает FARA от российского закона.

До сих пор в уже принятом Думой законе было написано, что «к политической деятельности не относится деятельность в области науки, культуры, искусства, здравоохранения, профилактики и охраны здоровья граждан, социальной поддержки и защиты граждан, защиты материнства и детства, соцподдержки инвалидов, пропаганды здорового образа жизни, физической культуры и спорта, защиты животного и растительного мира, благотворительная деятельность».

Но некоммерческие организации, едва закон был принят, сами просили президента Путина (а тот — Конституционный суд) уточнить понятие «политической деятельности». На уточнение ушло почти четыре года.

К 2016 году российские благотворительные фонды, и с этим никто не спорит, стали серьезнейшим подспорьем медицинской и социальной системы страны. Около шести миллиардов рублей, которые ежегодно тратят благотворительные фонды на своих подопечных, только кажутся каплей в более чем 400-миллиардном бюджете отечественного здравоохранения. На самом деле именно фондами сегодня оплачиваются все неродственные трансплантации костного мозга в России, 60% незарегистрированных лекарств, многие виды высокотехнологичного лечения, а в некоторых больницах — до 30% лекарственного обеспечения. Именно фонды «вытаскивают» того, кому государство помочь не в силах, прикрывая тылы и позволяя людям надеяться.

Именно фонды делают за профильные комитеты министерств и ведомств грязную работу: собирают и сводят статистику, изучают международный опыт, придумывают экономически выгодные выходы из непростых ситуаций. Многие законы последних пяти лет, связанные с социальной сферой и здравоохранением, были приняты в интенсивных консультациях чиновников с представителями некоммерческого сектора.

Об этом в письме Владимиру Путину писали известные и уважаемые в России артисты, общественные деятели и журналисты. У отечественной благотворительности, так уж сложилось, узнаваемые лица: Константин Хабенский, Егор Бероев, Ксения Раппопорт, Чулпан Хаматова, Наталья Водянова, Евгений Миронов, Юлия Пересильд, Татьяна Друбич, Авдотья Смирнова, Владимир Познер.

В письме на трех страницах благотворители не критиковали сам закон об «иностранных агентах» (к которому множество претензий у других, не благотворительных НКО; именно из-за него, например, закрылся фонд мецената Дмитрия Зимина «Династия»), но даже соглашались с Путиным: идея обезопасить внутреннюю политику страны от внешних посягательств — разумная. При этом благотворители просили не приравнивать к политической просветительскую и общественную деятельность фондов. Объясняли, что без разговоров с врачами и чиновниками, без доработки законов, без смягчения нравов и распространения идей милосердия многие — уже запущенные — процессы остановятся. А новые не начнутся. 

Письмо было отправлено в администрацию президента 9 апреля 2016 года. 11 апреля из информационного сообщения Госдумы стало известно, что рассмотрение поправки об уточнении политической деятельности в законе об «иностранных агентах» в первом чтении перенесено Госдумой с 15 апреля «на более поздний срок». Острая публичная дискуссия вокруг письма свернулась, на состоявшейся 14 апреля «Прямой линии» с Владимиром Путиным вопрос о благотворительных фондах, которые вот-вот станут у себя на родине «иностранными агентами», не прозвучал, хотя задать его хотели.

«Более поздним сроком» оказалось 20 апреля. «Уточнение» принято в первом чтении. Если оно в нынешнем виде пройдет и остальные чтения, благодаря «уточнению» любой благотворительный фонд в стране, занимающийся публичной деятельностью и когда-либо получавший пожертвование от негражданина России в любом размере, может быть признан «иностранным агентом». 

Накануне, когда это самое уточнение обсуждали в профильном комитете Госдумы, представителям фондов намекнули: сейчас у России «так много врагов», что в борьбе с ними «могут пострадать и друзья»; но это ничего, фонды потом могут в суде оспорить свою принадлежность к «иностранным агентам».

Еще во время этого обсуждения руководитель комитета Ярослав Нилов (фракция ЛДПР) вспомнил о событиях на Украине, где, по его мнению, представители некоммерческого сектора «раскачали ситуацию», депутат-единоросс Михаил Маркелов предложил изменить психологическое отношение к формулировке «иностранный агент», а член Общественной палаты Вероника Крашенинникова призвала фонд «Подари жизнь» и других благотворителей «не прикрываться детьми». Что это значит, она не уточнила. 

Вероника Крашенинникова, кстати, 6 февраля 2016 года была избрана в руководящий орган «Единой России» — высший совет — и стала одним из четырех соавторов идеологического блока программы партии на парламентских выборах 2016 года.

«Иностранные агенты», которыми вот-вот, наверное, обзовут фонды, из стен Государственной думы, из исполкома «Единой России», видимо, кажутся чем-то инородным. Чем-то чужим: не потому, что враги, а потому, что непонятные. Ну как это так — убиваться и тратить жизнь на малознакомых слабаков, неизлечимых и никому — до появления этих самых благотворителей — не нужных? Неизвестных, незаметных и, стало быть, не портящих картину всеобщего радостного существования? 

Разумеется, фонды будут бороться. Кто-то пойдет в суд доказывать, что он не «иностранный агент». Возможно, у кого-то получится.

Однако если решение о системном переводе благотворительности в «политическое поле» уже принято, техническое проведение закона через Госдуму — дело времени. И совершенно неважно, как после этого будут называть благотворительные фонды. Важно, что благотворительность в прежнем виде и прежнем объеме будет уничтожена. По обвинению в предательстве.