В Воркуте начали затапливать шахту «Северная», где в результате взрывов в конце февраля 2016 года погибли 36 человек — шахтеры и горноспасатели. В больницах города остаются семеро пострадавших. «Медуза» записала рассказы жителей Воркуты о том, как они переживают случившееся.
Владимир Жарук
Шахтер на пенсии
Я отработал в шахте 20 лет, мне более чем кому-либо известны трудности шахтерской жизни. И вот что скажу: в мои времена такого отношения к жизни шахтера не было. Раньше мы были свободнее. Процентов 70 людей в коллективе могли открыто сказать в глаза руководству все, что они думают. Могли бороться за свои права и отстаивать их. Когда у нас был повышенный уровень метана, мы останавливали комбайн, выключали лаву, ждали, когда свежая струя унесет газ из лавы. Безрассудства, как в нынешней ситуации, мы не могли допустить. И руководство нас тоже понимало.
Сейчас, судя по многочисленным рассказам и по моему собственному общению с ребятами, индивидуальные датчики показывали повышенный уровень метана. Работа в таких условиях запрещена правилами техники безопасности, которые кровью написаны. А стационарные датчики, которые висят в лаве и на комбайне, судя по отчетам руководства, показывали уровень метана, при котором работать можно. Люди жаловались, а им отвечали: «Ваши датчики несовершенны. Носить их нужно, только потому что так положено».
Вообще, работа шахтера — одна из самых опасных. Шахтер уходит под землю каждый раз, как в последний. Когда клеть [шахтерский лифт] спускается на большую глубину, могут произойти самые разные события. Но зажаты нынешние рабочие — за себя заступиться не могут.
29 февраля, когда были первые похороны, мы еле-еле через пургу пробрались до города — я живу в 30 километрах от него. В тот день, кажется, весь город вышел проститься с ребятами, забыв про ветер и снег. Там были и молодые, и люди предпенсионного возраста. Словами это не выразить. Все жители Воркуты каким-то образом имеют отношение к шахтерскому делу — весь город скорбит.
Мемориал памяти погибших шахтеров и горноспасателей в центре Воркуты
Фото: Петр Шеломовский
Ольга Хмара
Поэтесса
Все, что нужно сейчас сделать — законодательно закрепить ответственность владельца шахты за безопасность людей. Нам это обещали, и это единственное, о чем можно сейчас говорить. Все остальное — очень больная тема, это как лезть в открытую рану пальцами. У меня сын работает на шахте, ему 21 год, и сейчас решается вопрос о том, чтобы он перешел на другую работу. Я бы хотела, чтобы парень вообще уехал отсюда.
У меня всегда угольная отрасль вызывала только отрицательные эмоции: 2013 год еще не успел зажить (11 февраля 2013-го произошел взрыв метана на шахте «Воркутинская»; погибли 18 человек — прим. «Медузы»), другие аварии помню. Трагедии были и во времена Советского Союза, но сейчас такое ощущение, что человеческая жизнь перестала представлять ценность. Приехали, поговорили с семьями погибших — не очень искренне, судя по записи. Нет сопереживания, сочувствия. Бизнес очень жестко диктует свои права, без эмоций и сантиментов; видно, что его владельцы нацелены исключительно на извлечение прибыли любой ценой.
Я боюсь, как и все матери шахтеров. Что делать теперь женщинам с детьми в угольном городке, где зарплату приносил мужчина? Город Воркута сам по себе уникальный: тундра, оленьи пастбища, 200 километров до побережья Северного Ледовитого океана. Но это еще и моногород, здесь только шахты дают работу.
Воркутинцы — сильнейшие северные люди, но теперь притихшие сидят каждый в своей норке и не могут ничего сказать. Если кто-то из шахтеров попытается что-то изменить, его просто уволят. Горе придавило город.
Вход на шахту «Северная»
Фото: Петр Шеломовский
Юрий Костинский
Шахтер на пенсии
Трагедия есть трагедия, весь город переживает. Времени очень мало прошло со дня катастрофы, никто еще не успел опомниться. Затухнет, конечно, со временем, только, боюсь, никаких изменений в условиях работы не произойдет. Сам был шахтером 25 лет. Родственники всегда переживали сильно, звонили, волновались, когда я был на работе. Друзья и знакомые по сей день трудятся на шахте, я знал некоторых из погибших лично.
Операцию по спасению провели бестолково, не надо было посылать спасателей. Это их профессия, конечно, но это было глупо. Там все горит, взрывается, люди уже мертвые. В общем, это был глупый приказ.
Очень тяжело, когда свои уходят из жизни — вот ты человека видел, а его уже нет. На душе тяжело: как-никак, друзей много не бывает.
Я не понимаю, почему не объявили траур по всей стране. Потому что шахтеров считают рабочим быдлом? Вот эти 36 человек — они шли на смену как обычно. Их нет, потому что они пошли на свою работу. Как-то не по-человечески это, очень обидно. Родственники тех, кто до сих пор работает, переживают за своих еще больше: пошел на смену, а вернется ли?
Рабочий, подготавливающий «Северную» к затоплению
Фото: Петр Шеломовский
Эдуард Шабло
Горный мастер
Один раз я получил травму — мне переломало обе ноги. Произошел сход горной массы, и меня перевалило. Это еще хорошо, что досталось только ногам. Каждый день я ходил на работу, и было понятно, что работа опасная. Только у меня отец шахтер, и город наш — Воркута — весь в шахтах.
Я думаю, трагедия произошла по многим причинам. Ребята шибко глубоко ушли, а там газ попер вовсю. Проблема — в плохих условиях труда. Нужно устроить нормальное проветривание на глубине, а для этого нужны большие деньги. Добыча постоянно увеличивается, а чем больше добываешь, тем больше газовыделение. Виноват во всем план — все шахтеры сидят на сдельной оплате, план повышают по принципу «сегодня — рекорд, завтра — норма». Естественно, они хотят побольше заработать и лезут все глубже.
При этом, если соблюдать все правила техники безопасности, плана не будет выполняться вообще. Когда я проходил практику в Донбассе, там никто не соблюдал технику безопасности — иначе шахту нужно было бы закрыть как нерентабельную.
У меня произошедшее никак не выходит из головы, мне даже шахта начала сниться. Город небольшой, каждого это затронуло тем или иным образом. У моего одноклассника брат погиб. Каждый сейчас думает об этом горе.
Акция памяти погибших в Воркуте
Фото: Петр Шеломовский
Алла
Владелица цветочного магазина
Мы, молодые, просто в шоке. Отсюда и так после окончания школы все стараются уехать, если есть возможность. Что же люди теперь, после такого, думают.
Это была страшная беда для всей Воркуты. Пурга, снег, а на панихиду по шахтерам сколько народу собралось. Очень много цветов купили. Никто не мог сдержаться, все плакали; даже те, кто лично никого не потерял. Люди в городе твердили и твердят одно — шахтеров можно было спасти, их можно было вывести из шахты вовремя.
По всему городу незадолго до катастрофы ходили разные слухи. Говорили, что газ чувствуется слишком сильно, что крыс две недели не видели, а ведь это — первый знак! И будто МЧС отправляли, зная, что людей уже не спасти.
Жизнь идет, все пытаются поддержать семьи пострадавших.
Воркутинцы любят свой город, он у нас очень красивый, здесь очень хорошие отзывчивые люди. Все друг друга знают, хотя бы заочно. У нас есть красота и доброта. А уехать хочется только потому, что другие города по сравнению с Воркутой куда лучше развиты.