истории

Разве можно экспериментировать на больных? Катерина Гордеева — о дефиците лекарств в России

Источник: Meduza

В государственных больницах уже несколько недель жалуются на нехватку дешевых препаратов, а российские соцсети заполнены сообщениями о пустых полках в аптеках. Ситуация оказалась настолько серьезной, что в нее вмешалось правительство: к 12 февраля вице-премьер Ольга Голодец пообещала сформулировать президенту Владимиру Путину предложения по наведению порядка в сфере госзакупок лекарств. В то же время производители утверждают, что «российская фарма встает с колен», а скандал о дефиците раздут СМИ. В ситуации разбиралась спецкор «Медузы» Катерина Гордеева.

Эпидемия коклюша в ХХI веке

«Вакцин для прививок вообще нет. Представляете?» — вздыхает Галина Федоровна, тульский педиатр с 40-летним стажем. Свою фамилию врач просит не называть. «Начальство заклюет. Потому что их, в свою очередь, заклюют из департамента [здравоохранения], а тех — сами понимаете. А положения дел это все равно не изменит», — говорит педиатр.

На памяти Галины Федоровны ситуации, когда из арсенала доктора сразу бы исчезли антигемофильная вакцина, вакцины от полиомиелита, дифтерии, столбняка и других болезней, еще не случалось. «Ну, бывали перебои. Или вот пропала три года назад вакцина от ветрянки — это не смертельно. Теперь же импортные вакцины со всех складов как корова языком слизала. А отечественных аналогов нет», — говорит она.

Заведующая педиатрическим отделением клинико-диагностического центра ОРИС Наталья Уклеина имени не скрывает: «Мне нечего бояться, кроме того, что мы сейчас можем столкнуться с эпидемиями». Доктор Уклеина поясняет: в России (как и в мире) существует утвержденный календарь прививок от всех известных опасных болезней. По нему проходят вакцинацию дети от рождения до школы. «Из-за ажиотажа с импортозамещением вакцины иностранного производства полностью исчезли из арсенала российского педиатра. Нам велели вакцинировать детей отечественными аналогами. А в некоторых случаях их не существует». 

Уклеина приводит пример: импортная вакцина «Пентаксим» (профилактика дифтерии, столбняка, коклюша, полиомиелита, менингита, пневмонии и многих других). Это бесклеточная инактивированная вакцина (то есть вакцинация происходит убитыми неактивными клетками) нового поколения. Ее отечественный аналог — вакцина АКДС — была создана советскими учеными около 60 лет назад. И с тех пор практически не изменилась. «У АКДС, — говорит Уклеина, — в инструкции написано, что противопоказанием к применению является любая неврологическая патология, возможны осложнения и судорожный синдром. Это значит, часть пациентов сразу отсекается: мы даже предлагать им такую «замену» не можем». 

«Родители отказываются, график вакцинации летит к чертям уже почти год как. Мы можем всерьез говорить о начале эпидемии коклюша, — утверждает педиатр Галина Федоровна. — Это в двадцать первом-то веке! Я не знаю, как можно рисковать здоровьем целой нации. Мне кажется, президент, когда настаивает на импортозамещении, не отдает себе отчет о рисках. Он спрашивает: а аналоги у нас есть? Ему в ответ кивают, мол, есть Владимир Владимирович, не беспокойтесь. Но на самом деле, они врут Путину, чтобы сохранить свои кресла».

Как удалось выяснить «Медузе», импортных вакцин больше нет ни в одной государственной поликлинике. В коммерческих медицинских центрах Москвы еще можно найти вакцины «Энджерикс» (гепатит В), «Превенар» (пневмококковая инфекция), «Приорикс» (корь, краснуха, паротит) и некоторые другие. Полностью исчезли (и нет российских аналогов) вакцины от менингококковой инфекции «Менактра» и «Менинго А+С».

«Ситуация, в которой родители привозят вакцину откуда-то, а мы делаем прививку, даже не обсуждается, — говорит Наталья Уклеина. — У всех вакцин очень строгие условия хранения и транспортировки. И довериться даже самым ответственным родителям мы не имеем права. Некоторые родители выходят из положения: едут в ближайшую заграницу и там вакцинируют ребенка».

«Страдают, конечно, самые бедные. У них выбор простой: или прививаться тем, что есть, и иногда рисковать, или оставаться без прививки, то есть тоже рисковать. Говорят, что это все для того, чтобы помочь нашим производителям встать на ноги, — сокрушается педиатр Галина Федоровна. — Но не за счет же детей?! Ну представьте себе, что начнется, если столбняк, дифтерия или полиомиелит выйдут на улицы».

«Мы на грани катастрофы, — поддерживает коллегу педиатр Уклеина. — Я могу допустить, что какие-то аналоги сейчас разрабатываются в российских лабораториях. Но пока я знаю вот что: «Пентаксим» — одна из самых важных вакцин в жизни ребенка — не получил аккредитацию в России, потому что у нас нет оборудования, на котором его можно протестировать. А оборудования нет из-за санкций! Стало быть, пока все так, никакого «Пентаксима» нашим детям не светит. Это бред».

Паника — двигатель торговли

Большинство россиян беспокоит не дефицит вакцин в поликлиниках, а отсутствие недорогих и доступных лекарств в аптеках и цены на них. 

«Истерика, которую нагнетают граждане, — это всего лишь истерика, которую нагнетают граждане, — невозмутимо комментирует сведения об опустевших полках аптек замдиректора компании «Нижфарм» Иван Глушков. — Вот вдруг все, испугавшись гриппа, бросились в аптеки за оксолиновой мазью (ее производит «Нижфарм» — прим. «Медузы»). И мы за месяц продали пять месячных объемов. Это больше двух миллионов упаковок, понимаете! Скажу честно: такого ажиотажа мы спрогнозировать не могли. Могу предположить, что с некоторыми другими «сезонными» препаратами случилось то же самое».

По мнению генерального директора крупнейшей российской фармкомпании BIOCAD и соавтора стратегии «Фарма-2020» Дмитрия Морозова, «наши люди любят создать ажиотаж, а потом кричать «караул!», хотя ничего выдающегося ни в декабре, ни в январе на рынке лекарств не произошло. Просто все вдруг побежали в аптеки».

Для того чтобы понять, насколько справедливы жалобы на отсутствие лекарств в аптеках, «Медуза» провела небольшой эксперимент. Мы попросили нескольких ведущих российских терапевтов составить необходимый и достаточный список лекарств. В него вошли антибактериальные, антигистаминные, нестероидные противовоспалительные, сульфаниламидные, противорвотные, противовирусные и отхаркивающие препараты. Затем мы обзвонили десять московских и несколько региональных аптек и узнали, есть ли такие лекарства в продаже. 

Выяснилось, что за редким исключением во всех аптеках можно купить большинство товаров из списка. Правда, в разных торговых точках лекарства стоят по-разному, причем цены могут отличаться не на проценты, а в разы.

Совершенно противоположная ситуация, по сведениям врачей и пациентов, в стационарах государственных медицинских учреждений: во многих больницах в минувшем году сменились поставщики подавляющего большинства лекарственных препаратов (в основном, с импортных на отечественные), а в начале 2016-го доктора этих клиник столкнулись с катастрофическим дефицитом широкого круга медикаментов. «Отечественные производители лекарств, как выяснилось, не имеют почти никакого представления ни об эпидемиологической ситуации, ни о необходимых объемах требующихся лекарств», — говорит доктор медицинских наук Ольга Желудкова. Она — профессор и главный научный сотрудник лаборатории комплексных методов лечения онкозаболеваний у детей в ФГБУ «Российский научный центр рентгенорадиологии».

Раньше, по ее словам, врачи могли выбирать действительно лучшее и качественное — неважно, импортное или российское. «Сейчас мало того, что в госбольницы практически полностью прекратились поставки зарубежных препаратов, так нет вообще никаких! Наши производители оказались попросту не готовы к тому, что теперь — они одни единственные. И в ответе за все», — говорит Желудкова. 

«Проблема отсутствия каких-то лекарств в медучреждении — это не проблема производителя, а проблема самого медучреждения, — парирует гендиректор BIOCAD Дмитрий Морозов. — Нужно четче планировать, четче представлять свои потребности и формулировать заказ поставщику».

«Вместо лекарств, которыми мы лечили раньше, под которые были расписаны годами проверенные схемы лечения, нам теперь приходят лекарственные препараты, названия которых мы видим впервые, — сокрушается профессор Желудкова. — Некоторые препараты оказываются токсичными, на другие у пациентов происходит не упомянутая в описании реакция. Разве можно так подходить к лечению и без того тяжелых пациентов, фактически экспериментировать на них?»

Гендиректор BIOCAD Морозов полагает, что доктора являются заложниками стереотипов. «Они пребывают в заблуждении, что все импортное — это хорошо, а наше — нет. Но российская фарма — уже не та, что была 5–7 лет назад. Мы встали с колен и подняли голову. Вам это не нравится? Надо привыкать».

По его словам, никакого кризиса и коллапса в обеспечении госклиник отечественными препаратами не существует. «Да, теперь мы подвинули на рынке иностранных производителей. Наша компания, например, в Санкт-Петербурге и Ленинградской области много и долго над этим работала. Много было противостояний, нам не хотели уступать. Но мы победили. И вот мы пришли. И там, где мы теперь есть, могу сказать ответственно: сократились расходы на лекарственные препараты. Где-то на 38 процентов, а где-то — на все восемьдесят». Морозов уточнил, что речь идет о химиопрепаратах, применяемых для лечения онкологических заболеваний. 

Профессор Желудкова признает, что отечественные производители, возможно, могут покрыть часть потребностей больниц, однако быстро заменить собой весь список необходимых медикаментов они просто не в состоянии: нет производственных ресурсов. «В онкоотделениях российских госбольниц нет «Космегена» и «Адриамицина» (оба — специфические антибиотики), «Эндоксана» (противоопухолевый препарат), капсульного «Этопозида» (ингибитор, противоопухолевый препарат).

«Это, как минимум, ставит под сомнение возможность успешного лечения, — говорит профессор Желудкова. — Вторая часть проблемы заключается в том, что этих лекарств нет и в аптеках». По ее словам, некоторые родственники пациентов, не выдержав нервотрепки, отправляются за нужными препаратами в соседние Белоруссию и Украину (иногда бывает так, что лекарство нужно «прямо сейчас» и ждать нет ни времени, ни сил). Другим необходимые лекарства закупают благотворительные фонды, но и они сталкиваются с массой специфических проблем. 

Недорогой препарат за доллары

Директор фонда «Подари жизнь» Екатерина Чистякова на днях подробно описала квест, который пришлось пройти фонду для того, чтобы закупить исчезнувший из российских больниц препарат «Даунорубицин». Это противоопухолевый антибиотик известен с 1960 годов, он не сверхновый и не сверхредкий. «Даунорубицин» входит в список жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов (ЖНВЛП). В декабре 2015 года, существенно расширив предыдущий вариант, список утвердил премьер-министр Дмитрий Медведев. «А при Голиковой — министре здравоохранения — было введено правило: закупочная стоимость препарата из списка ЖНВЛП утверждается при внесении в список и в дальнейшем не меняется», — утверждает основатель BIOCAD Морозов.

Два месяца полного отсутствия «Даунорубицина» на складах и в больницах привели к тому, что благотворительные фонды («Подари Жизнь» и ADvita) возили препарат из-за границы. Разумеется, там лекарство приходилось покупать за евро, в связи с чем его стоимость в рублях становилась все выше и выше, а оставить подопечных без лекарства фонды не могли. После рассказа Чистяковой и обмена письмами с Госдумой, Минздравом и Росздравнадзором отечественный «Даунорубицин» вроде бы нашелся на складе у производителя, фармзавода ЛЭНС. Но до сих пор купить его и передать нуждающимся клиникам не удалось. 

«Примечательно, что у нас нет ни одной административной или уголовной статьи, по которой был бы наказан виновный в том, что нужного лекарства в больнице нет», — замечает Екатерина Чистякова.

«Если ситуация с «Даунорубицином» такая, какой ее описывают, то тут ничего не поделаешь, производитель должен извиниться за то, что произошло. Не успели, не сориентировались, подвели больницу и пациентов — надо признавать свои ошибки и извиняться, — говорит Морозов и продолжает. — Но, поверьте, сейчас на фармрынке очень непростая ситуация, а в любом ЧП могут быть нюансы».

«Даунорубицин» — не единственное лекарство из списка, которого нет в госучреждениях. Благотворительные фонды утверждают, что возник дефицит с поставками как минимум двадцати наименований лекарств. Врачи в беседе с «Медузой» добавляют: «В начале этого года в государственных медучреждениях были перебои с поставками элементарного физраствора».

Пациент всегда платит сам

«Лично у нас не было ни единого срыва поставок в начале этого года и в конце прошлого, — говорит гендиректор BIOCAD. — Ну разве что иногда в некоторых тендерах имеются довольно странные изначально условия: мы заключаем контракт сегодня, а лекарство должно быть, скажем, в Хабаровске, завтра утром. Такие условия невозможно выполнить. Еще иногда бывает, что недоброжелатели специально строят нам козни. Вы же понимаете: тому, что отечественная фарма окрепла, не все рады».

По мнению Морозова, Bigfarma (крупные иностранные производители лекарств) просто так не уступит отечественным производителям такой выгодный рынок, как Россия. «Помните какой «плач Ярославны» стоял, что в наших аптеках не будет импортного инсулина? Ну и что, его не стало. Теперь есть отечественный. Его производит «Герафарм». И вроде пока все живы, все довольны». Дмитрий Морозов убежден: никакого кризиса нет, а ощущение того, что с лекарствами «что-то не то происходит», провоцируют СМИ.

Некоторые его коллеги думают иначе: «Похоже на то, что производители лекарственных препаратов нижнего ценового сегмента не справляются с довольно серьезными экономическими проблемами, которые на них свалились. И производство у них либо остановлено, либо приостановлено», — говорит заместитель директора компании «Нижфарм» Иван Глушков. 

Не секрет, что основная проблема российских производителей — отсутствие оригинальных отечественных субстанций для производства лекарственных препаратов. Все российские производители вынуждены закупать субстанции за границей. Разумеется, за доллары и евро. «Недорогие лекарственные препараты и прежде приносили производителям довольно скромную прибыль, а рухнувший курс рубля сделал дешевые лекарства делом убыточным», — уверен Глушков. Морозов не согласен: «Стоимость субстанции — это от 10 до 40 процентов стоимости препарата. Даже если предположить, что рублевая стоимость этой субстанции выросла вдвое, я не верю, что из-за этого чье-то производство вдруг встало». 

Для того чтобы проследить, кому выгодна паника, связанная с лекарствами, Дмитрий Морозов предлагает внимательно посмотреть, на какие именно препараты взлетели цены в российских аптеках. «Это все брендовые препараты. Вы покупаете имя, название, бренд, а не действующее вещество. Да, цены на эти препараты взлетели в два раза. Поставщики [препаратов иностранного производства] воспользовались словом кризис. А никакого кризиса на самом деле нет, просто их время ушло», — убежден он.

Так или иначе, но у многих россиян попросту нет альтернативы поиску препаратов в аптеках. «Из-за недоступности недорогого и качественного медицинского обслуживания люди занимаются самолечением в аптечном киоске, — считает Глушков из «Нижфарма». — Пациент у нас всегда сам платит за лекарства, о какой бы бесплатной медицине ни говорили официально».