истории

«Нынешняя команда ничего не может ни сделать, ни предложить» Профессор РГГУ Ирина Ершова — о попытках сорвать выборы ректора

Источник: Meduza

5 февраля нескольких членов Ученого совета РГГУ вызвали в департамент кадров министерства образования и науки РФ, где от них потребовали на предстоящих выборах ректора проголосовать против одного из кандидатов — Андрея Хазина. Сотрудники ведомства заявили, что якобы в министерстве решен вопрос о продлении полномочий исполняющего обязанности ректора Ефима Пивовара. Фактически это означает, что выборы главы вуза могут быть сорваны. Против действий администрации РГГУ и Минобрнауки выступило сообщество преподавателей университета, написавшее открытое письмо с требованием провести открытые выборы. По просьбе «Медузы» о кризисе в РГГУ рассказывает Ирина Ершова, кандидат филологических наук, профессор кафедры сравнительной истории литератур ИФИ РГГУ.

Нынешняя история с «выборами» нового ректора РГГУ возникла совершенно не случайно, я бы даже сказала, вполне закономерно. У ее истоков, на мой взгляд, два события — проводившийся три года назад мониторинг вузов (это было началом реформаторских действий министерства), результаты которого оказались достаточно плачевными для РГГУ; и внутренняя ситуация в университете, где преподаватели даже в «тучные годы» получали сущие гроши. При этом руководство вуза никоим образом этим озабочено не было («тучными», по-видимому, были и университетские закрома — тогда еще работали все 36 филиалов РГГУ, весьма и весьма прибыльны были факультеты-доноры). 

Печальные результаты мониторинга (худшим был показатель по зарплате) потребовали «оптимизации» университета. Само по себе деяние вполне справедливое и нужное. Исправлять положение стали методами, предложенными, в частности, самим министерством — сократить расходы на содержание административных структур и профессорско-преподавательского состава, привести в порядок ставки и зарплаты, поднять нагрузку преподавателей, перераспределить расходы вузов и прочее. Вот отсюда, собственно, и берет начало та сложная ситуация, которая сложилась в итоге в РГГУ.

Рекомендации для оптимизации были общими для всей высшей школы, а вот способы ее решения сильно разнились в зависимости от конкретных вузов. Как понятно, все уперлось в деньги. Государственное финансирование было ограниченным и фиксированным, а остальное зависело от самих вузов — кто-то доставал гранты, кто-то включался в федеральные и национальные образовательные и научные программы, кто-то развивал бурную коммерческую деятельность (открывая востребованные специальности, продавая образовательные услуги — есть много продуктивных способов). Это в значительной мере зависело от ректората и от его способности отыскать пути притока средств на развитие и содержание вуза.

Вернемся к РГГУ. В сущности, ситуация, сложившаяся в нашем университете, — лучший пример того, чем оборачиваются не до конца продуманные действия министерства в условиях слабого руководства вуза. Есть проблемы реформы: разве министр не ведает, что представляет собой реальная нагрузка в 900 часов для преподавателей высшей школы (в моем случае, это, например, четыре-пять лекционных курсов в семестр, а количество пар в неделю временами доходит до 9-10)? Причем речь идет не только об РГГУ — задыхаются сотрудники во многих местах, даже в преуспевающей Высшей школе экономики. Разве не известно, каким образом происходит «усушка и утруска» нагрузки, когда лекторам максимально снижают количество аудиторных часов, повышая часы так называемой «самостоятельной работы», которые в нагрузке не учитываются (тем самым преподавателям нужно еще больше читать лекций)? Разве не известно, что требование повышать зарплату преподавателям выполняется за счет самих же преподавателей — больше выгоним, больше получат оставшиеся (о моральной стороне дела я уже не говорю)? Я, конечно, перечисляю крайние формы, но именно этим путем пошел нынешний и. о. ректора РГГУ Ефим Пивовар (по возрастному цензу он должен был уже прекратить свои полномочия год назад, но так как его выбрали на пять лет, то на год оставили в должности и. о.) и его администрация.

Тогда были и другие возможности: почти два года назад Пивовару была предложена программа развития РГГУ и выхода вуза из кризисного состояния. Была создана комиссия по выработке перспективной программы развития РГГУ, в которую изнутри университета вошли Павел Шкаренков, Дмитрий Бак, тогдашний проректор по финансовым вопросам Андрей Николаев, а также такие ученые, как Сергей Неклюдов, Максим Кронгауз, Николай Гринцер. Программа была написана и даже формально одобрена действующим ректором, но после того, как его оставили в должности, полностью проигнорирована — без лишних объяснений и какого-либо обсуждения в университетском сообществе.

С тех пор университет все время идет по линии наименьшего сопротивления — регулярно сокращает количество ставок и неуклонно теряет свои лучшие кадры (ведь очень многие люди, составляющие цвет университета, работают еще где-то, уходят в другие вузы), возможные пути развития, престиж. И дело не только и не столько в заработной плате — не надо думать, что речь идет о меркантилизме преподавателей. Дело в полном отсутствии перспектив, средств на научное развитие (например, нашей кафедре отказали в подписании договора с Международной ассоциацией сравнительного литературоведения из-за «астрономического» вступительного взноса — около полутора тысяч долларов), на пополнение библиотечных фондов и подписку на современные научные базы данных (у нас прекрасная библиотека, руководители которой сделали очень много для ее актуализации, но увы). Перечислять можно долго. Почти застыла работа издательства, откуда поувольняли многих опытных редакторов — нет денег; почти не могут выходить регулярные академические журналы (выручают электронные версии); все меньше возможностей приглашать специалистов на чтение специальных курсов (цены почасовой оплаты неприлично малы). Если воспользоваться популярной экономической терминологией — мы твердый дауншифтер во всем, что касается перспектив развития университета.

И вот вопрос: неужели это не известно министерству, неужели оно не заинтересовано в том, чтобы всячески развивать замечательный, с точки зрения учебных и научных программ, университет? Зачем ему нужно законсервировать эту ситуацию? Нынешняя команда ничего не смогла ни сделать, ни предложить для решения всех этих проблем. Более того, она с каждым полугодием только усугубляет тягостное положение преподавателей.

Наконец, вроде бы начался процесс смены ректора (по объективным, заметим себе, причинам). И тут начались игры. Собрание по изменению устава по процедуре выборов ректора администрация проводить не стала, все нововведения становились известны задним числом, в том числе и членам ученого совета. Если при помощи всевозможных манипуляций с уставом и постановлениями министерства ректора не выбирают, а назначают по рекомендации ученого совета, то не следует ли хотя бы эту процедуру сделать прозрачной и открытой? Формально все по регламенту — выдвинули кандидатов, дали им выступить перед «народом». Казалось бы — осталось проголосовать на ученом совете и передать кандидатуры на рассмотрение министерства. Но ученый совет никак не соберется, и уже сообщено, что проходить он будет в закрытом режиме. От кого закрывается ректор? От своих профессоров? И почему министерство не только не поощряет гласность происходящего, но плетет дополнительные интриги и совершает непонятные для нас шаги?

Каждый раз в своих выступлениях Пивовар перечисляет наших прекрасных и замечательных ученых, чудесные достижения востоковедов, античников, гебраистов, лингвистов, литературоведов, фольклористов, историков. Тем обиднее, что сильный педагогический и научный коллектив оказался в последние годы по сути выведен за рамки обсуждения научных и образовательных программ университета и вынужденно оказался в роли самой страдающей его части, которая к тому же напрочь лишена права голоса.

Мне кажется, тем не менее, что именно эта — главная часть университетского сообщества — сама еще может и должна это право себе потребовать. Такую цель и преследует письмо, обращенное к ученому совету преподавателями вуза.