истории

«Русский мир» пришел в Берлин Как история об «изнасилованной девочке» взбудоражила немецкую столицу. Репортаж «Медузы»

Источник: Meduza

История 13-летней девочки Лизы, которую якобы похитили и изнасиловали мигранты с Ближнего Востока, взбудоражила русских, живущих в Берлине. После вмешательства российского Первого канала на нее обратили внимание и в России. Правда, по словам автора сюжета, позднее канал дал в эфир опровержение от полиции, которая считает, что изнасилования не было. Однако русские жители Берлина продолжают выходить на митинги в поддержку Лизы и против немецкого правительства. Журналистка «Медузы» Ольга Кузьменкова отправилась в Берлин, чтобы выяснить, что на самом деле случилось с Лизой, и почему ее история так потрясла местных жителей.

Тетенька из Марцана

У прилавка в магазине стоит непримечательный мужчина лет шестидесяти в серо-коричневой одежде. «Я же гороскопы для чего читаю… Чтобы сразу понять — что за человек, говорить с ним или не говорить», — обращается он к продавщице.

Из динамика, установленного над входом, доносится песня со словами «Королева, королева, королева ты моя». Продавщица отвечает мужчине вежливыми невнятными междометиями. Помолчав и потоптавшись, мужчина обнаруживает упаковку «Барсучьего жира» на полке — и продолжает: «Слышь, а что у тебя там за „Сучий жир“ такой?»

В магазине «Majak» ассортимент как в российских электричках. Есть все, что может понадобиться простому русскому человеку, живущему вдали от родины: фильмы на DVD, детективы и сонники, книги про ангелов и фазы Луны, пособия по самолечению травами, «Самая полная книга свадебных тостов», книга «365 поводов выпить», сканворды, кроссворды, кукла Маши из мультфильма «Маша и медведь» и Чебурашка, пельменница, колготки, шампуни, березовые веники и шапки для похода в баню. Здесь же продаются и приставки для подключения российского телевидения.

У обитателей района Марцан на северо-востоке Берлина такие приставки пользуются большой популярностью. От разговора с мужчиной, который делит людей по знакам Зодиака и шутит про «сучий жир», продавщицу отвлекает телефонный звонок — другой покупатель хочет выяснить, сможет ли он подключить российское ТВ прямо сегодня. Еще через несколько минут в магазин входит женщина с ребенком и расспрашивает о различиях между приставками.

Выходцы из бывших советских республик заселяли Марцан-Хеллерсдорф с начала 1990-х и с тех пор заметно преуспели в строительстве своего «русского мира». Северо-восток Берлина больше похож на спальный район в большом российском городе, нежели на немецкую столицу — бесконечные ряды панельных домов до горизонта, афиши «Новогоднего бала» и русской дискотеки, кое-где — граффити с триколором. В Марцане почти нет мест, намекающих на развитую городскую культуру; дефицит общественных пространств с трудом восполняют столовая с шашлыком, опрятное кафе с домашними пирожными и залы с игровыми автоматами. Говорят здесь по-русски, вперемешку с немецкими словами: не угол, а «эке»; не лимон, а «цитрон»; не район, а «бецирк»; не общежитие беженцев, а «хайм».

Напрашивающееся сравнение этой части Берлина с московскими Черемушками или Бутово, где есть и дорогие квартиры, некорректно, говорит русский художник Дмитрий Врубель, больше пяти лет живущий в немецкой столице. «Марцан — это, к сожалению, символ жизненной неудачи. Есть даже комедийная телепередача „Тетенька из Марцана“ (имеется в виду „Зинди из Марцана“ — персонаж комедийной актрисы Ильки Бессин; Зинди из Марцана — неприятная саркастичная женщина, собирательный образ восточно-германских немцев — прим. „Медузы“). Это самый большой железобетонный район в мире. Там в панельных домах огромное количество социальных квартир, за которые или надо очень мало платить, или которые вообще оплачивает государство», — рассказывает Врубель. 

Сам он поселился в популярном у иностранцев центральном районе Митте. Художник вспоминает, как однажды решил свозить своего маленького сына «на экскурсию в Марцан на трамвае». На середине пути мальчик не выдержал и сказал: «Папа, поехали обратно в Берлин».

Тем не менее, называть Марцан «русскоязычным гетто» неправильно. В социально-экономическом и профессиональном отношении местные жители встроены в немецкую жизнь; просто сознание людей осталось таким же, каким оно было при отъезде в Германию, говорит Борис Фельдман, главный редактор газеты «Русская Германия» (еженедельник, выходящий на русском языке в Германии с 1996 года; тираж издания — 70 тысяч экземпляров).

Расплывчатые формулировки 

Около двух часов дня, на пятачке между магазином и лавкой с турецким кебабом сидят трое мужчин несвежего вида. Один из них допивает пиво. «В России каждый день падают деньги, ***. Каждый день падают деньги, **** ***** *****. Скоро за ойро [евро] по тысяче рублей давать будут ***, — говорит он. — Я вчера отправил теще 80 ойро: „На, держи, дорогая, ***“».

Место, где отдыхают мужчины, на прошлой неделе стало центром политической жизни восточно-берлинского района. Здесь, у кафе «Фиаско-Марцан» и магазина с русскими продуктами, 18 января состоялся «народный сход» местных жителей, возмущенных историей 13-летней девочки Лизы, которую якобы похитили и изнасиловали мигранты с Ближнего Востока.

«Я так полагаю, [люди собирались здесь] чтобы посетители магазинов смогли примкнуть к рядам митингующих после того, как они купят пельмени, — рассказывает сценарист Дмитрий Вачедин (живет в Берлине), приехавший на „народный сход“ в Марцане из любопытства. — Какого-то смыслового ядра у этого митинга не было. У людей не было какой-то внятной цели, кроме как показать свое присутствие и о чем-то предупредить немецкие власти. Единственным смысловым ядром были эти четыре или пять съемочных групп российского телевидения, с которыми можно было поделиться своими страхами и опасениями».

Другой митинг, во время которого выступали активисты ультраправой Национал-демократической партии Германии и двоюродная сестра пострадавшей девочки Катя, показал в своем эфире российский Первый канал. В сюжете, который вышел в программе «Время» 16 января, корреспондент Иван Благой рассказал историю Лизы именно так, как о ней говорят в Марцане.

По версии, которая широко разошлась среди русских, живущих в этом районе Берлина, девочку похитили рано утром 11 января на вокзале. Неизвестные якобы предложили подбросить подростка на автомобиле до школы, но вместо этого отвезли в квартиру, где из мебели были только кровать и матрац. В этом помещении 13-летнюю Лизу якобы в течение 30 часов насиловали люди арабской внешности. После этого, говорится в сюжете, измученную и избитую девочку выбросили на улице, и она смогла, наконец, добраться до дома. О произошедшем Лиза рассказала родителям, а впоследствии и полицейским, однако те как будто надавили на 13-летнюю девочку и заставили ее изменить показания и признать, что сексуальный контакт происходил по взаимному согласию. Жители Марцана верят, что полиция переубедила Лизу, руководствуясь исключительно принципами политкорректности — мол, если бы на месте насильников были не мигранты, делу бы дали ход.

В таком виде историю девочки Лизы в русскоязычной общине пересказывают уже две недели. К концу января рассказ о коллективном изнасиловании 13-летней школьницы мигрантами вовсе отделился от реальности и начал обрастать новыми слухами и интерпретациями. Борис Фельдман из еженедельника «Русская Германия» рассказывает, что в редакцию газеты звонят люди, которые утверждают, что знакомые их знакомых видели девочку Лизу «без ногтей». Заявление полиции Берлина о том, что изнасилования не было, люди трактуют так: девочку заставили признать, что она сама попросила нескольких взрослых мужчин ее изнасиловать.

Сюжет Первого канала о девочке Лизе вызвал недоверие у российских пользователей интернета. Его сравнили с репортажем о «распятом мальчике», которую телеканал выпустил в эфир в начале конфликта на востоке Украины. Однако, в отличие от «распятого мальчика», Лиза действительно существует. Известна ее фамилия, у нее есть страница в «Одноклассниках», родственники сопровождали объявление об исчезновении девочки ее фотографией. Известно, что подросток происходит из благополучной среды: девочка учится в гимназии с углубленной программой обучения, ее мать работает заместителем директора одного из русских магазинов, семья живет не в самом Марцане, а в более близком к центру районе. 

В истории Лизы за две недели появилось достаточное количество фактов, на основании которых можно понять, что же на самом деле с ней случилось. 

В прокуратуре Берлина корреспонденту «Медузы» заявили, что, согласно показаниям подростка, у нее был «сексуальный контакт с одним или двумя мужчинами, но по взаимному согласию». При этом следователи не нашли доказательств того, что у подростка произошел непосредственно половой акт (прокуратура Берлина использует расплывчатые формулировки и отказывается раскрыть некоторые показания подростка, чтобы защитить интересы ребенка). Несмотря на то, что девочка выразила согласие на сексуальные действия, по законам Германии случившееся является уголовным преступлением, поскольку речь идет о несовершеннолетней. Поэтому расследование дела продолжается, но уже по другой статье.

Адвокат семьи Лизы Алексей Данквардт в своем фейсбуке также написал, что не утверждает об изнасиловании, а говорит лишь о том, что произошло уголовное преступление. Защитник напомнил, что в уголовном кодексе Германии есть и другие статьи, связанные с сексуальными преступлениями. Однако в данном случае квалификацию произошедшему будет давать прокуратура и суд, подчеркнул Данквардт (на запрос «Медузы» об интервью Данквардт не ответил). 

Собственное расследование этой истории провели журналисты газеты «Русская Германия». Они выяснили, что речь идет о друге девочки, немце турецкого происхождения. На странице Лизы в «Одноклассниках», пока ее не закрыли для публичного просмотра, даже висела его фотография в сердечках, рассказывает Борис Фельдман.

«Там был какой-то мальчик Аслан, которому 19 лет. То ли он с приятелями, то ли он один каким-то образом провел с ней время. Она то ли заигралась, то ли еще что-то, пришла домой, а тут ее все ищут. Думаю, она выдумала эту историю, чтобы не подставить своего турецкого старшего друга. Ему светит срок, это понятно совершенно», — говорит Фельдман. По его мнению, в полиции девочка была вынуждена рассказать, как все было в реальности: «Ну сколько может перед полицейскими выдерживать ребенок версию об изнасиловании тремя арабами?»

В пользу версии с «мальчиком Асланом» говорит и формулировка представителя прокуратуры о том, что у девочки и мужчины (предполагаемого злоумышленника), возможно, «было несколько встреч». Кроме того, в ведомстве отметили, что «по всей видимости, произошло нечто такое, о чем родители не должны были узнать».

Тем не менее, и эта версия выглядит не до конца стройной. Почему девочка не вернулась домой ночевать? Почему она не пыталась связаться с родителями? О каком «втором мужчине» идет речь? Чем объясняется реакция родственников Лизы?

Идеологический вакуум

Корреспондент Первого канала Иван Благой, который рассказал об истории Лизы россиянам, теперь сам стал героем новостного сюжета. За разжигание межнациональной розни по законам Германии ему грозит до пяти лет лишения свободы; ходатайство о проверке законности сюжета подал возмутившийся «работой российской пропаганды» адвокат из немецкого города Констанца Мартин Лютле (пресс-служба Первого канала от комментариев «Медузе» отказалась). 

Однако российское телевидение, столь популярное у жителей Марцана, по всей видимости, подключилось лишь тогда, когда об изнасиловании и похищении подростка, которое якобы замалчивает полиция, говорил уже весь район.

Лизы не было дома 30 часов: она ушла в школу рано утром, а вернулась лишь на следующий день после обеда. Тем не менее, за это время ее родственники успели распечатать и распространить объявления о том, что пропал ребенок, а также обратиться к знакомым из Национал-демократической партии Германии, которые как раз готовили свой митинг.

«Родственники побежали к фашистам задолго до появления телевидения, — говорит главред „Русской Германии“ Борис Фельдман. — С мозгами там беда-то уже раньше [была]. Телевидение только постучало в эту дверь, а там внутри все уже было готово. Для меня загадка: почему любящая тетя или сестра идет с этой бедой на митинг фашистов? Пользуясь какими-то случайными или полуслучайными связями, она идет жаловаться каким-то деятелям в НПД, и те ей говорят: „У нас митинг, приходи. Ты здесь расскажешь это“. И она приходит и рассказывает, что полиция не хочет расследовать, что девочку выкрали. И начинается вся эта совершенно дикая история».

В Германии сексуальное насилие в отношении несовершеннолетних считается очень серьезным преступлением, и думать, что немецкая полиция может отказаться его расследовать — просто нонсенс, соглашается художник Дмитрий Врубель.

Внезапно возникшее недоверие к полиции может быть отголоском событий в Кельне, где в новогоднюю ночь мигранты совершили серию нападений на местных жителей. Несмотря на массовые случаи сексуальных домогательств и ограблений, 1 января 2016-го городская полиция выпустила заявление о том, что ничего примечательного во время празднования Нового года не произошло. Информация о том, какой на самом деле была обстановка вечером 31 декабря на площади между Кельнским собором и городским вокзалом, стала появляться лишь через три дня. Власти сначала признали, что новогодняя ночь вовсе не была тихой. Затем — что произошли массовые нападения. Еще позже — что нападения совершали мигранты. К концу января появилась информация о том, что «нападения по кельнскому сценарию» происходили в 12 федеральных землях Германии. Газета Bild со ссылкой на неназванного высокопоставленного сотрудника полиции написала о том, что правоохранительным органам страны запретили сообщать о преступлениях, связанных с мигрантами.

«После Кельна какой-то нарыв лопнул, много вещей, много страхов, много опасений вылезло наружу, — говорит сценарист Дмитрий Вачедин, живущий в Берлине. — Есть некоторое ощущение, что полиция не вполне контролирует ситуацию с беженцами, с мигрантами. Это ощущение есть не только у маргинальной части немецкого общества, которое смотрит Первый канал. Я думаю, что после Кельна его разделяет большая часть немецкого общества. Одним из следствий этого является недоверие к полиции. В некоторых кругах оно тотальное, а в некоторых — просто присутствует какой-то скепсис».

Другую причину, почему в изнасилование девочки так легко поверили местные жители, называет Борис Фельдман. Проблема русскоязычного населения ФРГ в том, что после переезда из бывших советских республик оно не смогло психологически адаптироваться к новой реальности, в которой не было доминирующей идеологии. Германия, вследствие своего прошлого, абсолютно нетерпима к любым проявлениям пропаганды, объясняет Фельдман. В отличие от США, она не смогла предложить своим новым гражданам «американской мечты»; в отличие от Израиля, куда тоже массово уезжали жители Советского союза, Германия не предложила русским немцам строить новое государство. Возникший идеологический вакуум заполнило российское телевидение и «распятые мальчики».

После событий на Украине ситуация усугубилась. Русскоязычная община, которая и без того всегда была неоднородной, «разбилась на молекулы», а люди утратили веру в то, что где-то вообще возможна правда. «Сначала они во все это [сюжеты о Донбассе на российском ТВ] поверили, а потом стало ясно, что верить в это трудно, какими бы ватниками они ни были. Но они вместо того, чтобы подумать, что это ложь, стали думать по-другому. Я получаю десятки таких писем: „А правды-то все равно нет. А правды-то мы все равно не узнаем“», — рассказывает Фельдман, по мнению которого еще два года назад история девочки Лизы не могла вызвать такой реакции.

Беженцы против беженцев

Как и во многих других случаях противостояния местных жителей и мигрантов, в истории вокруг девочки Лизы заметна неявная борьба за ресурс.

По иронии, противостоять мигрантам, претендующим на статус беженца в Германии, пытаются люди, которые сами въехали в страну как контингентные беженцы, напоминает Дмитрий Врубель. В начале 1990-х их приезд так же шокировал западных немцев, как теперь бывших советских граждан шокирует массовый наплыв мигрантов из Сирии, Афганистана и Косово. «Криминала было — ой. На Курфюрстендамм был ресторан „Перестройка“ — символ всего этого, с балалайками, водкой и блинами. Он месяц работал, а месяц стоял закрытый со стеклами, пробитыми пулями», — говорит Врубель.

Но для жителей Марцана мигранты — не призрачная угроза роста преступности и потери рабочих мест в будущем. Их эмоция гораздо более простая и понятная. Она живет в настоящем времени.

Мигранты раздражают своим присутствием: один из центров временного пребывания беженцев находится меньше, чем в пятнадцати минутах ходьбы от места, где прошел народный сход в поддержку 13-летней Лизы.

Житель Марцана (на вид лет 60, по профессии инженер, «поздний переселенец» из Сибири, имя назвать отказался) рассказывает, что против строительства центра протестовали, но безуспешно. Когда же общежитие стали заселять, в Марцане, который питается слухами, начали с недовольством посматривать на новых соседей и следить за тем, как радушно их принимает Германия.

«Мы когда сюда приезжали, это было все „давай по-русски тихо говори, чтоб никто не слышал“. А этим — сразу „Дойчлянд, то, сё“, все с ними на их языках говорят. И платят им по 50 евро в день. А то они же все бедные. Бедные! У каждого телефоны 6S (имеется в виду последняя модель iPhone — прим. „Медузы“) и кроссовки модные. Мой сын посмотрел на них и сказал: „Папа, у них же кроссовки такие дорогие“. Мы тут работаем уже много лет, а до сих пор такие вещи себе позволить не можем», — говорит мужчина, который тоже ходил на «народный сход» в Марцане. 

Общежитие мигрантов местные жители называют немецким словом «хайм» или презрительным русским — «контейнеры». Узнать его нетрудно: несколько трехэтажных построек, составляющих лагерь для беженцев, поражают непривычным для Германии сочетанием ярких стен и железного забора. Каждое здание напоминает одновременно конструктор «Лего», типовой детский сад и вагончики гастарбайтеров. На территории лагеря валяются детские велосипеды, с высокого дерева свисает чья-то кукла. Ярко светит солнце, окна закрыты пластиковыми жалюзи. «Вы кого-то ищете? — в одном из окон приподняли шторку. Внутри — два молодых мужчины восточной внешности. — Может зайдете выпить чаю?»

Через две минуты афганец Ньязи, высовывавшийся из окна, появляется в шлепанцах и расстегнутой куртке на проходной. Охранник с недоверием смотрит на меня поверх очков: «Визит?!»

Ньязи ведет меня по общежитию. В коридоре белые стены, белый потолок, белый пол. Пахнет мочой и мылом. Маленький мальчик слезает с желтого самоката и по-немецки отвечает на приветствие Ньязи.

Комната и правда напоминает контейнер. Длинное узкое помещение, по одной стене стоят две кровати, шкаф, чемодан, холодильник. На шкафу шариковой ручкой нацарапана цитата из песни рэпера Тупака «Only God can judge me» («Только Бог может судить меня»). Чисто. Душно. Пахнет потом, табаком и дешевым одеколоном. «Это я написал», — говорит афганец Зия, показывая на строчку из песни Тупака.

Чтобы попасть в Германию, Зия проехал через десять стран. Путешествие заняло полтора года; в Евросоюз он въехал через Болгарию, но оставаться там, как того требуют Дублинские соглашения, Зия не захотел. «Я знаю, чего я хочу. Я хочу немецкий паспорт. Я ненавижу болгар. Они не хорошие люди. Поймали меня и посадили в клетку размером меньше, чем эта комната. Обвинили меня в том, что у меня поддельный британский паспорт, и что я незаконно пересек границу. Били меня электрическим током в тюрьме. Бр-р-р!» — сотрясаясь, вспоминает или придумывает он.

За повествованием на дикой смеси примитивного английского языка с произвольно вставленными немецкими словами следить почти невозможно. Спрашивать, откуда у Зии взялся поддельный британский паспорт, по той же причине бессмысленно.

Ньязи еще хуже говорит по-английски, но его отрывочных знаний хватает на рассказ о том, как он несколько месяцев нелегально жил в Греции и как теперь собирается переехать в Великобританию. Такой маршрут он придумал для себя с самого начала. В Британии живет его знакомый, он рассказал ему о том, что там якобы платят щедрые пособия. Германия, вопреки слухам, которые ходят в Марцане, выделяет беженцам лишь 316 евро в месяц. Этих денег почти ни на что не хватает, жалуется Зия.

— Я сижу тут целый день и схожу с ума. На улицу мы редко выходим, потому что там нази [наци]. Одному парню из нашего лагеря разбили об голову бутылку. В Новый год нам в окна бросили несколько бутылок. Но не все немецкие люди нази, но есть и нази. Бывший президент Германии Хетлер [Гитлер] тоже был нази. В Германии все медленно, я уже девять месяцев жду свое первое интервью [собеседование для получения статуса беженца]. Потом еще год ждать второго. И все время надо сидеть здесь.

— Ты жалеешь о том, что отправился в это путешествие?

Зия хитро улыбается и мотает головой.

— Нет. Я знаю, чего я хочу. Медленно, медленно, медленно, но процесс идет. Мама Маркель [канцлер Германии Ангела Меркель] даст мне мой паспорт. Я люблю маму Маркель, а она любит меня. Просто детей у мамы Маркель теперь слишком много, поэтому все так медленно. Но ничего. Все будет хорошо, и я получу свой немецкий паспорт. Иншалла.

Митинг с русским акцентом

Напротив корреспондента Первого канала Ивана Благого стоит женщина средних лет с желтым шариком. На шарике нарисован смайлик, но рот у него заклеен полоской скотча.

— Я не знаю, что сказать, — обращается женщина к подруге.

— Все ты знаешь. Скажи, что нам зажимают рот.

— Ну, если вам некомфортно на камеру говорить, давайте не будем тогда вас снимать? — предлагает ей Благой.

Женщина набирается смелости и сбивчиво объясняет на камеру, что она пришла на митинг в поддержку всех женщин и детей. «Все сказала. Буду на записи с красным носом», — говорит она подруге, как только выключается запись. Та ободряет: «У тебя фамилию спросили. Значит возьмут в сюжет. Поздравляю».

Митинг возле резиденции Ангелы Меркель в субботу 23 января стал третьей акцией, на которой говорили о похищении и изнасиловании Лизы. Формально акцию заявляли как демонстрацию против насилия. Но история надругательства мигрантов над подростком по-прежнему занимает умы русскоязычных немцев.

Акция собирает несколько сотен человек (по данным организаторов, на акции были две тысячи человек; по данным полиции — 700). Собравшиеся заверяют журналистов, что они организовали акцию своими силами, «потому что боятся за детей».

Акция производит странное впечатление. Люди с трибуны зачитывают по-немецки сообщения о преступлениях, которые против детей и женщин якобы совершают мигранты. В перерыве между этими сводками выступающие заверяют, что они — не фашисты, а просто беспокоятся за свою безопасность. В толпе кучкуются молодые люди, одетые в популярную у неонацистов марку одежды Thor Steinar. В отдалении сквозь туман проступает купол Рейхстага.

На трибуну выходит мужчина и пересказывает историю девочки Лизы так, как он ее понял. «По версии полиции, дамы и господа, ребенок так обрадовался, увидев в машине трех арабов, что попросил этих арабов отвезти ее на какую-то там квартиру. Более того, этот ребенок — 13-летний ребенок! — попросил этих арабов завязать ей глаза. Как вам нравится такая позиция? (В толпе свистят.) Дальше. Эта девочка, по версии полиции, просит этих арабов изнасиловать ее. И они ее насилуют в течение 30 часов. Эти скоты насилуют наших детей в течение 30 часов! (Свист и улюлюканье.) И полиция говорит, что это происходило с ее согласия! Как вам нравится, дамы и господа, такая позиция?»

Двое мужчин в толпе говорят «Ну, это уж слишком» и направляются к выходу. Выступающий на трибуне переходит к заявлениям о том, что правительство Меркель — «вашингтонские марионетки» и предлагает создать «интернациональные отряды самообороны». Толпа одобрительно кричит: «Йа! Генау!» («Да! Именно!»).

Организатор митинга, председатель «Международного конвента русских немцев» (на эту организацию в рассказе о девочке Лизе в том числе ссылался Первый канал) Генрих Гроут — говорит, что отставки Меркель недостаточно и нужно менять всю систему. Люди поддерживают его одобрительными возгласами.

«Это первое в истории русской диаспоры в Германии массовое политическое действие, — говорит Борис Фельдман из „Русской Германии“, сомневаясь в том, что инертные русскоязычные немцы смогли самоорганизоваться без помощи внешних сил. — Я не верю, что это просто какое-то броуновское движение. Русские люди в Берлине слишком инертны, чтобы выходить на улицу зимой, в холод, и продолжать вот это вот».

Художник Дмитрий Врубель считает, что «Конвент русских немцев» — несамостоятельная организация. Переселенцы из бывшего СССР вряд ли бы выбрали для своего сайта слово «genosse» [товарищ], отмечает он. Организации подобного толка регулярно появляются в стране, а затем незаметно исчезают из публичного поля. «Летом было еще такое: „За объединение России и Германии под президентством Владимира Путина“, — вспоминает Врубель. — Они стоят там втроем-вчетвером у Бранденбургских ворот, у Рейхстага, под флагами так называемой „Новороссии“. Но в России эти придумщики имеют крышу, а здесь они начинают заигрываться».

«Медузе» не удалось поговорить с Генрихом Гроутом. 20 января, то есть за несколько дней до третьего митинга, представитель «Конвента русских немцев» Евгений Гессен сообщил, что Гроут недоступен для комментариев, поскольку находится в России. Как сообщила Deutsche Welle со ссылкой на одну из участниц акции, Гроут летал в Москву в связи с организацией митинга.