истории

Молитвы на камнях Историк Андрей Виноградов рассказывает о первых надписях на крымско-готском языке

Источник: Meduza

Крымские готы — самая таинственная ветвь древнегерманского союза племен. Готы попали в Крым в ходе Великого переселения народов в IV веке — и со временем растворились. История крымских готов полна загадок: они то становятся частыми героями византийских хроник, то вдруг на тысячу лет испаряются из любых документальных свидетельств. Их язык исчезает в крымских степях, не оставив о себе воспоминания даже в топонимах — чтобы вдруг возникнуть в кратком словарике фламандского дипломата во времена, когда готский давно забыли в остальном мире. Их следы безуспешно ищут во время второй мировой войны нацистские эзотерики — а главная находка случается 70 лет спустя, почти случайно, в музее. Историк из Высшей школы экономики Андрей Виноградов обнаружил на откопанных еще в 1938 году под Бахчисараем камнях необычные надписи; его коллега, лингвист Максим Коробов помог их расшифровать: как оказалось, на служивших когда-то карнизами византийской базилики камнях нацарапаны слова на готском языке, который в Крыму так долго считали бесписьменным. В начале 2016 года в журнале «Средние века» выйдет статья об этой находке. Научный журналист Сергей Немалевич узнал у Андрея Виноградова, как ему удалось найти надписи, и что они меняют в представлениях об истории крымских готов.

— С крымско-готским языком странная история, ведь было только одно и довольно сомнительное доказательство, что он в принципе существовал? Да и были ли сами крымские готы? 

— Крымские готы наверняка были. В археологических раскопках из Крыма вещи, которые мы атрибутируем как готские, встречаются. Правда, надо сказать, только в ранневизантийское время, до конца VI века — до очередной волны этнических изменений, в результате которой на Боспоре появляются тюрки. Готы, обжившись в Крыму, начинают смешиваться с местным населением, которое тоже уже было достаточно смешанным, это был такой плавильный котел. Ведь Крым — естественный тупик, кто приходит туда, выйти обычно не может. Так вот, после этого — тишина. Характерно, что в источнике из сердца крымской Готии, житии IX века архиепископа Иоанна Готского, слово «готы» употребляется один раз, да и то в значении «страна готов», то есть, в нем действуют уже не готы, а некие жители этой страны, которые говорят непонятно на каком языке.

— Искать остатки готской культуры в современном Крыму уж совсем не имеет смысла?

— Боюсь, нет. В конце XVIII века, при Екатерине, когда началась очередная война с Турцией, встал вопрос о безопасности христианского населения в Крыму. И императрица предложила всем христианам переселиться в Мариуполь. Собственно, название он получил от крымской деревни Мариамполь под Бахчисараем. Уехали не все, но через два, три поколения оставшиеся христиане были ассимилированы в основном тюркоязычным мусульманским населением. Готская епархия [Константинопольского патриархата] формально существовала до этого же времени, до конца XVIII века. Возможно, пока была епархия, какая-то идентичность сохранялась, просто никак не фиксировалась. Но я думаю, что, даже если они до этого момента дожили, с переселением все это ушло. Известны деревни горного Крыма, которые сохраняются на одном месте зачастую с XIII века, а иногда и раньше — например, в Качинской долине. Но во время второй мировой войны там укрывались партизаны, и все было полностью выжжено немцами. Возможно, сохранились какие-то пещерные сооружения — может быть, там мы еще найдем какие-то специфически готские постройки. Хотя, если честно, я в это не верю — мне кажется, все кто живут в горах, одинаково приспосабливаются к этим условиям.

— То есть после седьмого века крымские готы практически растворяются. И вдруг, через тысячу лет появляется свидетельство существования их языка.

— Да, происходит странная история. В XVI веке посланник австрийского императора де Бусбек встречает в Стамбуле двух людей из горного Крыма. Один из них называет себя готом, имеет вид германца, блондина с голубыми глазами, но уже не говорит по-готски, а другой говорит, что он грек, но что он понимает по-готски. История эта такая удивительная, что многие подозревали, что либо это подлог (но это маловероятно), либо что Бусбек ошибся и принял за готов каких-то других германцев. А [архиепископ Станислав] Сестранцевич-Богуш в XVIII веке даже подозревал, что это были евреи, которые говорили на идиш. Но в XX веке филологи-германисты довольно четко доказали, что те слова, которые де Бусбек записал, —а он записал несколько десятков слов, несколько фраз и одну песенку, про которую, впрочем, нет единого мнения — то ли она действительно на готском, то ли какая-то тюркская, — так вот, что эти слова действительно готские, а не германские вообще.

— А каким был сам готский язык мы хорошо знаем?

— Практически все, что мы знаем о готском языке, — это перевод на него Библии, сделанный епископом Вульфилой в IV веке. Он сохранился не полностью — большая часть Нового завета, небольшая часть Ветхого. В Италии до сих пор находят иногда какие-то листочки. Недавно — это еще не опубликованная находка — нашли редкий не библейский текст. Это какое-то поучение, составленное из библейских фраз. Есть еще купчая на готском языке, но основной массив — это все-таки Библия. Так что готский мы представляем себе по Библии. А крымско-готский — практически только по списку Бусбека. Кроме него есть разве что несколько имен, которые всплывали в Крыму, но они тоже вызывают вопросы. Вот, например, в XIV веке всплывает хорошее германское имя Хвитан, этимология его прозрачна («белый»). Но в готском языке оно к этому времени уже должно было звучать по-другому — словом, и здесь загадка. Есть два-три имени, но никаких внятных топонимов нет. Сложилось мнение, что, раз у нас нет никаких свидетельств о готском кроме того, что кто-то там разговаривал на нем в XVI веке, это означает, что язык был не письменный, а разговорный, а все богослужение и вообще культурная жизнь были на греческом. Епархия, которая там была, подчинялась константинопольскому патриарху, то есть это православная греческая периферия.

— И вот эти загадочные крымские готы становятся в XX веке предметом не только академического интереса, но и политического.

— Да, причем не просто предметом политического интереса, но и ее заложником — в первую очередь из-за [дружественных] отношений Советского союза и Германии перед второй мировой войной. В 30-е годы был запущен так называемый Готский проект во главе с Федором Шмитом, русским немцем, начались активные раскопки, был организован Музей пещерных городов в Бахчисарае (нынешний Бахчисарайский музей-заповедник), пошли публикации. Потом, еще до войны, отношения испортились, и все готское стало сомнительным, проект закрыли, кого-то арестовали, и про готов с тех пор долгое время речи не было.

Однако немцы про них помнили, и во время войны «Аненербе» («Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков» — оккультно-идеологическая организация Третьего рейха — прим. «Медузы») устроило экспедицию с целью поиска крымских готов. Вообще крымские готы были давним немецким мифом, а в эпоху нацизма он стал еще и идеологическим дополнением для захвата южной Украины и Крыма. Типа, здесь жили в древности наши предки готы, поэтому мы тоже хотим здесь обосноваться. Неважно, что готы не были предками германцев — если уж они были чьими-то предками, то испанцев, итальянцев. Один немец, который во время войны был еще ребенком, рассказывал мне, что его отец, провожая старшего сына на фронт, говорил ему: вот, ты поедешь на Украину, так что постарайся попасть в Крым и подыщи там местечко, где мы после войны поселимся. У немцев существовало представление о Крыме как о каком-то рае на земле, это, видимо, предание, идущее от немецких колонистов, которые поселись в Крыму еще в конце XVIII — начале XIX века, была идея переименовать Севастополь в Теодорихсхафен, то есть «гавань Теодориха» (Теодорих Великий — король остготов, 451-526 н. э. — прим. «Медузы»), а Симферополь в Готенбург, «готскую крепость». И даже был проект, правда, скорее личный проект Гитлера, против которого все возражали, — заселить южными тирольцами горный Крым, потому что они после Первой мировой войны попали в Италию и там страдали под итальянцами.

— Но найти ничего в сущности не удалось?

— Да, ничего «Аненербе» не нашло, немцы долго в Крыму не продержались, и вся эта история закончилась ничем. Но с тех пор в Советском союзе тему готов старались не трогать, слишком живы были эти воспоминания. Потом, уже в 1970-1980-х об этом снова заговорили, начались раскопки, а в 1990-х дело пошло по полной — Александр Ильич Айбабин написал книгу «Этническая история Крыма», где готам уделено очень много места и подробно рассматриваются раскопки, снова появились контакты с немецкими коллегами. Но реально готскую тематику это не очень сдвинуло. Ну да, обнаружилось некоторое количество новых могильников, но в принципе там вещи такие же, какие были найдены раньше, новых знаний мы не получили. Находки не давали никакого прорыва, и крымские готы оставались белым пятном в средневековой истории, единственное доказательство их существования — Бусбек.

— И вот теперь все изменилось?

— Случилась важная находка — вернее, случилась она раньше, но смысл ее стал понятен только в этом году. В 1938 году Мария Александровна Тиханова, известный историк, археолог и антиковед, как раз на волне интереса к «Готскому проекту» работала на Мангупе, это средневековый город-крепость в Бахчисарайском районе Крыма, бывшая столица Крымской Готии. Тиханова копала базилику, кафедральный храм этого самого Мангупа, и в частности раскопала так называемую крещальню, небольшую часовню к северу от храма. В этой крещальне она нашла в полу вторично использованные плиты — первоначально они были ранневизантийским карнизом, потом они были вставлены в стену и на них были нанесены какие-то граффити, а потом уже их использовали в полу. Сколько всего нашлось этих кусков, она не пишет, но упоминает о двух крупных фрагментах, на которых были граффити. Отчет был опубликован уже в 1953 году, со времени первой находки прошло 15 лет, началась и закончилась война. Тиханова вернулась на то же место и сделала общую фотографию только одного фрагмента и издание единственной греческой надписи, которую смогла прочесть. В отчете она пишет, что не дает другого материала, потому что за прошедшие 15 лет остальные надписи пропали.

— И никто на это не обратил внимания?

— Да, эти камни не были никому интересны до 1987 года, когда археолог Валерий Яйленко вернулся к этим надписям и предложил какие-то поправки к прочтению Тихановой греческого текста. Потом Айбабин сделал замечания по поводу чтения Науменко. Все это делалось на основе фотографии, на сам камень никто не смотрел.

— А как наткнулись на него вы?

Так вышло, что в какой-то момент я начал заниматься греческими и латинскими надписями северного побережья Черного моря в рамках совместного проекта Академии наук и Кингс-колледжа Inscriptiones Orae Septentrionalis Ponti Euxini (IOSPE), я готовил том по византийским надписям. До этого в петербургском Институте истории материальной культуры я нашел фотографию из Музея пещерных городов одной совершенно уникальной греческой надписи. Мне захотелось найти саму надпись, я поехал в Бахчисарай и стал работать в фондах музея. И вдруг обнаружил там камень, похожий по описанию на тот, что нашла Тиханова. Изданной ею надписи на нем не было, однако на нем были рисунки, которые она упоминает для другого камня — фотографии которого в отчете 1953 года не было. То есть стало понятно, что это и есть второй, утерянный за 15 лет, тихановский камень. На нем тоже было много греческих граффити — она об этом пишет — которые она не могла прочесть. Нужно было найти другой камень, который был на фотографии, и его в фонде не было. И тут мне пришло в голову посмотреть не в лапидарном фонде, где лежат все надписи, а залезть в фонд мангупских находок, где лежит в основном всякая керамика. И там я таки нашел нужный камень.

— И что же было на этих камнях?

— На них оказалось довольно много греческих надписей — на одном три, на другом пять. Это граффити, очень плохо читаемые. Интересно, что на одном все три были оставлены какими-то клириками — чтецом, пресвитером, кем-то еще. Видимо, это были карнизы из мангупской базилики, потому что никакого другого раннего монументального сооружения на Мангупе нет. Потом базилика каким-то образом пострадала, может быть, это результат войны с хазарами, и потом, после того как хазары снова передали контроль над городом византийцам, где-то в 840-е годы, она была возрождена, вновь превращена в храм. И эти карнизы вставили в другое сооружение — видимо важное, раз на них так много писали. Затем, когда разрушилось и это здание, при ремонте их использовали снова в другом месте — для пола. Эти греческие надписи я прочел и издал. Проблема была в том, что я был ограничен во времени, поэтому смотрел в основном греческие надписи. Но уже тогда у меня закралось подозрение, что там процарапано что-то еще. Я аккуратно написал, что присутствуют другие надписи, возможно — готские.

— А вы имели представление о том, как могли бы выглядеть готские надписи?

— Готский алфавит придумал Вульфила для перевода Библии, он сделан на греческой базе с добавлением некоторых букв, а также и некоторых рунических, для тех звуков, которых не было ни в латыни, ни в греческом. Мы знали, что этот алфавит двигался с востока на запад, то есть, он был придуман на нижнем Дунае, на территории Бессарабии, потом готы оттуда ушли в Паннонию, где была найдена первая свинцовая табличка с надписью на готском, и потом уже ушли на территорию Италии. Причем в ходе этого движения шрифт немножко менялся — например, если первоначально буква «с» была похожа на греческую сигму, то потом она превратилась в латинскую s. Никаких сведений о том, что эта культура каким-то образом пошла в другую сторону, на восток, не было. Были только догадки, что такое в принципе могло быть: в тот момент когда Вульфила создавал свой алфавит, готы представляли собой неустойчивое, но все-так объединение, но все это были только догадки.

Когда я заподозрил, что этот шрифт готский, я обратился к своему коллеге, Максиму Игоревичу Коробову из Иркутска, очень хорошему германисту, одному из лучших у нас знатоков готского языка. У меня были только цифровые фотографии, хорошие, но не идеальные, потому что я в основном снимал всю плиту целиком или отдельно греческие граффити, но не фокусировался на остальных. А в связи с пертурбациями в бахчисарайском музее — там сменилось уже несколько директоров за последние два года — я пока так и не могу добраться до самих плит.

И вот мы стали расшифровывать по фотографиям, и выяснили, что на одном камне есть четыре готские надписи, на другом — одна. Они все сделаны разными руками, то есть это писали пять разных человек. И это точно не подделка — во-первых, их перекрывают греческие граффити, они догреческие. Во-вторых, два камня, видимо, с самого начала хранились отдельно, и в инвентарных книгах они с самого начала идут раздельно. И, в-третьих, на них видны следы длительного бытования — сколы, потертости. Сами надписи вырезаны — иногда грубо, иногда очень уверенной рукой — каким-то острым орудием.

— Вам удалось как-то датировать, когда были сделаны эти граффити?

— Да, и довольно точно. Греческие надписи на этих камнях сделаны двумя шрифтами, так называемым унциалом и так называемым минускулом, но определенные черты и того, и другого не позволяют их вывести за пределы X века. А, поскольку базилика была восстановлена только в середине IX века, то готские надписи попадают в узкий промежуток со второй половины IX до первой половины X века. И это очень поздно для готского письма. В это время на западе разве что иногда переписывали готский алфавит, но уже было чисто антикварное знание. В живом виде готский после разгрома Остготского королевства в VI веке почти не встречается.

— И что же написано на камнях?

— В сущности, это обычные граффити, примерно такого же содержания, как и греческие не тех же камнях: Господи, помоги рабу твоему и дальше — имя и какой-то эпитет — недостойному, грешному и так далее. Узус был одним и тем же. В одном случае добавлена профессия — видимо, писавший был виноградарем. Самое интересное граффити содержит стих из псалма «Кто Бог велий яко Бог наш. Ты еси Бог творяй чудеса» и потом написано «воскресый из мертвых и в…» — и надпись не закончена. Мы знаем, что этот псалом часто используется в богослужениях, причем торжественных — на Рождество, на Пасху, на важные праздники. В сочетании с другим воскресным текстом, который нам тоже хорошо известен, — «Воскресый из мертвых» — вероятно, они составляют какую-то пару, связанную с торжественным, может быть, пасхальным богослужением. Здесь вообще есть идея торжества Бога, возможно, это связано с восстановлением храма после хазарского захвата. Что касается псалма, он абсолютно укладывается в язык Библии Вульфилы, скорее всего, этот кусочек оттуда и взят. Кусочек из богослужения — это вообще первый фрагмент из готского богослужения, которое нам известно. То есть, вероятно, из этих надписей мы узнаем не только о бытовании готского перевода Библии в Крыму, но и о существовании богослужения на готском. Что касается других граффити, «просительных», они, к сожалению, невыразительны. Одно слово — «виноградарь» — судя по всему форма скорее литературного готского языка, чем крымско-готского, известного нам по Бусбеку. То есть, возможно, у готов была «триглоссия» — они владели греческим, готским разговорным и — по крайней мере кто-то, и не только клирики — литературным готским.

— А почему нельзя предположить, что надписи оставил кто-то владеющий готским языком, приехавший с запада?

— Как я и сказал, в это время готов, разговаривающих по-готски, уже не было. Ну, предположим, что кто-то приехал с устья Дуная. Но — сразу пять разных рук! Кроме того, у нас нет никаких сведений насчет контактов готов между этими регионами. Если бы речь шла о побережье, такое можно было бы вообразить, но это горы… Даже если это дунайский след, это тоже сенсация, но все-таки, учитывая то, что мы знаем от Бусбека, весьма вероятно, что это все-таки местные готы. Тем более, виноградарь — весьма типичная профессия для горного Крыма. А вот литургические тексты писал скорее всего клирик. Лингвистический материал не такой большой, но открывает много того, что заставляет нас по-новому смотреть на ситуацию.

— Теперь, когда надписи на готском в Крыму наконец найдены, имеет смысл поискать их и на других находках?

— Даже с этими же камнями у нас есть еще подозрение, что там есть что-то еще: в одном месте может быть сильно затертая надпись, но вряд ли большая. Надо просматривать дальше мангупскую коллекцию — может быть, еще на каких-то фрагментах будут готские граффити, ведь раньше их там просто никто не искал. Конечно, в свете новых находок нужно посмотреть и на другие находки. В свое время один крымский географ привел меня на очень странный памятник — городище Бакла в горном Крыму, севернее Бахчисарая. Это довольно крупное городище, рядом с которым расположены могильники, в том числе и готские. Там он нашел в обрыве скалы очень необычный грот миндалевидной формы. В него заходили снизу по лестницам, ведшим к восточному краю пещеры, там был какой-то культовый объект, а потом по задней стене по такой же лестнице выходили. Так вот, внутри была заглаженная стена, где было видно около 400 петроглифов (изображения, высеченные на камне — прим. «Медузы»). В основном кресты, но были еще солярные символы и еще что-то непонятное. И были намеки на две надписи, я долго силился их понять. Но там все было в трещинах, и я не решился что-то предполагать, тем более что имена получались какие-то не греческие. Тогда мне не пришло в голову, что они могли писать по-готски, так что нужно, конечно, вернуться и попробовать посмотреть на эти надписи.

— Ваша находка доказывает, что крымско-готский язык все же существовал как письменный. Но почему до сих пор никаких других надписей на нем не находили? Ведь археологический материал достаточно богатый.

— Действительно, если было богослужение, видимо, должны были быть и рукописи, но, поскольку из горного Крыма все исчезло, их нет. Что касается лапидарной письменности — конечно, странно, что мы нашли эти граффити и не видим никаких следов монументальных надписей — надгробий, например. Но, по-видимому, готский был все же в подчиненном положении по отношению к греческому, и, либо традиция монументальной эпиграфики не родилась, либо ее надо искать на других городищах, многие из которых до сих пор хорошенько не изучены, мы даже наверняка не знаем, где был центр готской епархии. Так что я не исключаю, что какие-то находки будут. Коллеги периодически присылают мне какие-то почеркушки на стенах, я говорю «нет, это не греческое». А теперь надо внимательнее смотреть — вдруг это не греческое, а готское. Развитие науки во многом зависит от того, что мы можем себе представить. Если ты не ищешь специально, не заметишь даже того, что у тебя под носом.