истории

«Люди не хотят слушать критику Лукашенко» Интервью Татьяны Короткевич — оппозиционного кандидата в президенты Белоруссии

Источник: Meduza

В воскресенье, 11 октября, в Белоруссии состоятся президентские выборы. Мало у кого есть сомнения, что победителем в очередной раз станет Александр Лукашенко (возглавляет страну с 1994 года), который уже заявил, что рассчитывает набрать 80% голосов. Главным противником Лукашенко считают 38-летнюю преподавательницу психологии Татьяну Короткевич, выдвинутую оппозиционной коалицией «Говори правду». До начала кампании о ней мало кто знал, однако независимый социологический центр НИСЭПИ в конце сентября 2015-го утверждал, что Короткевич готовы поддержать 17,9%. Она считает, что власти наверняка сфальсифицируют результаты выборов, но не намерена устраивать уличные протесты, а предлагает сконцентрироваться на консолидации сторонников вокруг ее идеи «мирных перемен». При этом старые лидеры белорусской оппозиции Короткевич не поддержали и призывают бойкотировать голосование. Специальный корреспондент «Медузы» Илья Азар поговорил в Минске с Короткевич о том, зачем она участвует в выборах Лукашенко. 

— Зачем вы участвуете в выборах, которые оппозиция заранее считает нечестными?

— Это жизнь… У нас имидж страны, которой управляет диктатор, который сегодня успешно имитирует демократию. В Белоруссии не меняется президент уже 21 год, и это значит, что люди, которые являются носителями демократических ценностей, должны участвовать в выборах.

Они — возможность [для оппозиции] объединить своих сторонников, найти слушателей и быть политически активными. За пределами президентской кампании все демократические партии и организации имеют очень суженные возможности действовать и общаться с людьми.

— Вы говорили о желании набрать 20%, то есть на победу вы не рассчитываете?

— Когда мы начинали кампанию, у меня был рейтинг 2%. Странно было бы говорить, что мы хотим победить. С другой стороны, мы уже победили, так как мой рейтинг еще до начала агитации вырос до 18%, а сейчас должен быть гораздо больше. Мы сделали невозможное в тех сложных условиях, в которых мы работаем.

— На выборах в 2010-м другому оппозиционеру — поэту Владимиру Некляеву — тот же НИСЭПИ давал 18%, а в итоге он получил меньше 2%. Вы не боитесь фальсификаций?

— Конечно, результат выборов — это предмет манипуляций. Но важно, чтобы мы не зависали на этих цифрах, а шли вперед. Я выполню все формальные процедуры, чтобы отстоять голоса избирателей, но нам нужно продолжать.

Власть ведь все равно считает голоса, и ей важно знать, что думают люди, поэтому она будет на эти цифры ориентироваться. Власти придется реагировать на мнение народа [о необходимости мирных перемен], а я буду продолжать свою деятельность. На встречах люди подходят, берут меня за руку и говорят: «Вы главное не исчезайте». Людям сегодня нужен их представитель.

— Вы признавались, что можете пойти работать во власть. Разве уход к Лукашенко не равнозначен исчезновению?

— Люди хотят видеть во власти другую точку зрения — не чиновника, а простых людей. Впрочем, прецедентов того, чтобы оппозиционера позвали во власть, в Беларуси еще не было. Как, кстати, и женщин-кандидатов в президенты.

Я не самовыдвиженец, у меня есть команда, поэтому если вдруг мне предложат должность, то я об этом расскажу публично, а потом мы будем принимать командное решение. Если мне позволят быть свободной в принятии решений, привести с собой еще несколько людей — это одно, а если это формальность, то зачем на это соглашаться.

— Правда ли, что вы апеллируете не столько к оппозиционному электорату, но пытаетесь сагитировать неопределившихся?

— Если посмотреть поддержку Лукашенко, то за 20 лет она осталась той же — около 30%, плюс-минус 5%. Оппозиция во многом потеряла свой электорат, который сейчас составляет около 20%. Остальные 50% — это люди, которые вообще не участвуют в политической деятельности. Их приучили, что лучше молчать и не высказывать свою точку зрения на учебе или работе. Сегодня многие приходят и говорят мне, что давно не голосуют, так как не видят альтернативы. Мы должны стать этой альтернативой.

— Вы намеренно уходите от радикальной критики Лукашенко?

— Раньше оппозиция всегда выставляла конкурента, который боролся с Александром Лукашенко как с президентом и диктатором. Эта стратегия не работает.

Критики хватает, но сегодня не один Лукашенко влияет на политику, и недостаточно посылать месседж только про одного человека. Мы сделали работу над ошибками, и поняли, что нам нужно уйти от личной конкуренции. У нас был широкий список претендентов на роль кандидата, который будет говорить об идее мирных перемен. В итоге мы выбрали женщину, Татьяну Короткевич, и это сработало.

— У вас в программе почти ничего нет про нарушения прав человека и диктатуру, зато много тезисов про социальные проблемы людей.

— Наша кампания началась с того, что мы пошли к людям и спросили о том, какие проблемы их волнуют. Люди говорят: «Татьяна, не рассказывайте, как нам плохо, а расскажите, как будет, если вы придете к власти». Люди не хотят сегодня слушать критику и негатив. Я слышала от многих, что они сходили на встречу с оппозиционным кандидатом в 2010 году, и ушли из-за того, что тот начал персонально поливать [Лукашенко].

— Но вообще с правами человека есть проблемы в Белоруссии?

— Лукашенко освободил политзаключенных — перед выборами есть либерализация, людей не арестовывают. Но нет свободы слова, нет возможности проводить массовые мероприятия.

— Вы исключаете для себя вариант, когда призовете людей выйти на улицы протестовать?

— Его исключаю не только я, но и люди. Они не хотят бессмысленных жертв. Вообще, мир изменился — если раньше жертвы были героями, то сейчас к ним по-другому относятся. Когда лидеров оппозиции посадили в тюрьму в 2010 году, солидарных настроений в обществе не было, чем они были очень разочарованы.

Лукашенко в 1994 году победил на честных и справедливых выборах, и именно выборы — процесс, который приведет к смене власти. Мы выучили урок 2010 года (тогда несколько десятков тысяч людей вышли на улицы Минска, но акция была разогнана спецназом, многие лидеры оппозиции и рядовые активисты получили тюремные сроки — прим. «Медузы»), когда была надежда, что все можно изменить в один день. Этого не получилось, поэтому теперь мы стоим на эволюционном пути.

— Лукашенко не похож на человека, который уйдет с поста президента в результате выборов.

— Если он не хочет уходить, то у него еще есть вариант изменить свою политику. Мы поэтому и говорим о мирных переменах, так как видим в этом перспективу и для него в том числе. Мы предлагаем вернуться к двум президентским срокам — пусть у него будет еще два срока. Мы ведь не говорим, что у него нет поддержки — при честных условиях игры он бы тоже мог победить.

— Если на выборах 11 октября вы получаете 2% голосов, и тысячи возмущенных фальсификациями людей выйдут на улицы, вы к ним присоединитесь?

— Моя задача будет предотвратить возможные провокации. Я не оставлю людей, если они выйдут и скажут: «Короткевич — наш президент». Есть технологии, как сдержать толпу и предупредить провокации. Нужно минимизировать репрессии, так как наша задача — идти дальше.

— Как так получилось, что лидеры оппозиции выступают за бойкот выборов, то есть фактически агитируют против вас?

— Они говорят, что я своим участием легитимизирую власть, но это они подыгрывают власти, работают на ее стороне. Я оцениваю ситуацию так, что все люди, у кого есть желание, активность и видение будущего, находятся сегодня в моей команде. А лидеры оппозиции устали, ведь они являются лидерами своих организаций уже 20 лет, как тот же Лукашенко. Они перенимают [у него] технологии управления, но у них к тому же нет ресурсов.

— То есть эти люди должны остаться в прошлом?

— Да.

— Но почему вы не считаете, что своим участием легитимизируете выборы Лукашенко?

— Выборы считают честными, когда подсчет голосов является честным. Мне кажется, наоборот, что сегодня я — тот человек, который будет препятствовать тому, что мы получим легитимного президента. Если Короткевич снимается, то мой электорат разочаровывается, и Лукашенко может спокойно проводить честный и открытый подсчет голосов. Именно демократический кандидат является препятствием для легитимизации выборов, так как именно против него и будут проводить фальсификации.

— А почему вам вообще разрешили участвовать в выборах? Лукашенко такой демократичный, что не против участия оппозиции в выборах?

— Не секрет, что [лидеры оппозиции] обвиняют меня в том, что я проект КГБ. Когда глава ЦИК сказал, что Короткевич — молодец, это еще больше укрепило их в этом мнении. Это тактика власти — выбрать слабого кандидата и вбить клин. Так же было в 2006 году с [бывшим кандидатом в президенты Белоруссии] Александром Милинкевичем — ничего нового со мной не происходит.

— А что нового будет происходить по вашему плану? Судя по всему, выборы вы проиграете, и все продолжится дальше, как и было. Как перемены-то произойдут?

— Как вам сказать-то? Конечно, мы понимаем, что это может быть не очень большой шаг, но перемены нужны очень большому числу людей. У людей сейчас вариант — брать чемодан и уезжать. У большинства граждан качество и уровень жизни просто нищенские. Представьте, что половина населения получает зарплату 160 долларов. Подушки безопасности у семей сегодня просто нет. И этот цирк продолжается — сокращают рабочие дни в неделю, над людьми издеваются, платя зарплату талонами или мясом.

— Белоруссия вообще должна дружить с Россией или Евросоюзом?

— Интересно, что у России сегодня лучше развиты отношения с США и ЕС, чем у нас. Мы такое черное пятно, бермудский треугольник. Нам нужна нормализация отношений с ЕС, нам нужен просто общий договор о сотрудничестве, чтобы мы могли приглашать сюда людей участвовать в инвестиционных конкурсах.

Что касается Евразийского союза, то нам очень нужна ревизия отношений с ним, так как Россия в нем более свободна, чем мы. Были обещания, что мы будем продавать свою продукцию в Россию, но сейчас ее все меньше берут, а при этом в промышленности мы жестко завязаны покупать только сырье российское, хотя со стороны России нет таких обязательств. Поэтому надо пересмотреть этот договор с точки зрения наших национальных интересов. Но в них входит, конечно, и продолжение хороших отношений с Россией.

— Россия вот собирается размещать авиабазу в Белоруссии.

— Мы против этой базы. Зачем нам идти по линии эскалации конфликта? Вот в Крыму была российская база, и к чему это привело?

— Кстати, чей Крым?

— Он украинский.

— Думаете, вы сможете как президент это сказать Владимиру Путину? Или отказать ему в базе?

— Я думаю, что как президент должна в первую очередь говорить об интересах своей страны, а не разговаривать на международные темы. Что касается базы, то легитимно выбранный президент опирается на мнение людей, которые не хотят здесь базу, а это уже совсем другой аргумент.

— Лидер Белорусского национального фронта Алексей Янукевич обвинил вас в недостаточно ясной позиции по белорусскому языку и флагу. Это так?

— Мы считаем, что важными темами являются не символика и не язык, а то, какое будущее у нас будет, какие будут реформы в экономике, в социальной сфере, в образовании и медицине. Вопрос о языке и символике нужно немного отодвинуть, тем более что по этим вопросам легко расколоть общество, а мы хотим максимального объединения вокруг нашей повестки.

Мы предлагаем подождать, пока будет выбран настоящий парламент, чтобы в нем можно было дискутировать, чтобы прошла информационная кампания по разным взглядам на эти вопросы, и тогда провести референдум и принять решение.

Из-за пропагандистского освещения событий на Украине ко мне подходили люди и спрашивали: «Вы не запретите по-русски говорить»? Это очень деликатный вопрос. В программе у нас есть пункт, что мы хотим поддержать белорусский язык, создать университет, где образование будет только на белорусском, поддержать дублирование фильмов и перевод иностранной литературы. Президент должен выступать на белорусском…

— В своих предвыборных выступлениях вы почти не говорите на белорусском.

— Я говорю на том языке, на котором меня хотят слышать люди — мы ориентируемся на соцопросы и мнение команды.

— Вас критикуют еще за то, что непонятно, откуда брать деньги на ваши социальные обещания.

— Деньги [на мои предложения] есть. Первый источник — это перераспределение бюджета, можно сократить поддержку госаппарата и увеличить поддержку медицины и образования. Можно найти деньги на достойные официальные пособия, если прекратить дотировать более полутора тысяч предприятий, на которые тратится очень много денег, а их продукция не продается.

Второй источник — поддержать частный сектор экономики, который сегодня страдает от репрессий и ограничений. Третий — это инвестиции. Нужно сделать стабильное законодательство, чтобы и внутренний, и внешний инвестор могли бы приходить и знать, что их собственность останется в сохранности. Сегодня у нас один человек может указом изменить условия любого договора.

— Белоруссия до сих пор воспринимается как страна с плановой экономикой. Нужна приватизация?

— Да, у нас до сих пор плановая экономика. Мы хотим собрать команду, чтобы для предприятий разработать индивидуальные планы развития. Где-то может быть приватизация, где-то банкротство, а где-то предприятие можно вывести из кризиса путем модернизации системы управления.

— К аналогу российских «лихих девяностых» это не приведет?

— У нас и так девяностые годы происходят, только власть еще и ничего не предлагает. Есть такой анекдот о двух белорусах, которые предлагают друг другу потерпеть. Власть сегодня бездействует, а людям нужны действия. Людям говорят, что виноват мировой кризис, но почему-то Россия с ним справляется успешнее, чем Беларусь. Нам говорят, что мы ведем себя неправильно, покупая валюту, но ведь это поведение обусловлено здравым смыслом.

Уже невозможно жить в этих условиях — вы не представляете, сколько людей говорит, что их терпению приходит конец.

— Еще несколько лет назад вы занимались борьбой с застройкой на районном уровне. Вы видели себя год назад кандидатом в президенты Белоруссии?

— Я уже несколько месяцев в строю, поэтому привыкла. Но год назад когда [бывший кандидат в президенты Белоруссии, поэт Владимир] Некляев говорил: «А чего, пусть Короткевич попробует», я просила его прекратить эти разговоры. Но так случилось, что мне оказали это доверие, а я доверилась команде.

— Вы Лукашенко будете судить, если станете президентом?

— Нужен честный справедливый суд, и пусть те люди, у которых есть претензии, подают в суд. Мне бы, например, хотелось подать в суд за то, что в 2010 году произошло на Коллекторной улице.