Фото: Gus Ruelas / Reuters / Scanpix
истории

«Кто вам сказал, что это журналистика?» Интервью главного редактора BuzzFeed Бена Смита

Источник: Meduza

Бен Смит возглавляет редакцию BuzzFeed на протяжении трех с половиной лет. BuzzFeed — один из самых заметных медиапроектов в истории интернета. Производя новостной и развлекательный контент, сайт заработал невероятную аудиторию в 200 миллионов читателей в месяц. Отношение к BuzzFeed никогда не было однозначным, однако он стал флагманом революции потребления и распространения информации в Сети. Те, кто раньше относились к его модели с брезгливостью, уже давно беззастенчиво копируют эту модель, пытаясь повторить ее успех. Бен Смит, который раньше работал в газете The Baltic Times и по-прежнему часто бывает в Латвии, встретился с заместителем главного редактора «Медузы» Иваном Колпаковым и издателем Ильей Красильщиком, чтобы обсудить, как будут развиваться журналистика, интернет и сам BuzzFeed в будущем.


Колпаков: Каковы ваши обязанности в качестве главного редактора? Как вы распределяете работу с основателем BuzzFeed Джоной Перетти и другими топ-менеджерами?

— Я занимаюсь редакционной частью BuzzFeed, это три основных раздела: Buzz («шум»), News («новости») и Life («жизнь»). Шум и новости — это понятно, это энтертейнмент, то, что мы умеем, что принесло нам известность. Но мы все время ищем новые форматы, новые способы, как еще можно делать интернет. Life - мода, кулинария — это для нас новая территория, и сейчас это одно из важнейших направлений. Каждым подразделением управляют отличные менеджеры, плюс у нас есть продуктовые команды и команды, работающие с данными.

Колпаков: Но кто главный? Кто все решает?

— У нас очень децентрализованная структура, и это одна из причин, почему нам удалось так быстро создать такое качественное издание. К примеру, мне не нужно утверждать публикации каждой из команд, эти решения они принимают самостоятельно. Мы все знаем, чего хотим, но процедура принятия решений очень рассредоточена. 

Колпаков: И каково это — работать в такой децентрализованной структуре?

— Честно говоря, я немного скучаю по старым временам, когда нас было меньше и каждый был вовлечен буквально во все. Сейчас я могу находиться в Латвии и вообще не знать, что происходит с главным в стране сюжетом, это все происходит вообще без моего участия. Я имею в виду легализацию гей-браков.

Основатель и генеральный директор BuzzFeed Джона Перетти (слева) и главный редактор издания Бен Смит. 9 января 2014-го

Фото: Brendan McDermid / Reuters / Scanpix

Красильщик: Многие ненавидят BuzzFeed из-за котят. Котят очень много, и прямо рядом с ними вы пишете о серьезных вещах — о войне на востоке Украины, например. Какой из форматов главный? Нужен ли вообще главный формат? Как бы вы описали BuzzFeed одним предложением?

— Начну с первого вопроса. Мне не кажется, что нужно выбирать. Большинству людей интересно и то, и другое — и конфликт на Украине, и котята. Котята — больше. Вы смотрели «Бегущего по лезвию»? Как они отличали людей от роботов? Их спрашивали, что бы те сделали, увидев лежащую на спине черепаху. Люди всегда ответят, что черепаху нужно перевернуть, а роботы просто фыркнут. Потому что животных не любят только роботы. И социопаты. Вот такое у меня выступление в защиту животных.

Красильщик: Не поспоришь.

— Это если о котятах. Но, в принципе, нам кажется, что людям всегда интересно все, что происходит в мире, все увлекательное. Возьмите телевидение — там есть и новости, и реалити-шоу, и кино, и юмор. И все это на одном канале, так что вопрос выбора между новостями и развлечениями — довольно странный. Нужно делать и то, и другое, и большинство медиа так и поступают. Британская пресса делала так всегда, но, кстати, в американской некоторое время назад возникла идея, что нужно заниматься чем-то одним.

Ну в самом деле. У вас в лентах фейсбука и твиттера все перемешано, так? Так что даже если я как издатель приму решение делать только серьезное, все равно мой серьезный материал в вашей ленте появится по соседству с котенком или с вашим пьяным приятелем. Мы стараемся делать такой контент, который что-то в этом мире меняет. Возможно, разоблачает коррупцию, а может — помогает вам быть ближе к вашим друзьям. Это очень разные вещи, но вот так мы подходим к контенту.

Колпаков: Многие считают, что за появление в BuzzFeed серьезной журналистики ответственны именно вы. Это правда?

— Я привнес всего понемножку, но дело и не только во мне. Когда я начинал, я был седьмым человеком в команде. Мы тогда были меньше, чем «Медуза», это была совсем небольшая группа людей, и мы все время экспериментировали с тем, чем люди делятся в интернете. А делились они котиками, списками и странными историями из жизни сетевой культуры. И только-только начинали замечать новости, в соцсети новости еще практически не попадали. И Джона [Перетти], который, кстати говоря, гений, — увидел, что следующим шагом станут новости.

А я был тогда журналистом, помешавшимся на твиттере. Меня интересовало не то, чем люди делятся, а то, как сообщать новости. Но в случае с твиттером это одно и то же. Так что со временем, разумеется, у нас стало больше классической журналистики, но и котиков тоже стало больше. Нельзя сказать, что мы от чего-то отошли, но в целом становится лучше.

Колпаков: А как вы оцениваете шансы классической журналистики?

— Сейчас вполне можно заниматься классной журналистикой, и для этого не нужно нанимать гигантский штат, верстать газету и писать о том, что вчера сказал президент. Сейчас все дело в историях: какие прорвутся, какие доберутся до читателя. Жесточайшая конкуренция именно за прорыв. А прорваться могут и короткие смешные штучки — «Эй, глядите, че случилось» — и длинные, глубокие расследования. А вот все, что посередине — теряется. 

Колпаков: Может, я просто нищий русский редактор, но глядя на возможности BuzzFeed, на ваши ресурсы, я не могу понять, почему не вкладывать больше в расследования, в журналистику данных.

— А мы в это все очень даже вкладываемся. У нас в отделе расследований 18 репортеров. И я понимаю, что любая хорошая журналистика отчасти расследовательская, но кто ж виноват, что они могут целый год работать над одной историей.

Колпаков: Но вы не считаете свой каждодневный контент некачественной журналистикой? Если любая хорошая журналистика — расследовательская, то все остальное…

— Да это не журналистика, это энтертейнмент.

Колпаков: Который не притворяется журналистикой?

— Нет. Иногда в твиттере встречаешь такое: «Вот вам список котиков, Как у BuzzFeed. 14 животных, которые вас разочаровали». И хэштег #журналистика. Но кто вам сказал, что это журналистика? Мы это на Пулитцера не выдвигаем. Это энтертейнмент. 

Красильщик: Если я правильно понял, BuzzFeed производит то, чем любят делиться в соцсетях. Вот вы говорите — делиться можно всем: котятами, новостями. А что касается длинных текстов? Лонгридами можно делиться?

— Некоторыми — да. А некоторые — жутко скучные. Раньше если вы в журнале публиковали скучный текст, и никто его не читал, вы об этом не знали. А теперь знаете. Но «лонгформ» — смешное слово. Никто же не говорит: «Хочу почитать что-нибудь длинное». Говорят: «Хочу глубокое». 

В 2012 году мы одними из первых в онлайне стали думать о крупных формах. Тогда были два способа их публиковать. Историю можно было продать журналу за 20 тысяч долларов, предварительно потратив полгода работы самых лучших редакторов, превратив ее в идеальный продукт. Потом еще полгода или год она бы ждала публикации — чтобы журнал смог ее поставить с идеальной картинкой. А можно было не продавать ее журналу, а за несколько сотен долларов выкинуть в интернет, ничего не тратя на редактуру. И в этом случае ее длина объяснялась бы как раз отсутствием редактуры. 

Мы задумались: неужели третьего не дано? И вот в течение нескольких лет мы экспериментировали и искали, какие большие истории люди стали бы распространять в соцсетях. Выяснилось, к примеру, что никто и никогда не делится так называемыми «большими журнальными историями» про то, как несколько ребят немного поехали, раздобыли пушки, ограбили банк, а потом все пошло не так. Они перессорились, сели в тюрьму и раздают великолепные интервью из-за решетки. Читаешь и думаешь — гениальная история. Но никто такими не делится! Людям нужен смысл — недостаточно большого приключения, нужен еще и мощный эмоциональный стержень. На мой взгляд, вот в этом направлении нужно двигаться лонгридам.

Редакция BuzzFeed. 9 января 2014-го

Фото: Brendan McDermid / Reuters / Scanpix

Колпаков: Вас задевает нескончаемая критика со стороны традиционных медиа?

Красильщик: Они вас прямо ненавидят.

— Теперь уже любят. Сейчас уже не так тяжело, как бывало. Чем больше они на нас нападают, чем больше морщат нос, тем труднее им нас копировать. Сейчас все принялись нас копировать, и морщить нос уже не выходит.

Колпаков: Буквально сегодня читал на «Гардиане» колонку «Почему BuzzFeed никогда не получит Пулитцеровскую премию».

— Это не главная наша цель.

Колпаков: Но вы бы и не отказались.

— Конечно, приняли бы! Если я правильно помню, автор этой статьи — Питер Престон, очень умный мужик и бывший редактор «Гардиана». И его критика, в числе прочего, была направлена и на «Гардиан», который продолжает делать газету в интернете.

Колпаков: Вас читает 200 миллионов человек [в месяц]. Это больше, чем все население России.

Красильщик: Это как сто населений Латвии, между прочим.

— Если отвлечься от высокого и вернуться к цифрам, то важно не только, сколько человек читает нас каждый месяц, но и то, как хорошо мы вовлекаем читателей: сколько времени они проводят, читая что-то у нас, выбирают ли прическу, увиденную у нас, или рецепт, или спортивное упражнение. Есть куча способов лучше вовлекать читателей, в том числе и тех, кто один раз за месяц у нас уже побывал.

Колпаков: А какой следующий шаг для BuzzFeed?

— Международное издание. Мы только что наняли выдающегося редактора в Лондоне. Это эксперимент: можем ли мы так же успешно конкурировать в другой стране.

Красильщик: Россию вы рассматриваете?

— Мы страшно увлечены Россией. Конечно, заниматься в России медиа трудно, не мне вам рассказывать. И открыть в России бизнес иностранцу из-за новых законов стало труднее. Но русские любят интернет, отлично умеют им пользоваться, и российский интернет отличается от всего остального. Там по-прежнему жив LiveJournal, все публикуют видео с автомобильных регистраторов. Я плохо говорю по-русски, и читаю не очень, но многое могу понять. Ну и есть Мириам Элдер (бывший московский корреспондент The Guardian, редактор раздела международных новостей BuzzFeed — прим. «Медузы»), и еще куча сотрудников, которые очень любят Россию.

Красильщик: В последнее время у вас очень много материалов про Россию.

— В последнее время и новостей из России много. Но и смешных штук про Россию можно делать огромное множество — про культуру и так далее. Русский интернет страшно веселый. Как все это делать? Четкого плана пока нет.

Красильщик: Чем, по-вашему, объясняется интерес американцев к России? 

— США очень интересуются Россией, но, на мой взгляд, американцам всегда нужна простая история. В 1990-х это была история про строительство демократии, сейчас — про новую холодную войну.

Колпаков: А у BuzzFeed есть политическая линия?

— В американских медиа сильна традиция объективности — нужно быть строго посередине. Но это теперь не так просто. Разумеется, мы не принимаем сторону ни одной из партий, и в освещении американской политики очень важно соблюдать нейтралитет. Но те же однополые браки — для нас это не вопрос партийной позиции, это вопрос равноправия для всех. Но когда мы звоним противникам однополых браков, они должны быть уверены, что мы отнесемся к их словам честно и по правилам.

Коллекция значков с совместной презентации BuzzFeed и Facebook на приеме для сотрудников президентского пула. Вашингтон, Белый Дом, 3 мая 2014-го

Фото: William B. Plowman / Invision for BuzzFeed / AP / Scanpix

Красильщик: Что вы читаете? Какие сайты?

— Twitter.com. На бумаге почти ничего не читаю, хотя в последние полгода я много бывал в Лондоне, а британская пресса по-прежнему очень крутая. В Америке большинство изданий давно сдались и плюнули на печать. Газеты стали хуже редактировать, да и вообще они стали хуже — потому что люди переключились на интернет. А в Англии газета — это по-прежнему продукт. Взять какую-нибудь The Daily Mail. Не факт, что каждая заметка в ней чем-то интересна, в случае с Mail они там вообще совершенно безумные бывают, но все вместе почему-то работает.

Колпаков: Чего вы боитесь в профессиональном плане?

— В смысле, а не грохнется ли это все в один прекрасный день? Трудно предсказать, куда все движется. Раньше веб был открытым миром, казалось, что вот вышел в интернет — и можешь попасть куда угодно. В каком-то смысле, это и сейчас так. Но вот что произойдет, если какую-то новость первым сообщит пользователь Snapchat? Кто-то переснимет ее и отправит в твиттер? Или эту новость узнают только пользователи Snapchat? Чьи пользователи, какой платформы, станут важнее? Будут ли платформы определять то, как мы видим мир? Вообще, что будет после интернета? Пока что мы не знаем.

Колпаков: Каким вы видите идеальное будущее интернета?

— Не знаю, но уже чувствую ностальгию по старому интернету. По чистой блогосфере в открытом вебе. Snapchat недавно нанял команду отличных журналистов, чтобы делать собственный медийный проект. Это хорошо, конечно. 

Колпаков: BuzzFeed — достаточно крупное издание, чтобы не просто сотрудничать с крупными соцсетями, но и диктовать им свои правила. Расскажите, как вы общаетесь с крупнейшими соцсетями.

— В тех случаях, когда мы с ними разговариваем, мы их интересуем как производители контента, то есть им интересно общаться с нами, чтобы понять, чего хотят производители контента. И мы считаем, что не имеем права в ходе таких разговоров пытаться навредить конкурентам. Это сделало бы нас плохими партнерами и в итоге соцсети потеряли бы к нам всякий интерес. Мне кажется, что очень важно сохранять Сеть открытой — чтобы информация могла распространяться по всем платформам, а не только внутри отдельных платформ. Тот же Instant Articles (новый продукт Facebook, позволяющий производителям контента создавать «быстрые интерактивные публикации» — прим. «Медузы») — кажется, мелочь, но на самом деле это очень важная штука. Для нас очень важно, чтобы все эти платформы (неважно, идет ли речь о buzzfeed.com или meduza.io) давали ссылки на оригинальные публикации [в вебе], чтобы не возникало никаких скрытых слоев и специального доступа к ним.

Колпаков: Соцсети — убийцы масс-медиа по всему миру?

— За последние пару лет социальные сети принесли изданиям колоссальное количество трафика. Они заменили Google в качестве главного ресурса для читателей. Так что не думаю, что они кого-то убивают, медиа как производители контента от них очень сильно выигрывают. Наоборот, я бы сказал, что соцсети очень идеалистичны (что, впрочем, не означает, что в один прекрасный день они всех не угробят). Иногда это выход для небольших изданий — зачем им использовать WordPress или делать собственную админку? Возможно, через пару лет новое медиа можно будет делать целиком в инстаграме.

Есть такая штука в Америке — The Shade Room (сайт, публикующий сообщения и сплетни о знаменитостях прямиком в соцсети, в основном в Instagram — прим. «Медузы»). По сути это лента в инстаграме, куда сыпятся записи о чернокожих знаменитостях. Больше ничего. Но у этой ленты миллион подписчиков, они рекламируются в других лентах, это целый бизнес. Возможно, это бизнес будущего.

Есть только одна проблема — этот бизнес целиком зависит от одной платформы.

Иван Колпаков, Илья Красильщик, Рига

Magic link? Это волшебная ссылка: она открывает лайт-версию материала. Ее можно отправить тому, у кого «Медуза» заблокирована, — и все откроется! Будьте осторожны: «Медуза» в РФ — «нежелательная» организация. Не посылайте наши статьи людям, которым вы не доверяете.