«Кричали „Позор!“, но только на сцене» Суд над «Тангейзером». Расшифровка «Околотеатрального журнала»

Новосибирский суд 10 марта закрыл административное дело, возбужденное в отношении режиссера оперы «Тангейзер» Тимофея Кулябина и директора Новосибирского театра оперы и балета Бориса Мездрича. Прокуратура Новосибирска обвиняла обоих в умышленном публичном осквернении предметов религиозного почитания, а также образа Иисуса Христа. На защиту Кулябина и Мездрича встала вся театральная общественность, выступившая в поддержку свободы творчества.  

На заседании по делу Бориса Мездрича в качестве свидетелей защиты выступали религиоведы и театровед, которых позвали поделиться своим экспертным мнением о постановке. Показания давали: Борис Фаликов, российский историк религии и публицист, кандидат исторических наук, доцент центра изучения религии РГГУ, Владимир Винокуров, кандидат философских наук, доцент, заслуженный преподаватель МГУ и Роман Должанский, театровед, критик, заместитель художественного руководителя театра Наций. 

Новосибирский «Околотеатральный журнал» на своем сайте опубликовал расшифровку этого слушания.

<…>

Прокурор: Что для вас есть образ Иисуса Христа?

Фаликов: Для меня образ Иисуса Христа — это тот образ, который возникает у меня при чтении текстов, включая евангельские тексты, богословские тексты, и тот образ, который возникает в процессе литургического действа в церкви, в священном сакральном контексте. Для меня это, безусловно, священный образ Иисуса Христа.

Прокурор: Какие, вы считаете, христианские образы могут почитаться всеми без исключения?

Фаликов: Вопрос сложный. Всеми без исключения они почитаться не могут, хотя бы по той простой причине, что мы живем во многоконфессиональном мире. Есть буддисты, есть индуисты, есть мусульмане, есть иудеи. Но я вам скажу такую интересную вещь. Образы, связанные с христианством, в современном мире превращаются в метафору. Тот же образ креста — это уже метафора. Скажем, когда мы читаем у Пастернака «любить иных тяжелый крест,  ты прекрасна без извилин», мы же не думаем, что Пастернак имеет в виду тот крест, на котором был распят Спаситель? Символ превращается в метафору. <…>

Прокурор: То есть вы считаете, что образ Иисуса Христа — это метафора? И крест — метафора?

Фаликов: В современном мире для верующих людей — это не метафора. Безусловно, для верующих людей — это глубокая реальность. Для всех остальных — это, безусловно, некий образ, некая метафора, не несущая в себе сакрального смысла.

Прокурор: Когда вы смотрели оперу, изучали материалы, вы все-таки на сцене кого видели? Кто главный герой? Тангейзер или образ Иисуса Христа?

Фаликов: Безусловно, главный герой — Тангейзер. И безусловно, один из образов, который появляется в гроте Венеры — это актер, загримированный и изображающий некое сходство с Иисусом Христом. Но это актер. Он играет вымысел внутри вымысла.

Прокурор: Сходство есть?

Фаликов: Вы знаете, ну ежели художественная задача режиссера…

Прокурор: Ну вы же религиовед, вы же знаете какой сакральный образ у человека?

Фаликов: Это не сакральный образ, отнюдь.

Прокурор: Вы уже сказали, что это метафора, я понял.

Фаликов: Это актер, играющий образ Иисуса Христа, но как к этому можно относиться серьезно?

<…>

Адвокат: Скажите, пожалуйста, отражает ли романтическая опера в трех действиях «Тангейзер», музыка и либретто Рихарда Вагнера, негативные качества христианства и русской православной церкви, евангельского образа Иисуса Христа?

Винокуров: Знаете, отвечу кратко. Она не отражает никаких качеств евангельского образа Иисуса. Есть легенды средневековые, построенные на апокрифах. У этих легенд всегда линия развития такая, что персонаж, герой легенды совершает какое-то святотатство, и потом он становится проклятым. Отсюда появляются легенды о проклятом рыцаре, проклятом охотнике, проклятом рыбаке, проклятом корабле — «Летучий Голландец» у Вагнера. И много таких проклятых. Поэтому вопрос, на мой взгляд, вот о чем. Вот эти персонажи легенд отражены, и тот Христос, что в легендах, в том числе в апокрифах, он отражен, но это не Иисус Христос Евангелия. 

<…> 

Прокурор: Актер напоминает или не напоминает образ Иисуса Христа?

Винокуров: Напоминает ли? Сам образ внешний имеется в виду?

Прокурор: Конечно.

Винокуров: Какого?

Прокурор: Для вас их много?

Винокуров: Смотрите. Есть у нас Иисус Христос евангельский на иконах.

Прокурор: И все?

Винокуров: В живописи. И дальше. Мы представляем его образ в Евангелиях. Эта иконописная традиция она складывалась постепенно, как и живописная. Вот, например, с моей точки зрения, когда я посмотрел на Иисуса Христа театра. Он мне показался, первое, чем он мне не напоминает — у него нет следов аскетизма.

Прокурор: И полнота.

Винокуров: И полнота, совершенно верно, излишняя. То есть он мне больше другого персонажа напоминает.

<…>

Адвокат: А может быть, кто-то выражал негодование какими-нибудь сценами [на премьере «Тангейзера»] или кричали «Позор!», кидались какими-нибудь предметами?

Должанский: Да-да-да, кричали «Позор!», конечно, но только это было на сцене. Это делали персонажи оперы. Вообще, задача режиссера по Станиславскому — оправдать текст, который он получает. И коль скоро в тексте есть выражение гнева, он должен сделать так, чтобы я поверил, что эти персонажи на сцене не просто актеры, которые что-то выдумывают, а чтобы они прожили ту ситуацию. Отвечая на ваш вопрос, в зале — нет, я ничего такого не слышал. <…>

Должанский: Это, вообще говоря, очень нравоучительный спектакль. Он призывает зрителей, он учит зрителей, что нельзя нарушать какие-то нормы, принятые в обществе, нельзя нарушать религиозные нормы, это ведет к изгнанию, это ведет к страшному наказанию, это ведет к распаду личности.…>