истории

«В тюрьмах с пытками немного поутихло» «Медуза» поговорила с автором фильма о жизни россиянина в туркменских колониях

Источник: Meduza

Тюрьмы Туркменистана переполнены, периодически в них бесследно исчезают люди, в том числе иностранцы. Гражданин России Станислав Ромащенко в 2003 году был приговорен туркменским судом к 19 годам заключения сразу по нескольким статьям — в том числе, за попытку умышленного убийства. Туркменские власти не уведомили российское посольство в Ашхабаде об этом решении — долгие годы о Ромащенко вообще ничего не было известно.

За время заключения Ромащенко побывал в СИЗО города Теджена, колонии города Байрамали, в тюрьмах «Абды-Шукур» и печально известной «Овадан-Депе», где содержатся и «враги режима». В июле 2014-го Ромащенко сумел выйти на свободу. Его амнистировали и отправили на родину благодаря очередному ходатайству российского консульства. Информационный проект «Альтернативные новости Туркменистана» снял о россиянине фильм «Жизнь за туркменской решеткой», он выйдет в декабре 2014 года.

По заданию «Медузы» о порядках в туркменских тюрьмах и о том, как Ромащенко все-таки удалось выйти на свободу, журналист Петр Бологов поговорил с автором фильма о Ромащенко — руководителем сайта «Альтернативные новости Туркменистана» Русланом Мятиевым.

Руслан Мятиев признался, что впервые выступает под своим настоящим именем.

— В 2010 году ассоциацией независимых адвокатов Туркмении и Туркменской инициативой по правам человека  был подготовлен доклад «Пенитенциарные учреждения Туркменистана», согласно которому в местах лишения свободы в республике находится в три с лишним раза больше людей, чем тюрьмы могут вместить. Исходя из каких данных рассчитывается количество заключенных в республике?

— Информация поступает из разных источников, в том числе и от людей, которые работают в этой системе. На удивление, в тюрьмах еще остались старые кадры, люди с мозгами, которые заинтересованы предать огласке то, что происходит. Родственники заключенных тоже не молчат. В тех случаях, когда происходит какой-то абсолютный произвол со стороны властей, они уже не боятся ничего, никаких репрессий, хотя, конечно, очень рискуют.

— Те тюремщики, чиновники, которые работают на власть, но передают наружу информацию — они, получается, «враги режима», такая скрытая оппозиция?

— Скорее, не «враги режима», а просто правдолюбы, и не оппозиция — ни на какую власть они не претендуют. Но их буквально единицы, и информацию приходится собирать по кусочкам. Они понимают, чем рискуют, понимают, что играют с огнем, ведь сами в любой момент могут оказаться за решеткой за такую самодеятельность.

— Сколько в итоге в Туркмении заключенных?

— Когда мы говорим о Туркменистане, мы должны понимать, что это полностью закрытая страна. А когда говорим о пенитенциарной системе Туркменистана, то получается, что это закрытая страна в закрытой стране. Получается двойной забор. И никакие статистические данные, учитывающие заключенных вплоть до каждого человека, нигде не публикуются. Но согласно Международному центру изучения тюрем, в республике отбывают наказание 26 с половиной тысяч человек. И тюрьмы, конечно, переполнены. Когда я беседовал с героем фильма Станиславом Ромащенко, он рассказывал — в колонии, где он находился в последнее время, контингент заключенных составлял пять тысяч человек, а сама тюрьма рассчитана на чуть более чем две тысячи. В камерах, которые рассчитаны на четырех заключенных, содержатся по восемь-десять человек. Из этого сами сделайте вывод: в среднем тюрьмы переполнены в два — два с половиной раза.

— Много ли в Туркмении заключенных по сравнению с другими странами?

— В Туркменистане на 100 тысяч жителей приходится 530 заключенных. По этому показателю республика занимает первое место в Азии, опережая даже такие страны как Китай или Бирма. Вот разве что по Северной Корее никакой информации нет. А в мире Туркменистан по этому показателю занимает шестое место.

— А у самих зеков какая-то возможность общаться с внешним миром есть? Родственники их навещают?

— Родственники имеют возможность их навещать . Но никакого доступа к правозащитникам, которых в Туркменистане просто не существует, ни к международным неправительственным организациям нет. Никакого.

— Какой процент политзаключенных в Туркмении?

— Такой статистики нет. Конечно, их меньше, чем уголовников. Недавно проводилась международная кампания «Покажите их живыми», которая касалась осужденных за покушение на Сапармурата Ниязова в 2002 году. Они попали за решетку, и связь с ними оборвалась на долгие годы. Речь идет о двух десятках человек.  Плюс тогда ведь «закрывали» не только якобы замешанных в этом покушении, но их родственников, в том числе детей, и даже соседей.

— У вас есть информация об этих людях?

— По данным тех людей, с которыми приходилось общаться, мне известно только об одном человеке. Это брат Бориса Шихмурадова (глава МИД Туркмении, осужденный на пожизненный срок в 2002 году и, по неподтвержденным данным, скончавшийся в тюрьме в 2007-м — прим. «Медузы») Константин Шихмурадов, и есть сведения, что, по крайней мере, в 2009 году он был жив.

— По остальным осужденным по этому же делу никакой информации?

— Тишина. О Станиславе Ромащенко тоже долгое время не было ничего известно, несмотря на то, что он российский гражданин. Не сообщали ни родственникам, ни консульству России. Пока информация не просочилась в прессу, власти о нем молчали.

— После смерти Туркменбаши в 2006 году изменилась как-то жизнь заключенных?

— Условия содержания в тюрьмах улучшились, да. Особенно с весны этого года. Я связываю это с тем, что все последние годы на эту тему много писали — и СМИ, и правозащитники. Информация стала просачиваться, власти начали принимать меры. Даже в той же печально известной «Овадан-Депе», где держат политических, заключенные были в шоке — именно в шоке — от того, что во время ежедневных рейдов по камерам их перестали избивать. Но вместе с этим, по сравнению с временами Ниязова, стали жестче условия помилования.

— Независимые СМИ в свое время писали о практике заключения под стражу невинных граждан ради выкупа. Вам известно о подобных фактах?

— Именно о такой практике я не слышал. Бывает другое. Когда, например, бывшему чиновнику, который уже находится под следствием, предъявляется иск о возмещении нанесенного государству ущерба. Если он выплатит иск, то его могут и не посадить. А если нет, то в тюрьму. Причем в ниязовские годы цифры этих исков брались с потолка. Было большое «дело газовиков» из Ташауза; там, например, официальная сумма ущерба была утверждена в размере полумиллиона долларов, а люди, приближенные к тогдашнему генпрокурору Курбанбиби Атаджановой (которая впоследствии сама оказалась за решеткой), вымогали у осужденных взятку уже в миллион долларов.

«Осужденные лишаются не только свободы, но и возможности нормального питания, сна, поддержания гигиены. Фактически места лишения свободы превращены в места, где люди не могут сохранить свое человеческое достоинство. Кроме того, что лишенные свободы люди не могут нормально питаться, отдыхать, умываться, справлять естественную нужду, перенаселенность пенитенциарных учреждений приводит к быстрому распространению инфекционных заболеваний, начиная от легких форм гриппа и заканчивая тяжелыми формами туберкулеза». Из доклада «Пенитенциарные учреждения Туркменистана».

— Каковы условия содержания в туркменских тюрьмах?

— Все зависит от финансового состояния конкретного человека. Если у вас есть хорошие деньги, то жизнь в тюрьме будет нормальной. Почти как на воле. Заплатив, можно жить в отдельной комнате, можно завести прислугу из других заключенных, доставать спиртное.

— Это, получается, устоявшаяся практика?

— Да, все повязаны. Надзиратели, начальники оперативной, режимной части, начальники колоний — они все повязаны. Если у тебя есть деньги, даже если ты злостный преступник и рецидивист, у тебя все будет. Только если твое дело помечено красным карандашом, как при Сталине, — тогда прижмут. Но такое сейчас бывает редко.

— Предположим, у человека нет денег, чтобы платить тюремщикам.

— Как я уже говорил, сейчас условия улучшились, питание стало разнообразнее, есть медицинское обслуживание — правда, его все равно нужно добиваться. Тем не менее, люди как-то живут там. Болезни вот сильно распространены, особенно туберкулез. Например, в колонии в Байрамали из пяти тысяч заключенных 150 человек стоят на учете с туберкулезом. Но это по бумагам, а неофициально больны 500-600 человек, то есть каждый десятый.

«Закрытость от общественного контроля породила коррупцию и полное беззаконие в отношении заключенных. Заключенные, не дав взятку через родственников, не могут получить даже то, что положено им по закону, например, работу или передачи (посылки) от родственников. В то же время, если заплатить охраннику или кому-то из администрации, можно получать то, что по правилам пенитенциарных учреждений иметь нельзя, например, мобильный телефон, спиртные напитки, наркотики и многое другое. Для того чтобы держать заключенных в подчинении и постоянном страхе, администрация тюрем и колоний использует такие методы наказания как помещение в карцер, или вызывает силовые подразделения, которые в целях „профилактики“, без особых причин, массово избивают заключенных». Из доклада «Пенитенциарные учреждения Туркменистана».

— Насколько широко практикуются в тюрьмах Туркмении пытки?

— Пытки, в основном, применяются на стадии следствия, когда выбивают признание — заставляют брать на себя то, что человек не совершал. Яркий пример с заключенным Мансуром Мингеловым, за судьбу которого я сейчас бьюсь. Невиновного человека посадили на 22 года (Мингелов был осужден в 2012 году за вовлечение несовершеннолетних в совершение антиобщественных действий, изготовление и распространение порнографии, контрабанду, изготовление и распространение наркотиков; правозащитники утверждают, что его дело сфабриковано — прим. «Медузы»). 

Во время следствия его пытали, избивали, и, когда спустя месяц его выпустили на свободу, он пошел жаловаться, записав свидетельства об истязаниях 11 человек. Диски с записями он отнес в американское посольство, в ОБСЕ, передал в прокуратуру. После этого его взяли повторно, сфабриковали дело за пять дней и отправили за решетку.

В самих тюрьмах с пытками немного поутихло. А раньше было, да. В фильме Станислав приводит пример, когда заключенных заставляли насиловать друг друга. Был бунт в колонии города Сейди и провинившихся (более 60 человек) держали потом месяц в изоляторе в одних трусах, а это был ноябрь месяц. Вот такие методы были. Сейчас поменьше стало, но ничего не скажу про стадию следствия.

— Жестокость со стороны тюремщиков — в большей степени инициатива на местах или следствие каких-то спущенных сверху директив?

— Мне сложно сказать, но думаю, что все зависит от конкретного начальника колонии.

— Каков уровень смертности в туркменских тюрьмах? От чего, в основном, умирают заключенные?

— Смертность в целом очень высокая, но точных цифр назвать не могу. Умирают, в основном, от туберкулеза, потому что никакого режима, конечно, нигде не соблюдается. Ни с питанием, ни с солнечным светом. Если больных даже и этапируют в больницу-тюрьму в поселке Мары-ГРЭС, там их подержат слегка и отправляют обратно. Туберкулез же так не лечится. Он становится только устойчивее к лекарствам — и вылечить его уже невозможно.

«Из-за тяжелых климатических условий, большой перенаселенности, содержания больных туберкулезом или кожными заболеваниями вместе со здоровыми заключенными, недостаточной обеспеченности продуктами питания, медикаментами и средствами гигиены в этом учреждении самый высокий показатель смертности среди пенитенциарных учреждений страны. Он составляет 5,2%» . Из доклада «Пенитенциарные учреждения Туркменистана» о положении дел в ЛБК-12 — колонии общего режима в Лебапском велаяте.

— Станислав Ромащенко был осужден за попытку убийства, но оказался в «Овадан-Депе», то есть это тюрьма не исключительно для политических?

— Нет, это тюрьма строгого режима. «Крытого», как его называют. Там не бараки, а камеры с решетками и кормушками. Она просто разделена на блоки: в одном сидят политические, в другой — лица, обвиненные в ваххабизме, остальной контингент — уголовники.

— А по религиозным мотивам вообще много осуждено?

— По моим данным, в «Овадан-Депе» около 300 человек сидит за ваххабизм, но в других учреждениях есть и свидетели Иеговы. Последние — это, в основном, молодые люди, которые отказались идти в армию из-за своих убеждений.

— В фильме о Ромащенко речь идет, в частности, о бунте в «Овадан-Депе». Как часто заключенные выражают свой протест, что служит поводом для таких выступлений?

—  В трейлере к фильму речь идет о бунте в колонии города Сейди, а в «Овадан-Депе» бунт был в 2007 году. Вызван он был невыносимыми условиями содержания, постоянными избиениями и издевательствами. Это же не ШИЗО, не карцер, где человек находится временно, это продолжалось неделями. Люди просто не выдержали, стали вскрывать себе вены, прокалывали себе животы. Но потом отношение руководства тюрьмы к заключенным изменилось к лучшему.

— Значит, никого за бунт не наказали?

— Наказали в тот же день. Тех, кто себя порезал, приковали наручниками к решеткам, и начальник тюрьмы лично ходил и сыпал им на раны соль. Его потом сняли с должности, Ачилов его фамилия, и порядки в тюрьме несколько изменились. Большой скандал был, до самого верха дошло.

— Действительно ли в туркменских тюрьмах отсутствуют воровские понятия и руководство колоний полностью контролирует жизнь заключенных?

— Да, это так. Какие-то базовые понятия, может быть, остались, но всем заправляют тюремщики.

«Часты случаи избиения и изнасилования женщин служащими колонии, применение к ним пыток и психологического воздействия. Следствием такого отношения нередко являются попытки суицида со стороны потерпевших — отбывающих наказание женщин». Из доклада «Пенитенциарные учреждения Туркменистана» о положении дел в женской колонии ДЗК-8 в Дашогузе.

— Как можно объяснить логику туркменских властей в деле Ромащенко, о котором долгие годы не было ни слуху ни духу, а потом его внезапно помиловали? 

— Просто случай был предан огласке. Мы лично работали с российским консулом, он навестил Станислава в первый раз за 12 лет в январе этого года. После этого Ромащенко посадили в карцер, и я на сто процентов уверен, что власти сделали это в отместку за наши попытки добиться его амнистии. Потом появились публикации в СМИ — и пошло-поехало. Возможно, не знаю, руководство Туркменистана пошло навстречу, учитывая последние события на Украине, заявления Москвы о том, что она не допустит ущемления прав граждан России. Но это только мое предположение, а вот то, что огласка помогла — это однозначно. Огласка, по сути, и подтолкнула российских дипломатов к действию.

— Если бы информация о туркменских заключенных регулярно попадала в прессу, сколько людей могли бы рассчитывать на освобождение, пересмотр дел, смягчение условий содержания?

— Я уже приводил в пример Мансура Мингелова. Пока никаких подвижек в его деле нет. Одной информации тоже мало, должно быть какое-то давление на Ашхабад. Но если в случае с Ромащенко свое слово сказала Россия, то кто вступится на Мингелова, за других туркменских граждан? Да никто, по сути. Ставка на Запад, на международные организации результатов пока не дает. Единственное, чего в его случае мы добились — это то, что его не этапировали в «Овадан-Депе».

— То послабление тюремных порядков, которое, по вашим словам, наступило в этом году — это тенденция?

— Сложно сказать, поскольку официальный Ашхабад всегда молчит. В начале этой осени у меня появились данные, что ситуация даже в «Овадан-Депе» заметно улучшилась. Особых предпосылок к этому не было. В 2013 году международное сообщество указало Туркменистану на то, что нужно улучшать условия содержания заключенных. Может быть, это возымело действие. Я лично надеюсь, что последние изменения будут носить систематический характер. Хотя есть мнение побывавших недавно в Туркменистане иностранцев, что страна, наоборот, становится более авторитарной.