Как отличить хороший перевод от плохого?

Осенью традиционно выходит много книг. 7-11 сентября прошла Московская международная книжная ярмарка, в конце ноября — начале декабря пройдет 18-я ярмарка интеллектуальной литературы non/fiction. Многие из этих книг — переводные, а среди переводов есть хорошие и не очень.

Лучше, но для того, чтобы все понять и получить удовольствие, язык нужно знать очень хорошо. А интересные книги пишут не только на английском, но и на французском, немецком, китайском, японском, португальском, фарси и множестве других языков. Есть еще одна важная причина, по которой перевод важен: это способ развития языка. Ни один европейский литературный язык не смог бы развиться до сегодняшнего состояния, если бы на него ничего не переводили.

В плохом переводе могут быть словарные ошибки; может быть плохой русский язык с канцелярскими оборотами и неловким синтаксисом; могут быть пропуски или дописанные абзацы; переводчик может не до конца понять оригинальный текст. Хороший перевод воспроизводит не только смысл, но и художественные приемы оригинального автора. Но даже самый лучший перевод не может передать все. Иногда переводчику приходится выбирать между гладкостью и точностью. Скажем, если индийский поэт сравнил любимую с коровой, то можно вместо коровы перевести «газель» или «лань» — так будет привычней европейскому читателю, а можно оставить корову и поставить сноску: объяснить, что в Индии корова священное животное и эталон красоты. Каждый путь имеет преимущества и недостатки: одним читателям приятнее прочитать привычное, другим — узнать новое.

Нет. Стихи, в самых общих терминах, тем и отличаются от прозы, что расположение звуков и образов активно влияет на производимый эффект. Передать это можно только частично, и потому допускается большая вольность; иногда переводчик стремится передать только ритм или только смысл. В России стихи принято переводить стихами, но это необязательно. Например, большая серия Loeb Classical Library приводит оригиналы и английские переводы античных — древнегреческих и древнеримских — произведений, и если речь о стихах, перед нами очень хороший, правильный в языковом отношении подстрочник. А хрестоматийное стихотворение Лермонтова «Горные вершины» считается переводом из Гете, но у Гете взяты только три строки из восьми, плюс немецкое стихотворение написано совсем другим размером. Это довольно радикальный пример, но при переводе стихов что-то подобное случается часто.

Меняет ее на какую-нибудь другую игру слов или переносит шутку в другое место. Считается, что сноска в таком случае — капитуляция, но иной раз и сноска бывает уместна. В переводе вообще практически нет общих рецептов. А иногда переводчик получает подарок от родного языка: например, в английском переводе «Капитанской дочки» Роберта Чандлера есть игра слов coat и turncoat — «тулуп» и «предатель». В русском языке этой игры нет, но она прекрасно вписывается в текст.

«Последний самурай» Хелен ДеВитт, блестящий и очень сложный роман, был очень плохо переведен Натальей Рейн; в ее переводе сошлись невнимание переводчика к контексту, плохое знание языка и полная стилистическая глухота. Но это как раз тот случай, когда был сделан новый перевод, Анастасии Грызуновой, и он несопоставимо лучше. А вот «Код да Винчи» Дэна Брауна так и остался в переводе Рейн, и в книге масса ошибок, но Дэна Брауна не так жалко.

Такие же, как у всех: можно не увидеть скрытую цитату, не заметить аллюзию, просто не понять фразу; такое может случиться с любым переводчиком (и поэтому так важен хороший редактор, который внимательно читает и перевод, и оригинал). А вот у советских переводчиков всегда был повышенный риск что-либо не понять, поскольку переводчики жили за железным занавесом и зачастую не очень хорошо представляли себе зарубежные реалии. В одном из переводов из шотландского писателя Арчибальда Кронина, например, герои льют в мартини оливковое масло (на самом деле, конечно, там была просто оливка).

В советское время выходило несравнимо меньше переводных книг. Редакторы внимательно следили за тем, чтобы любой перевод отличался хорошим, литературным русским языком. А вот с верностью оригиналу все было гораздо сложнее. И не только из-за случайных ошибок, но и из-за цензуры: некоторые произведения перекраивались очень сильно, и мы до сих пор читаем их в таком виде (например, «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемингуэя).

Это вопрос вкуса. Говорящие имена ставят переводчика перед нелегким выбором. В одном случае теряется смысл, ассоциации, а в другом — звук, а это тоже очень важно. Никакого единого критерия тут быть не может. Более того, можно спорить, какая фамилия говорящая, а какая нет. Longbottom (ставший Долгопупсом) — существующая английская фамилия. А имя Дамблдор, которое по-русски осталось неизменным, происходит от устаревшего слова dumbledore («шмель»), и, скажем, норвежский переводчик перевел это имя как говорящее, сохранив звукоподражательную связь с гудением шмеля (Humlesnurr).

Покупка книги — всегда рискованное дело. Читателю могут помочь книжные критики, но в России на качество перевода обращают мало внимания, часто о книге рассуждают так, словно по-русски она возникла сама собой. (Из этого правила есть исключения: например, переводчиков обычно упоминают Галина Юзефович и Анна Наринская; глубоким и точным критиком перевода был Григорий Дашевский.) Иногда очень хороший текст оказывается очень плохо переведен (такие ситуации иногда исправляют и переводят книги заново, а иногда нет). Порой оценить перевод без оригинала просто невозможно: текст вроде бы красивый и гладкий, а на самом деле перевод неточен.

Знать имена хороших переводчиков полезно, но недостаточно: дебютный перевод тоже может оказаться прекрасным. Пожалуй, репутация издательства остается единственным критерием: например, «Corpus», «НЛО», журнал «Иностранная литература» стараются не допускать халтуры в переводе художественной прозы.

Авторы: Александра Борисенко, Виктор Сонькин