«Я очень подхожу для мобилизации — и не очень люблю умирать» Рэпер Александр Тимарцев (Ресторатор) сделал Versus одним из главных символов Петербурга, а теперь уехал в Ереван из-за войны. Вот его интервью
Александр Тимарцев (более известный как Ресторатор) был одним из основателей и лицом Versus Battle, в котором принимали участие известнейшие рэперы страны (например, Оксимирон). В середине 2010-х «Версус» вышел за пределы андеграундного жанра и превратился в одно из главных культурных событий России, отдельные баттлы стали набирать десятки миллионов просмотров на ютьюбе. После вторжения России в Украину Ресторатор не покинул страну, несмотря на четкую антивоенную позицию. Но 21 сентября, после объявления мобилизации в России, рэпер, служивший в армии и подпадающий под призыв, собрал чемоданы и через Беларусь отправился в Ереван. «Медуза» с ним поговорила.
— Вы еще 24 февраля ясно высказались против войны, а уехали из России только несколько недель назад. Почему?
— Я уехал в «третьей волне». Все уезжали, а я до последнего сидел и думал: «Время есть». Потому что не в моем положении уезжать. У меня нет серьезных накоплений или других возможностей уехать. Но объявление мобилизации было мощным триггером. Я очень подхожу для нее — и не очень люблю умирать.
Я высказывался против власти довольно долго — публично в треках, выходил на митинги. Но для многих [в соцсетях] именно мой отъезд стал сюрпризом и поводом меня осуждать. При этом люди ждут, что, уехав, я начну высказываться куда активнее. Но мне ничего не мешало это делать и из Петербурга. Моя позиция не изменилась — она очень понятная и не очень радикальная. Да, я не могу ответить на многие вопросы, которые задает пропаганда, но при этом не вижу у этой войны ни оправдания, ни цели.
— Вы ведь служили в армии.
— Служил, с 2009 по 2010 год. Хотел отдать долг родине и [потом] спокойно жить. Не очень получилось. Я по образованию технолог общественного питания и долго работал поваром. Был поваром и в армии. В армии была жесткая дедовщина: каждый день огребали, никаких навыков не получили. Научились только исчезать из поля зрения и заниматься глупостями. Формы в то время не видели, ходили в лохмотьях. Я работал на кухне, с едой тоже были проблемы.
А в самой армии я даже написал заявление, чтобы поехать миротворцем то ли в ЮАР, то ли ЦАР. Но наша часть так никуда и не поехала. Я тогда просто на деньги повелся — я же работал поваром, тогда мой предел был 15 тысяч рублей. А миротворцам предлагали в районе полутора тысяч долларов. Я был юн и глуп.
— Сейчас вам пришла повестка?
— Слава богу, я был быстрее повестки. Я думаю, она придет не сегодня завтра. По моей информации из проверенных источников, я в списках тех, кого мобилизуют. У меня категория годности А1, то есть я хороший кандидат на смерть.
— В сентябре ваши дети пошли в школу в Петербурге. То есть уезжать вы не планировали?
— Не было никаких мыслей. Никто [в моем окружении] не думал, что будет такой жесткий захват [украинских] территорий. Все надеялись, что [российские государственные структуры] просто будут осваивать финансы на вооружение. Мы отдали детей в школу, все было замечательно.
Сейчас думаем, что делать с русскими школами в Армении. Школы есть, но это либо супердорогие школы, либо школы, к которым есть вопросы. Например, гуглишь и читаешь, что там выставили детей буквой Z. Зачем? Я не хочу [чтобы мои дети в этом участвовали].
Прямо сейчас я один. Я на авто уехал в Беларусь и, потрясываясь [от нервов], улетел в Ереван. Чтобы устроить детей в школу, надо выписать их из другой школы, собрать документы, уехать. Как только жена и дети закончат с документами, они прилетят.
Сейчас мы встречаемся с друзьями в Армении, и все разговоры во всех кафе и ресторанах об одном и том же. Как бы мы ни пытались что-то обсуждать: «Бац, война». Все разговоры об этом.
— А в России вы войну не обсуждали?
— В России сейчас люди боятся выражать свою позицию. А у всех уехавших позиция одинаковая. Мы сидим и будто записи включаем — говорим одно и то же. Я уже устал, но надо. Люди тогда успокаиваются. Они думают: «Я не сумасшедший, я сделал правильно, что уехал». И смотришь — действительно, неглупые ребята уехали. В моем окружении была только пара человек, у которых альтернативное мнение [они поддерживают войну]. Но я их заблокировал. Не хочу с ними ругаться и спорить.
— У вас не было проблем из-за высказываний против войны и власти?
— Нет, кстати. Я достаточно мелковат и, думаю, не представляю собой угрозы для власти. Просто маленький блогер что-то говорит. «Ничего страшного. Давайте сначала посадим больших, а потом придем за ним» [думают во власти].
— Z-боты не травили вас за вашу позицию?
— Есть такое. Я вчера решил это довести до крайности — снял сторис здесь, в Армении: «Я, ребят, уехал. Трус подлец, крыса, сцыкун. Жду ваши комментарии». И [негативные] комментарии последовали. А потом я пообщался с ребятами, которые тоже покинули Россию. Они говорят: «У нас ни одного такого комментария». А у меня почему? Они говорят: «А мы всех [ботов] уже почистили». Думаю: «О, классно. Надо триггернуть и тоже почистить». Но это не только боты — я год думал, что не существует людей с таким мнением [которые поддерживают войну], а теперь в жизни их встречаю.
Когда началась так называемая «специальная военная операция», я такой: «Господи, ну зачем? Почему?» Это звучало как вброс. Война России с Украиной… Почему не война Москвы и Воронежа? Когда объявили войну, я подумал, что все будут против, все выйдут [на протесты]. Но 24 февраля в Петербурге вышло очень мало людей. Мне сказали, что акция будет на Дворцовой площади — я приехал, а там много автомобилей и никого нет. Это было очень странно. Акция была в другом месте. Туда, по моим ощущениям, пришло человек 200–300 — кто с таким количеством будет считаться?
В дальнейшем я встречал в разных местах и организациях людей с определенной символикой — я ее абсолютно не могу понять. Но есть люди, которые пошли до конца. У меня есть знакомый, очень серьезный бизнесмен, он искренне топил за всю историю и очень агрессивно объяснял свою позицию. Он ушел добровольцем. Его позиция вызывает уважение. Я ее не одобряю, но хорошо, что люди последовательны в своих высказываниях.
— Количество Z-символики в Петербурге изменилось с февраля?
— Забавно, что эта символика стала испаряться с момента объявления мобилизации. У людей открылись глаза: «А-а, вот так? Надо до конца идти?» Люди с этой символикой были в Верхнем Ларсе, и их развернули обратно. Чем они думали? Ну хорошо, что хотя бы на позднем этапе до людей доходит.
— Вы долго профессионально занимались рэп-баттлами. В Краснодаре баттл-рэпер Walkie, Ваня Петунин, покончил с собой, так как не хотел, чтобы его мобилизовали. Вы были знакомы?
— Да, но не были близкими друзьями. Пересекались в жизни раза три. Грустно, что он погиб. У Вани был психический диагноз. Хотя за неделю до этого мой знакомый встречался с ним и сказал, что Ваня чувствует себя замечательно в психическом плане. Думаю, новость о мобилизации была дополнительным стрессом, с которым он не справился. Не считаю, что его решение было чем-то оправдано, что у него была мотивация. Думаю, это следствие болезни. Жаль человека, но что поделать. Такое случается.
— Вы знакомы с Оксимироном. Недавно он приехал в Санкт-Петербург и снял там видео на антивоенный трек «Ойда». Вы думаете, это безопасно?
— Сейчас сложно чувствовать себя где-либо в безопасности. Но я не припоминаю антивоенных роликов [у него]. Это, скорее, политические жесты — но вряд ли антивоенные. Ингрия не имеет никакого отношения к антивоенной истории. То же самое, что и различные заигрывания с СК и претензии к власти. Позиция Оксимирона нам ясна и понятна. За него говорить не стал бы, но думаю, он тоже за все хорошее и против всего плохого. Мы с ним изредка общаемся. Последний раз виделись, может быть, год назад.
— А чем вы занимались последний год?
— Я стримил. Пришел к этому в сентябре прошлого года и не могу оторваться, влюбился. Я просыпаюсь, скорее умываюсь и запускаю стрим.
— Чем вам так нравится это занятие?
— Это терапевтический обмен эмоциями. На первом этапе стриминга я просто играл, веселился, пил пиво. В январе отказался от алкоголя, мы просто стали с ребятами общаться. Они поддерживают: «Молодец, не надо пить, мы с тобой». Кто-то тоже бросает пить. Мы общаемся, обсуждаем все новости. Но в основном веселье и деградация. Это то, что нам очень нужно в данный момент.
Но бывают и вечера психологической помощи. Ребята 18–26 лет сталкиваются с какой-то не решаемой на их уровне проблемой в отношениях, с потерей близких. И мы созваниваемся, разбираем ситуацию. Потому что с позиции 34-летнего человека могу сказать, что мы это все проходили, а они только столкнулись. Такая милая у нас терапия: все довольны, улыбаются. А улыбаться в это время тяжеловато. Мы как циркачи на фронте.
— С 24 февраля настроение у стриминга изменилось?
— Нет. У нас есть блок новостей в пять часов вечера. Мы читаем все новости. Раньше мы чуть меньше трогали политику. Я говорил: «Ну, ребят, зачем туда лезть? Кто из вас Хакамада?» С 24 февраля мы читаем чуть больше новостей, но без выражения или четкого мнения. «Произошло вот так. Вот что говорят об этом. Что мы об этом думаем? Давайте подумаем, что мы думаем, потому что не ясно совсем».
Под вечер включаем «дегроидные», самые отвратительные шоу с телеканалов. Сидим и смеемся.
— За веселье на стримах вас не гнобили?
— Таких людей не было. В основном пророссийские боты залетали со словами: «А почему ты уехал?» Но я, видя все ужасы — нет вооружения, проблемы с техникой, все воруют и пьют, — не хочу возвращаться в армию. Лучше я буду веселиться и деградировать.
С начала войны ни моя работа, ни риторика не менялись. Я не хочу превратиться в людей, которые приобретают тестикулы, только пересекая границу. Я не самый смелый человек, но и не самый глупый. Я уже все сказал и сейчас то же самое говорю.
— Кто-нибудь предлагал вам поддержать «спецоперацию» в ваших треках или соцсетях за деньги?
— Мы никогда не брали правительственные заказы ни на «Версус», ни в инстаграм. Фильтр стоит.
Если открыть пост, в котором я выступил за мир в Украине, то станет ясно, что ко мне не придут с предложениями по рекламе. Мне еще и прилетело от украинцев из-за этого поста. Они написали: «В Украине, тварь». Ребята, по-моему, это не самая большая сейчас проблема. Извините, такую картинку я нашел в интернете. Времени не было, надо было сразу отреагировать.
— Чем собираетесь заниматься в Армении?
— Планирую заниматься тем же, чем и в Петербурге, — стримингом. Плюс продажей автомобилей. Привозим любые автомобили и технику из Европы в Россию по хорошей цене. Есть часть комиссии, и, в принципе, на нее могу неплохо так жить.
— А не хотите за границей возродить «Версус» как площадку без цензуры?
— Я не скучаю по «Версусу». Было логично, что он закончился. Мы ждали, что это будет на три года раньше. Закончили, прекратили [этим] заниматься, все в порядке. Сейчас «Версус» невозможен и возродить его за границей тоже нельзя, потому что на «Версусе» нужно делать баттлы только с самыми интересными людьми, а самым интересным людям это сейчас не надо.
— Но ведь сейчас в России фактически военная цензура. Баттлы могут быть нужны как площадка для высказывания свободного мнения.
— Не нужны. [Делать что-то] вне цензуры сейчас очень опасно. Да и нельзя дуракам некоторым рупор давать.
— Хотите вернуться в Россию?
— Есть тролли в интернете, которые пишут: «Даже не думайте возвращаться». Было желание сказать: «Ребята, это моя страна. Я уехал на законных основаниях. Я не пролез через канализацию. Взял и уехал, как обычно».
Когда я услышал новость [о мобилизации] и начал паковать чемоданы, я понял, что ничего мне не нужно. Все вещи, на которые я тратил деньги, не имеют ценности. Пять футболок, штанов, трусов, шорты — и все. А сначала думал, что буду скучать по вещам. По [прежней] жизни можно было бы скучать, да и то спорно. Я взял компьютер, это самое большое. Он занял три чемодана — два монитора, системный блок. Это основной рабочий инструмент. С компьютером я всегда найду чем заняться.
Разумеется, я собираюсь возвращаться. Но не к машине или дому, не к материальным вещам. Там русские люди. Я знаю, что многие люди хотят уехать, но у них нет возможности, у них нет специальности, которая позволила бы работать удаленно. Многие из них злятся на тех, кто уехал. Я хочу вернуться в Россию, несмотря на замечательных армян и вкусную еду (мы все время здесь едим). Россия — наша страна.
Но не в том мы состоянии, чтобы с вилами на улицу выходить. Это невозможно — против вооруженной подготовленной армии. Ждем, что что-то изменится после ухода одного человека. Но если вернуться не будет возможности, я не сильно расстроюсь. Тут [в Армении] замечательные люди и чувство, что лучших людей из России вывезли сюда.
Беседовала Александра Сивцова