Перейти к материалам
истории

«Дом иллюзий» — книга о насилии в гомосексуальных парах Это еще один пример «повесточной» литературы? И как этот текст воспринимается из России?

Источник: Meduza

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о книге Кармен Марии Мачадо «Дом иллюзий». Это автобиографический текст, посвященный насилию в отношениях — при этом в отношениях людей одного пола. Автор анализирует собственный опыт и пытается понять, насколько изучена эта проблема. Вот несколько причин прочитать «Дом иллюзий» на русском языке.

Кармен Мария Мачадо. Дом иллюзий. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2021. Перевод Л. Сумм

Отечественному читателю имя американки Кармен Марии Мачадо стало известно после выхода на русском сборника «Ее тело и другие» — подборки в высшей степени необычных, вычурно фантасмагоричных и вместе с тем неприятно правдоподобных рассказов, затрагивающих темы в диапазоне от гендерного неравенства и семейного насилия до зыбкости границ, отделяющих реальность от фантазии, а норму — от безумия. В некотором смысле «Дом иллюзий» — дебют писательницы в крупной форме — продолжает ту же линию, но совершенно иным манером и на принципиально ином материале. От страшноватой сказки Мачадо переходит к суховатому автобиографизму, а от головокружительного полета воображения — к рефлексивной и выверенной эссеистичности. Неизменной остается, пожалуй, только магистральная тема: в «Доме иллюзий» речь снова идет о насилии и о том, как сложно бывает надежно прочертить ту тонкую линию, за которой обычная раздражительность переходит в патологическую жестокость, а неотразимая непредсказуемость — в тягостную социопатию. 

Основной сюжет «Дома иллюзий» формируется вокруг довольно обыденной и понятной жизненной коллизии: знакомство, страстная влюбленность, восхитительный секс, совместные планы, первые тревожные звоночки, необъяснимые вспышки ярости, угрозы, оскорбления, снова восхитительный секс, привычка, охлаждение, снова ярость, страх, манипуляция, унижение, отдаление, разрыв, непонимание, боль и, наконец, исцеление. В принципе, в канон «историй о неудачных отношениях» Мачадо привносит не так уж много нового — за вычетом того факта, что и сама автор, и ее партнер — женщины. И это обстоятельство внезапно оказывается куда более весомым, чем может показаться на первый взгляд. 

Лесбийские отношения и стигматизируются («чего еще ждать от этих извращенок»), и идеализируются («только в союзе с себе подобной женщина может полностью освободиться от всех бед патриархата»), но стигматизируются, пожалуй, все же чаще. И в этом контексте открытый разговор о насилии в гомосексуальных парах выглядит аналогом пресловутого выноса мусора из избы и литья воды на мельницу идеологического противника: все худшие подозрения, имевшиеся у настороженно относящейся к нетрадиционным связям общественности, оказываются таким образом правдой. Так стоит ли в этой этически неоднозначной ситуации вообще заводить разговор на подобную тему, или лучше дождаться нормализации отношения к гомосексуалам и только после этого поднимать ее в полной мере? 

Читайте также

«В России мы люди третьего сорта» «Вкусвилл» раскритиковали за рекламу с участием лесбийской пары. «Медуза» на одном примере рассказывает, как устроена жизнь таких семей в нашей стране

Читайте также

«В России мы люди третьего сорта» «Вкусвилл» раскритиковали за рекламу с участием лесбийской пары. «Медуза» на одном примере рассказывает, как устроена жизнь таких семей в нашей стране

Это первый аспект проблемы, с которой сталкивается Кармен Мария Мачадо в попытках найти язык для разговора о пережитом, но есть и другие. Мы привыкли, что сам термин «семейное насилие» или «насилие в паре» описывает действие, направленное, если так можно выразиться, сверху вниз — от более сильного партнера (мужчины) к более слабому. Мужчина, сам оказывающийся в позиции жертвы, вызывает зачастую не сочувствие, а ироничную улыбку. Что же делать, когда понять, кто в ситуации насилия находится в позиции «сверху» и кому нам надлежит сочувствовать, в принципе невозможно? 

Ну, и наконец, стоит ли говорить о насилии, если жертва не может предъявить заинтересованной публике ни синяков, ни переломов, ни даже справки от психиатра, подтверждающей клиническую депрессию или склонность к суициду? Да, за те годы, что Мачадо находилась в отношениях со своей партнершей, ей бывало и страшновато, и больно физически, и очень холодно (однажды ей пришлось ночевать на улице в мороз, спасаясь от гнева своей разбушевавшейся подруги). Но ничего по-настоящему катастрофического с ней не случилось — да, в общем, и не могло случиться: ее девушка, безусловно, была манипуляторшей и психопаткой, но не садисткой и уж точно не маньяком. Как нащупать ту точку, за которой насилие незначительное, проходящее, почти случайное, переходит во что-то большее? И правильно ли ждать, когда этот переход случится?

В попытке разобраться с этими нравственными дилеммами, Кармен Мария Мачадо погружается в на удивление скудное пространство чужого задокументированного опыта. Гомосексуалы, пережившие те или иные формы насилия в паре, удивительным образом оказываются еще более невидимыми, чем их гетеросексуальные товарищи по несчастью. Число исследований, размышлений и свидетельств, которые Мачадо может привлечь, не так велико — но она прорабатывает их все, пытаясь, по сути дела, сформировать новый язык для разговора о ситуации, в которой она оказалась. Опираясь на истории женщин и мужчин, переживших физическое или психологическое насилие со стороны партнеров своего пола, она методом проб и ошибок не столько прокладывает, сколько пунктиром намечает путь, ведущий к осмыслению и описанию подобных коллизий. 

И ключом к этому оказывается известная фраза поэтессы Пэт Паркер из ее стихотворения «К белому человеку, который хочет знать, как быть моим другом»: «Во-первых, забудь, что я черная. Во-вторых, никогда не забывай, что я черная». Иными словами, Мачадо убеждена, что о насилии в гей-парах нужно говорить и думать точно так же, как и о любом другом насилии, ни на минуту при этом не забывая весь стоящий за ним контекст. И хотя этот метод не назовешь ни простым, ни самоочевидным, если как следует поразмыслить, становится понятно, что ничего лучшего человеческая цивилизация на текущий момент предложить не может. Да, забыть необходимо. Да, не помнить нельзя.

Читатель, добравшийся до этих строк, скорее всего успел уже не единожды задаться двумя вопросами. Во-первых, не очередной ли перед нами пример так называемой «повесточной» литературы, поспешно и грубовато отрабатывающей какие-то (преимущественно воображаемые) запросы американского лево-либерального истеблишмента? А во-вторых, какое отношение все это имеет к России, в которой нет не то, что консенсуса на предмет насилия среди гомосексуалов, но даже и по вопросу обычного семейного насилия наблюдается цветущий плюрализм. 

С первым вопросом все относительно просто. Будучи непосредственно пережита, пропущена сквозь себя, пропитана незаемными, подлинными эмоциями, любая «повесточность» немедленно превращается в высокую актуальность без всяких унизительных кавычек. Именно эта актуальность — в отличие от поверхностной злободневности — имеет, к слову сказать, неплохие шансы пережить моду и войти в историю как значимое свидетельство своего времени. И именно ее демонстрирует Мачадо, стремящаяся пережить, осознать и вербализовать собственный весьма мучительный и сложный опыт. 

А вот со вторым вопросом дело обстоит несколько сложнее. Действительно, большая часть вещей, о которых пишет Кармен Мария Мачадо, довольно далеко отстоит от наших реалий. Так, российский читатель, возможно, будет удивлен тем, как мало сопротивления извне встречают отношения автора с ее девушкой — ни родители (в обоих случаях — представители довольно консервативных слоев среднего класса), ни друзья не испытывают по поводу их гомосексуальности ни малейшего смущения или неудовольствия. При практически полном отсутствии давления среды, с которым в той или иной степени сталкиваются все геи и лесбиянки в России, проблемы внутри собственно пары выглядят не то, чтобы надуманными, но, скажем деликатно, преувеличенными. С этим действительно спорить трудно — но в этом (по крайней мере отчасти) и состоит социальная значимость «Дома иллюзий» именно для российского читателя.

Благодаря намеренно узкому ракурсу, оставляющему за рамками все социальное и сфокусированного на персональном, эта книга (как и, к примеру, книга Микиты Франко «Дни нашей жизни») показывает гей-отношения как нормальные — не ужасные по своей природе, не идеальные, не непостижимые и чуждые, но, при всей своей особости, мало отличающиеся от привычных нам гетеросексуальных отношений. Имеющие право на существование наряду с любыми другими, основанными на взаимном согласии взрослых людей, и теряющие это право, когда этот принцип нарушается. И этот очевидно не запланированный Кармен Марией Мачадо эффект для России оказывается внезапным образом очень полезен и терапевтичен. 

Галина Юзефович