«В Аргентине, краю беглецов, прошлого не существует» Фрагмент книги «Исчезновение Йозефа Менгеле» — о жизни Ангела смерти из Освенцима в Буэнос-Айресе
В августе в издательстве «Книжники» выходит книга французского журналиста Оливье Геза «Исчезновение Йозефа Менгеле» (перевод Дмитрия Савосина). Основываясь на исторических документах, Гез исследует жизнь нацистского врача Йозефа Менгеле, который ставил опыты над узниками Освенцима, за что получил прозвище Ангел Смерти. В 1949 году Менгеле бежал в Аргентину, где скрывались многие нацистские преступники, а он начал жить под именем Хельмут Грегор — именно этот период его биографии и описывает Гез. Позже, спасаясь от преследования израильских спецслужб он перебрался в Бразилию, где и умер в 1979 году. С разрешения издательства «Медуза» публикует фрагмент, в котором Грегор приходит в редакцию нацистской газеты в Буэнос-Айресе.
Запершись на два оборота в каморке, покинутой инженером и его дочерью, Грегор слушает оперу Штрауса и жадно перелистывает «Дер Вег». Два дня назад, в приступе головокружения, он выпустил из рук пилу и едва не рухнул с деревянных лесов высотой в несколько этажей. Жизнью он обязан проворству бригадира стройки. Тогда-то, устав прозябать без цели и надеяться на возвращение мифического Мальбранка, он побежал в киоск и, купив журнал для ностальгирующих по черному режиму, сунул его под куртку.
Поэмы, напыщенная проза, расистские и антисемитские статьи — как будто Третий рейх вовсе не обрушился, — Грегор наслаждается тевтонским китчем тех писателей, которым в Германии заткнули рот, как только высадились союзники и кончилась война. Он внимательно просматривает объявления на последней странице, узнавая о существовании изысканных бакалейных лавок, пивных, туристических агентств, адвокатских контор и книготорговцев, всего громадного германо-аргентинского космоса столицы, и радуется: как знать, а вдруг ему суждено вылезти из пещеры и его жизнь в Буэнос-Айресе наконец начнется по-настоящему.
На следующий день, закончив работать, Грегор заходит в офис издательства «Дюрер», дом 542 по авениде Сармьенто и знакомится с Эберхардом Фрицшем, его директором и редактором «Дер Вег». Сидящий за массивным письменным столом Фрицш разглядывает «гауптштурмфюрера» Грегора, который предложил свои услуги, уклончиво ответив на вопрос о своей фамилии и выдав послужной список: в 1937-м вступил в нацистскую партию, годом позже — в ассоциацию нацистских медработников и в СС, потом — военная служба в Тироле, корпус альпийских стрелков, добровольцем ушел в войска СС, потом, в оккупированной Польше, — работа в Главном управлении СС по вопросам расы и поселения, после введения в действие плана «Барбаросса» воевал на Восточном фронте в дивизии «Викинг», вошли в Украину, наступали на Кавказе, битва за Ростов-на-Дону, захват Батайска, Железный крест первой степени. Сияя самодовольством, Грегор подробно рассказывает Фрицшу, как помог двум танкистам вылезти из горящей машины. Вспоминает о своем назначении в лагерь военнопленных в Польше, но не упоминает Освенцима, тяжело вздыхает о горькой судьбине изгнанника и об обожаемой и оккупированной родине, сетует на чрезмерную необъятность Буэнос-Айреса и тоскует по военной форме. Ему нужно кому-то излить душу.
Фрицш закуривает и сочувственно кивает. У него до сих пор чудесные воспоминания о единстве гитлерюгенда, в который он вступил четырнадцатилетним, в 1935-м, когда в первый и единственный раз побывал в Германии, и он ни на йоту не верит пропаганде союзников, приписывающей нацизму «все это вранье, выдуманное евреями». Издательство «Дюрер» он основал для помощи таким вот солдатам, как Грегор. Он предоставляет колонки и страницы литературным певцам «крови и почвы», платя им сногсшибательные для такого голодного времени гонорары, расплачиваясь бульонными кубиками, мясными консервами и какао порошком; для товарищей, оказавшихся на берегах Ла-Платы, он устраивает собрания, подпольные организации. Молодой Фрицш уверяет Грегора, что «у него длинные руки» и опасаться тому нечего: в Аргентине, краю беглецов, огромном, как Индия, прошлого не существует. Никто не спросит у него, откуда он и зачем здесь. «Аргентинцам наплевать на европейские дрязги, и они вечно ругают евреев за то, что те распяли Христа».
Грегор слушает, как ликующий Фрицш рассказывает ему о празднестве в буэнос-айресском луна-парке в честь годовщины аншлюса; о том, что Аргентина, официально соблюдавшая нейтралитет, во время войны служила мостом из нацистской Германии в Южную Америку. Немцы отмыли здесь много миллионов долларов и обеспечили себя и валютой, и сырьем. Их разведслужбы основали в Буэнос-Айресе свою штаб-квартиру. «Отсюда было организовано свержение проамериканского боливийского правительства в 1943 году. Перон со своими полковниками, в том же году захватившие власть, искали союзника в фюрере. Они применяли насилие при разгоне манифестации в честь освобождения Парижа и запретили широко показывать „Великого диктатора“ Чаплина. Когда Берлин пал, Перон не позволил передавать эту новость по радио: мы хотели сплотить целый блок наций, симпатизирующих нацистам, чтобы поставить янки раком. Но они заставили нас разорвать дипломатические отношения с Германией, а потом объявить ей войну. Мы противились всеми силами, до самого конца зимы 1945-го. Аргентина вступила в войну последней из всех…» Тут звонит телефон, Фрицш замолкает и спроваживает Грегора.
Вмазать бы кулаком по роже этого голубоглазенького птенчика. А лучше врезать бы кувалдой прямо по пальцам, хрясь-хрясь — ломаются фаланги, а потом и ногти, да-да, с каким бы удовольствием он повырывал все ногти у Фрицша, один за другим, они бы так и выскакивали. Стоя в ванной лачуги в Висенте-Лопесе, Грегор мимически изображает эту сцену, бормоча про себя: «Да как ты смеешь, Эберхард, дерьмовый желторотик-аргентинишка? Провел в Германии всего две недели — и ты-то вздумал учить меня с высоты твоих двадцати восьми годков? О да, „всякие там ужасы“, как ты выразился, имели место, осажденной Германии приходилось защищаться, любыми средствами давить разрушительные силы. Война тебе не детская игра, кретин недалекий, а нацизм — не только пышные балетные шествия гитлерюгенда». Грегор давит в руке тюбик зубной пасты и внезапно успокаивается — а то еще опоздает на стройку; малейшее нарушение для него невыносимо.
Грегор все чаще и чаще наведывается в эту редакцию, средоточие нацистов в Буэнос-Айресе. Здесь он иногда сталкивается с громилой, о котором ему еще в Освенциме говорил один из его постоянных поставщиков: всегда с овчаркой, натасканной рвать в лохмотья человеческую плоть, Йозеф Шваммбергер руководил лагерями для принудительных работ и уничтожил несколько гетто в Польше. Здесь же Грегор знакомится с Рейнхардом Копсом, журнальным специалистом по жидомасонским заговорам, отставником спецслужб Гиммлера на Балканах, и завязывает дружбу с тем, кого Фрицш рекомендует как «золотое перо, великого творца растущего успеха „Дер Вег“», — прекрасно написанные статьи этого автора, которого зовут Уиллем Сассен, Грегор уже отмечал про себя. Слишком часто прикладывающийся к виски и к тому же отчаянный курильщик (а Грегор — нет), голландец-полиглот в полосатом костюме производит на него впечатление. Грегор тщательно старается встречаться только со «сливками» или «мандаринами»: ведь он и в университете, и в Освенциме никогда не общался с низшими чинами СС, а только с главврачами и комендантами лагерей. Он не выносит посредственностей.