Перейти к материалам
Главный инфекционист Карачаевской ЦГРБ Лейла Батчаева. Карачаевск, 16 июня 2020 года
истории

«Больше нет инфекционной службы, все прекрасно» Монолог инфекционистки Лейлы Батчаевой — она рассказала «Медузе» о масштабах эпидемии коронавируса в Карачаево-Черкесии и была вынуждена уволиться

Источник: Meduza
Главный инфекционист Карачаевской ЦГРБ Лейла Батчаева. Карачаевск, 16 июня 2020 года
Главный инфекционист Карачаевской ЦГРБ Лейла Батчаева. Карачаевск, 16 июня 2020 года
Владимир Севриновский

Целый ряд жителей Карачаево-Черкесии, вслух заговоривших об истинных масштабах пандемии коронавируса в республике, оказались под давлением властей. Против авторов программы «Черный куб», рассказавших о занижении статистики заболеваемости, было возбуждено уголовное дело. В Ставрополе изъяли компьютерную технику у Анны Дарган, которая передвигается на коляске — силовики подозревали, что она является администратором оппозиционного инстаграм-канала «Политика09». Главный инфекционист Карачаевского района Лейла Батчаева подверглась двойному давлению. Ее несколько раз вызывали на допросы силовики, а после того, как она поговорила с «Медузой» и еще нескольким СМИ и блогерами о ситуации с пандемией, ей пришлось уволиться. «Медуза» публикует монолог Лейлы Батчаевой.

Все материалы «Медузы» о коронавирусе открыты для распространения по лицензии Creative Commons CC BY. Вы можете их перепечатать! На фотографии лицензия не распространяется.

В пандемию мы работали в круглосуточном режиме. Ни кадров, ни лекарств, ни технической поддержки, естественно, не было. Кто что мог, то и делал, сами по себе. Через два месяца назрел вопрос выплат работающим с ковидом. Моим сотрудникам не заплатили ничего, мне — мизер. Я потребовала у главврача выплаты для всех. Плюс лекарственные препараты, средства индивидуальной защиты. Мне был дан грубый, хамский ответ.

В тот же день главврач пришел в мое отделение. Я тогда была в КТ-кабинете, и он пытался записать мне отсутствие на работе. Составил акт на меня, его потом аннулировали.

Через две недели я сама заболела ковидом. Помощи мне больница не оказала. Наоборот, велись тайные интриги. Вызвали участкового врача на допрос и прямо ей говорили: зачем ты открывала ей больничный? Как ты ее смотрела, как ты ее слушала? В итоге они умудрились составить акт, что я прогуливаю рабочие дни с 15 мая по 30 июня 2020 года, до окончания больничного. Эта бумага у меня есть, с печатью, с подписью главного врача. Они, конечно, знали, что у меня подтвержденный ковид, потому что Роспотребнадзор их оповещает. Все эти данные открыты и доступны. Мой больничный закрыли, меня в известность не поставив. Исправили это лишь после угрозы судом.

Я решила увольняться. Не могу же я воевать постоянно. Чтобы мне дальше выговор за выговором давали по любому поводу — извините, разве это работа? Но уволиться тоже оказалось непросто, потому что главный врач хотел подвести меня под статью. Это его привычный способ мести людям, которые против него пошли. За огласку, за интервью в стриме Руслана Курбанова, у правозащитника Александра Бабушкина, в «Медузе». Ну, и за выплаты в том числе. Он привык так действовать. Нет у нас такого, чтобы кто-то чего-то добился, воюя с ним. Все заглаживается методами угроз, расправ, увольнений. А люди запуганы, потому что многие в возрасте, идти работать некуда.

30 июня к больнице пришли люди, которые хотели меня поддержать. Представители Народного фронта (карачаевской организации общественного контроля — прим. «Медузы»), мои бывшие пациенты, врачи. Кто-то позвонил в Черкесск, в правительство — якобы что-то назревает.

Наконец, мне подписали увольнение, отдали трудовую книжку. Только выплату по профзаболеванию так и не выдали.

В июле несколько раз меня приглашали в Следственный комитет. Повесткой не уведомляли, только звонили — по поводу аудиозаписи, которую выпустила в эфир программа «Черный куб». На ее авторов завели уголовное дело о распространении заведомо ложной информации. Я говорила в интервью «Черному кубу» конкретно про свой район, где работала заведующей отделением, — о том, что сдавала одни сведения, а в статистику по республике шли другие. Ведущий же предположил, что по всей Карачаево-Черкесии может быть занижение статистики, как в Карачаевском районе (почти в 7 раз — прим. «Медузы»). Я такого не говорила.

В пятницу (10 июля — прим. «Медузы») я давала объяснение в отделе по борьбе с экстремизмом, через 3-4 дня была в Следственном комитете. Мне никто не угрожал, но оба раза просили отдать им телефон. Говорили, эксперты должны с ним поработать. А зачем, если я только свидетель? Там моя личная информация. Я дважды написала отказ. Копии протоколов допроса мне не отдали, ссылаясь на то, что это разглашение тайны следствия.

Инфекционное отделение, где я заведовала, теперь вообще закрыто, потому как некому там работать. Главврач вызвал старшую медсестру, которая в условиях пандемии была на карантине по возрасту, ей 64 года. А в ночную смену должна была работать другая медсестра, беременная. Я сказала, что это вообще ни в какие правовые нормы не укладывается. Тогда старшая медсестра спросила главврача: как вы собираетесь нас там держать, когда нет ни младшего персонала, ни медсестры-хозяйки, ни другой смены? Кто их будет заменять? Он согласился, что проще отделение закрыть. Больше нет инфекционной службы, все прекрасно, никто ничем не болеет, никому помощь не нужна.

При этом сейчас грядет август, самый пик инфекционных заболеваний, связанных с ЖКТ. Число обращений с ковидом уменьшилось, но они тоже есть. Тяжелых отвозят в республиканский центр в Черкесске. Остальные молча сидят, пока не затяжелеют.

Записал Владимир Севриновский