Неужели в США так и не решили расовую проблему? Во всем виноват Трамп? Почему в России только и спорят об американских беспорядках? Отвечает историк-американист Иван Курилла

Массовые выступления против полицейского насилия и расовой дискриминации в США продолжаются почти две недели — и примерно столько же продолжаются в России споры о том, оправдывает ли системная несправедливость государства отдельные насильственные акты со стороны участников беспорядков. Пусть даже в реальности протест остается, по большей части, мирным. «Медуза» попросила профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Ивана Куриллу, автора книги «Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо (не)понимания России и США», рассказать о глубинных причинах беспорядков в США — и проанализировать их восприятие в России.

Напомните, с чего все началось?

Волнения, охватившие в последние дни города Соединенных Штатов, напоминают про остроту расовой проблемы в Америке. Несмотря на очевидные успехи движения за гражданские права в 1960-е годы, ликвидировавшего правовые основы неравенства афроамериканцев, институционализированное неравенство остается бичом американского общества.

Представитель афроамериканской общины в среднем меньше зарабатывает, занимает более низкие позиции в экономике и политике, чем его белый согражданин, менее образован и чаще попадает в тюрьму. Внешний наблюдатель может увидеть это и под другим углом зрения: почти любая социальная проблема в США становится проблемой расовой.

То, что в Европе принято считать классовым антагонизмом, в Америке является проблемой расы. Неодинаковое отношение полиции к «чистой публике» и к представителям непривилегированных групп населения обсуждается и в России, — но в США это прежде всего различие в отношении полиции к белым и черным американцам. 

Смерть афроамериканца Джорджа Флойда от рук белого полицейского Дерека Шовена (не могу не читать его фамилию по-французски, — он однофамилец человека, давшего имя шовинизму) стала, увы, не первой даже в нынешнем году. В середине марта полицейским в Кентукки была застрелена Брионна Тейлор, в феврале в Джорджии белые убили Ахмода Арбери, среди убийц был бывший полицейский. Полиция привыкла видеть в темнокожих американцах угрозу — и прибегает к избыточному насилию по отношению к ним. При этом в стране, наводненной оружием, полицейские стреляют гораздо чаще, чем в Европе, так что насилие часто означает гибель подозреваемого. 

И, наконец, пандемия весны 2020 года и меры по предотвращению ее распространения стали последним фактором, создавшим взрывоопасную ситуацию. Гибель Джорджа Флойда стала искрой, попавшей в насыщенный горючим материалом сосуд. 

Давно в последний раз случались такие мощные протесты?

Предыдущие протесты по схожему поводу полыхали в Балтиморе, штат Мэриленд, весной 2015 года после смерти задержанного полицией афроамериканца Фредди Грея. В конце лета и в начале осени 2014 года протесты прокатились после убийства безоружного Майкла Брауна в городе Фергюсон, штат Миссури. Еще более ранний случай — убийство семнадцатилетнего афроамериканца Трейвора Мартина во Флориде белым дозорным Джорджем Циммерманом в феврале 2012 года. Оправдание Циммермана привело к общеамериканским протестам и послужило началом движения «Жизни черных важны» (Black Lives Matter). 

Самым жестоким за последние полвека стал бунт, охвативший Лос-Анджелес весной 1992 года после оправдания полицейских, избивших афроамериканца Родни Кинга и попавших в объектив видеокамеры. Тогда в городе погибли 63 человека, не говоря о миллиардном ущербе имуществу. 

Однако сегодняшние события отличаются ото всех перечисленных. Они быстро распространились по всей стране (не оставшись делом Миннеаполиса), в отличие от лос-анджелесских беспорядков 1992 года. И они уже вышли за рамки законного ненасильственного протеста, которым отличалось до сих пор движение Black Lives Matter.

В этом смысле больше аналогий можно найти в протестах афроамериканцев 1967 или 1968 годов. Лето 1967 года вошло в американскую историю как «длинное и горячее» (long, hot summer), — за год в США произошло 159 бунтов на расовой почве, включая разрушительные в Детройте (43 погибших и более тысячи раненых) и в Ньюарке (26 погибших и сотни раненых). После убийства Мартина Лютера Кинга в 1968 году бунтами были охвачены 110 городов. События конца мая-начала июня 2020 года пока не привели к такому количеству жертв, — но их объединяет с историей конца 1960-х общее состояние американской нации.

Тогда, как и сейчас, американцы были расколоты по политическим и идейным линиям. В 1960-х основной разлом проходил по отношению к гражданским правам афроамериканцев и к сегрегации на Юге страны. Вековое унижение было наконец названо по имени и стало предметом политической борьбы. Взаимное недоверие, временами перераставшее в ненависть, охватило большие группы активистов, боровшихся за отмену сегрегации или за сохранение «белых» школ и автобусов. Быстрое изменение привычного южанам образа жизни, для которого федеральное правительство даже вводило войска в некоторые города Юга, еще больше разгорячило общественные дебаты. Именно на этом фоне относительно небольшого толчка было достаточно, чтобы напряжение прорвалось в бунте. Сегодняшние США напоминают Америку 1960-х уровнем общественного раскола и взаимного недоверия.

Во всем виноват Трамп?

Часто можно услышать, что острота раскола — результат избрания президентом США Дональда Трампа. Но мне представляется, что появление Трампа было лишь симптомом того напряжения, которое испытывало американское общество задолго до 2016 года.

Это напряжение в Америке принято называть «культурными войнами», а к ним относят конфликты по поводу религии и семьи, права на аборт, отношения к феминизму и новым гендерным ролям, легким наркотикам, к изменению климата и, конечно, к расовому вопросу.

Отношение американцев к каждой из этих проблем на протяжении нескольких десятилетий неуклонно сдвигалось в сторону либерализма и признания разнообразия. Характерно, что уже во время нынешних беспорядков впервые за многие десятилетия во всю мощь слышны голоса с радикального левого фланга: на нынешнем этапе расовую проблему не решить на путях либерального капитализма, а значит, Америка должна открыться для социалистического эксперимента. Те же, кто сегодня громят магазины, осуществляют право угнетенного народа на восстание.

И хотя общий консенсус в Демократической партии сводится к поддержке протестов и осуждению грабежей, но даже умеренные прежде голоса с левого фланга начинают звучать резче. «Восстание всегда использовалось для защиты свободы», — пишут одни журналисты. «Белые не готовы признать за черными право на протест любого рода, так почему же не выбрать самую радикальную форму?» — спрашивают другие.

Но кризис, в котором оказалась Америка в последние годы показал, что представление, будто в ходе культурных войн эволюционировали базовые ценности всего общества, оказалось иллюзорным. Значительная часть американцев не принимала таких быстрых изменений дискурса, постепенно накапливая недовольство. Появление Трампа лишь позволило этой части американцев выйти из тени. Сегодня он открыто выражает их мнение, например, цитируя в твиттере шефа полиции Майами из того самого 1967 года Уолтера Хедли: «Когда начинается грабеж, начинается стрельба» («When The Looting Starts, The Shooting Starts»). Правда, позже в тот же день Трамп вынужден был извиняться за этот твит, сказав, что не знал о его расистском происхождении.

Но в организации мятежей он по-прежнему обвиняет левацкую «Антифу», которую грозится объявить террористической. И проблема здесь не только в том, что единой «Антифы», вероятно, вообще не существует. Возможно, хуже, что эти обвинения зеркально отражают риторику некоторых политиков-демократов, которые тоже объясняют нынешний конфликт действиями внешних сил. А конкретно, скорее всего, России. Ни та, ни другая сторона не смотрит в глаза реальности. 

А она такова, что американское общество насыщено горизонтальными структурами, то есть люди легко и охотно выходят на улицы в знак протеста и поддержки. Обычно гражданская солидарность рассматривается как демократическая добродетель. Но в сочетании с мощным ценностным расколом она иногда приводит к открытым столкновениям.

Конечно, теперь каждая политическая сила хочет обернуть беспорядки себе на пользу. Но мне все же представляется, что бунт нельзя назвать ни «про-демократическим», ни «анти-трамповским». Он отражает куда более глубинные изменения, за которыми партийной политике только приходится поспевать. В конце концов трудно поверить, что респектабельные политики-демократы искренне сочувствуют битью витрин и разграблению магазинов, но особая «логика» политических эмоций заставляет их примкнуть к левой части своих избирателей.

Послужит ли нынешняя ситуация реальному переформатированию политики и общественным установкам по отношению к цвету кожи, мы увидим в ближайшие годы. Первая важнейшая точка — выиграет ли Дональд Трамп новый срок в Белом Доме в ноябре нынешнего года. 

Почему в России всех так волнуют американские беспорядки?

Соединенные Штаты для России — традиционный «значимый Другой», и на опыт США смотрит и власть, и общество. Однако в кризисной ситуации каждый выбирает себе (в опыте Другого) то, что кажется ему самым близким и важным. В этом смысле поток комментариев по поводу Америки выявляет не только уровень знаний в России о США, но и собственные расколы в России. Причем в рассуждениях о Соединенных Штатах люди могут себя не самоцензурировать, и эти споры об американских протестах рисуют непростую картину российского общества: здесь есть и проявления расизма, и раскол на левых и правых, и поддержка полиции, — высказанные гораздо более открыто, чем те же люди готовы высказываться по поводу дел в собственной стране.

Россияне воспроизводят основные расколы, характерные для мнений в самих США, но что характерно — здесь исчезающе мало количество людей, оправдывающих насильственную составляющую бунта. Битье витрин и грабежи магазинов представляются очевидной преступностью, которую не оправдывает благая цель. В самом деле, силен контраст между подчеркнуто мирными попытками протестов в России в последние десятилетия и кадрами из американских городов. Государственническая часть комментаторов рада указать на то, что любой протест — это беззаконие, и мирные протестующие открывают ворота грабежам. Эта идея вполне ложится на старую «антимайданную» оптику Кремля.

Однако у телекартинки может быть и другой эффект: оказывается, политический протест может выглядеть и вот так. И если по итогам бунтов мы увидим серьезные изменения в американской политике, то на перефразированный вопрос «Хотите, как в Нью-Йорке?» может последовать ответ — «Хотим».