«Когда я писал тот комментарий, своего мнения о политике у меня не было» Интервью Саввы Терентьева — первого россиянина, осужденного за комментарии в интернете
Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента.
Нам нужна ваша помощь. Пожалуйста, поддержите «Медузу».
28 августа Европейский суд по правам человека постановил, что Россия нарушила право сыктывкарского блогера Саввы Терентьева на свободу выражения мнения и обязал государство выплатить ему 5000 евро компенсации за судебные издержки. Терентьев был первым, кого в России осудили по 282 статье за комментарий в интернете: в феврале 2007 года он оставил в комментарий под постом в «Живом журнале», в котором крайне негативно отозвался о сотрудниках правоохранительных органов, а также заявил, что не возражал против их массовых казней. В 2008 году суд Сыктывкара приговорил Терентьева к году заключения условно; еще через несколько лет блогер переехал из России в Эстонию, где теперь занимается музыкой. Спецкор «Медузы» Ирина Кравцова поговорила с Терентьевым о том, как в России судили за комментарии в 2008-м — и как это происходит в 2018-м.
— Чем вы занимались, когда опубликовали тот комментарий в ЖЖ?
— Тогда мне был 21 год. Я работал кладовщиком в одной конторе, которая занималась продажей бытовой химии. Все свободное время я занимался написанием и исполнением музыки, в основном электронной.
— Политикой интересовались?
— Нет, политикой я не увлекался совсем. Когда я писал тот самый комментарий в ЖЖ журналиста Бориса Суранова, своего мнения о политической жизни России у меня не было. Правда, помню, что спустя пару месяцев после обыска в моей квартире по телевизору транслировали репортаж с «Марша несогласных» и показали японского журналиста с пробитой головой. Тот кадр дал мне ясно понять, что в действительности происходит в России. Те впечатления так меня и не покинули.
— Почему вы так экспрессивно прокомментировали статью об обыске в оппозиционной газете, которую в своем блоге опубликовал журналист Борис Суранов? Она произвела на вас настолько сильное впечатление?
— На самом деле, та статья меня не слишком потрясла. Не могу сказать, чтобы меня сильнее прочего волновала судьба некой оппозиционной газеты. Тот пост в ЖЖ был просто площадкой, где в тот момент можно было высказаться на тему поведения работников милиции. А я в тот день проснулся оттого, что часов в 8 утра ко мне в дверь постучали менты и начали задавать вопросы по никак не связанному со мной делу в какой-то очень грубой форме. Меня это тронуло. Когда чуть позже я прочел пост Бори о беспределе, который учинили работники органов при обыске в газете, я посчитал допустимым высказаться в такой манере.
С Борей мы были приятелями, часто общались. Я, может быть, даже ЖЖ завел из-за того, что он его завел и писал там свои наблюдения. В то время общение быстро переходило в виртуальную сферу, и в том новом пространстве мы общались так же раскованно и с [тем же] чувством безопасности, как и вживую. В его блоге был нескончаемый флуд, много юмора и всего чего угодно, там просто можно было поговорить. Я написал в комментарии то же, что сказал бы в то время о милиционерах и при личной встрече с Борисом. Я не ставил перед собой какую-то цель, просто выражал негодование. Не думал, что это кто-то отслеживает. То есть даже представить себе не мог, что такая ситуация возможна.
— Как вы узнали, что на вас планируют завести уголовное дело из-за комментария?
— Когда через месяц ко мне пришли оперативники с обыском. Хотя нет, когда они пришли и обыскали мою квартиру, изъяли системный блок и всевозможные дискеты, они лишь показали постановление суда о проведении обыска. Причину мне не озвучили, а из постановления я ее, видимо, не уловил. О том, что меня подозревают в попытках оказать публичное воздействие на людей, побудить их к совершению насильственных действий в отношении сотрудников милиции, я узнал уже в кабинете у следователя. Кажется, это было в тот же день, через несколько часов после обыска.
— Как в то время люди реагировали, когда вы рассказывали им о том, в чем вас обвиняют?
— Цитировали Захара Мая: «Менты хуже пидорасов». Эта песня в те годы была особенно популярна. Все же знали, что я никого не убивал и ничего не украл.
— Ваше дело было одним из первых, судебная практика в то время еще не сложилась. Прокурор требовал для вас два года колонии. У вас не было опасений, что вам дадут реальный срок?
— Опасения, конечно, были. Меня удивляло происходящее. Но и следствие, и суд прошли без паники.
— Почему вы потом уехали из Сыктывкара?
— Причин было несколько. Из того, что относится к [уголовному] делу: пару раз в родном городе я получал отказ в трудоустройстве именно по причине «плохой репутации» — не как работника, а как человека в целом. В 2009 году, когда закончился условный срок, я переехал в Петербург. В 2010-м я озадачился переездом в зарубежье, внимательно изучил все процедуры и в начале 2011-го уехал в Эстонию. Сейчас я чувствую себя в куда большей безопасности, чем раньше: шансов помереть от бутылки [из-под] шампанского в одном месте здесь куда меньше. В Эстонии я открыл музыкальное издательство и начал издавать ноты музыкантов и композиторов, среди которых есть те, кто работал с Дэвидом Боуи и Ником Кейвом, те, кто выступает в Линкольн-центре или венском Концертхаусе. Я очень доволен и смотрю на то «дело Терентьева», как на билет в лучшую жизнь.
— Что вы думаете о нынешних уголовных делах за посты и комментарии в интернете? Следите за этим?
— Я бы не стал отделять тех, кого сажают за посты в интернете, от других осужденных за незначительные правонарушения. Я смотрю на это с болью и огромным сочувствием, но без какого-либо удивления. Живя в России, мы ответственны за правила, по которым соглашаемся играть. Любой думающий человек не может не осознавать, что может сесть за что угодно и когда угодно. В России каждому известно, что у тех, кто чувствует силу, есть привычка наказывать с поводом и без, а у тех, кто чувствует [свою] слабость, есть привычка быть наказанными. То, что в наши дни «посадок» стало больше, — это логичное и давным-давно предсказуемое развитие событий.
Ирина Кравцова