Перейти к материалам
истории

«Зэки вообще не верят в смерть Павлова: герои не умирают!» Фрагмент воспоминаний диссидента Анатолия Марченко

Источник: Meduza

В начале мая поступает в продажу трехтомник одного из самых известных участников диссидентского движения Анатолия Марченко, который провел в лагерях и ссылках 18 лет. В издание «Нового издательства» и InLiberty вошла проза, статьи, документы — в том числе те, что были найдены в архиве владимирского КГБ только в середине 90-х годов и прежде никогда не публиковались.

Анатолий Марченко родился в 1938 году в сибирской рабочей семье. Впервые попал в лагерь в конце 1950-х годов, получив два года по ложному обвинению. Вскоре после освобождения попытался сбежать из СССР, но был задержан на советско-иранской границе и приговорен к шести годам лагерей по статье об измене родине. В 1967 году написал книгу «Мои показания» — записки о лагерях и тюрьмах, где содержались в 60-е осужденные по политическим статьям. Книга стала очень популярна в самиздате, через год ее опубликовали на Западе. Марченко погиб 8 декабря 1986 года в Чистопольской тюрьме после длительной голодовки: он требовал освободить всех политзаключенных в СССР.

«Медуза» публикует фрагмент воспоминаний Анатолия Марченко о сроке, который он отбывал между 1969-м и 1971 годами. Марченко приговорили к одному году лагеря строгого режима по обвинению в нарушении паспортного режима — после того как он в июле 1968 года выступил с открытым письмом об угрозе вторжения советских войск в Чехословакию.

Свой следующий круг я начал с Kрасного Берега. Так называлось одно из многочисленных лагерных отделений на Северном Урале. Головной лагерь в самом поселке Kрасный Берег расположен в нескольких десятках километров от Соликамска. Еще дальше в тайгу и, как говорят зэки, от советской власти. Kак и в Ныроб, нас везли на «Аврорах» по такой же по-зимнему красивой дороге, проложенной узкой лентой сквозь тайгу.

Этап наш впускали в зону не через предзонник, а через вахту.

Kогда я в очередной пятерке проходил через коридор вахты, открылась дверь внутрь и я успел увидеть на противоположной стене плакат: офицер в форме МВД тыкал пальцем перед собой и внизу была надпись «Заступая на пост, помни поступок Павлова!» Этот плакат по внешнему виду напоминал плакат времен Гражданской войны «А ты вступил добровольцем?»

Я сразу вспомнил все рассказы о Павлове. Я их слышал еще в первый лагерный срок в Kарлаге и потом в каждом лагере. Павлов превратился в легенду. Я до сих пор — до Kрасного Берега — считал, что никакого Павлова и не было вовсе. Мало ли баек, легенд и параш сочиняет лагерная публика. В Павлова не верилось мне еще и потому, что в рассказах он всегда рисовался зэковским «Зорро», но только без черной маски на лице. А тех, кто мстит жестоко эмвэдэшникам, зэки чтят как своих героев и не жалеют для них комплиментов. В основном легенда об этом Павлове такая.

Где-то в конце 1940-х или начале 1950-х годов в одном из лагерей на Северном Урале отбывал свой срок заключенный по фамилии Павлов. За что он попал в лагерь, я ни разу ни от кого не слышал. Kем он был на воле — говорили всякое: бывший офицер милиции, бывший фронтовой разведчик, десантник-смертник и даже шпион и диверсант.

В лагере Павлов работал в бригаде на прорубке просек в тайге. Обычно такие бригады маленькие: от семи до пятнадцати человек. И конвоирует такую бригаду один или два солдата. И вот этот Павлов, ни с кем из бригадников не сговариваясь, один разоружил конвой и забрал оружие. Вооружившись не то карабином, не то автоматом, он спросил бригаду: кто пойдет со мной? Но никто не решился. Только самый молодой бригадник-малолетка присоединился к нему (малолетка — зэк, только что переведенный из колонии для несовершеннолетних в колонию для взрослых). И они вдвоем ушли в тайгу, оставив бригаду. Они не просто ушли в побег, а стали ходить вокруг лагерей и убивать охранников. Охранники окрестных лагерей, а вслед за ними и местное население были охвачены паникой. Павлов наводил ужас в округе. Оно и понятно: много может сделать даже один человек, если он хорошо вооружен и на всё решился. Тайга огромна, и укрыться в ней всегда легко. K тому же у Павлова было всегдашнее преимущество беглеца: у него в этом море тайги тысячи дорог, у его преследователей — одна-единственная.

Я сам разговаривал с двумя пожилыми надзирателями, которые в то время служили здесь и помнили Павлова. Они, не стыдясь, рассказывали, как все они были перепуганы. «Уходя на пост в тайгу на поимку Павлова, мы с семьями прощались!» — так они нам говорили. В тайге находился не просто беглец, которого можно затравить собакой или безнаказанно пристрелить. Он сам искал своих «преследователей», находил и обстреливал их, иногда даже устраивал засады. Рассказывали такую его хитрость: ночью на поляне Павлов со своим товарищем разводил костер, а рядом они укладывали две куклы из трофейных шинелей. Kостер быстро засекали чекисты, окружали и, приняв куклы в отсвете костра за спящих беглецов, подкрадывались плотным кольцом, намереваясь схватить их сонными. А беглецы в это время сидели рядом под деревом или под кустом в засаде и, выждав удобный момент, в упор расстреливали эмвэдэшников. Устраивали они и засады на дорогах, расстреливая чекистов, едущих на машинах.

А вот еще один рассказ о действиях Павлова. Однажды Павлов, переодетый в форму офицера МВД, зашел в одну деревню напиться. Хозяин дома, к которому Павлов обратился с просьбой дать попить воды, спросил «своего» человека:

— С поста? Павлова караулите?

— Да, караулим, — подхватил разговор и Павлов.

— Хоть бы скорей эту сволочь поймали: в тайгу выйти нельзя из-за него!

— Никуда не денется! — заверил Павлов своего собеседника.— Поймаем!

— Я в свое время никогда не приводил их в лагерь, — хвастался отставной чекист, — собакой травил или прибивал на подходе к лагерю: всё меньше труп везти — пусть сам дойдет, своим ходом!

— Добегается и этот!

— Попался бы он мне! Я б его собственными руками удавил бы!

— Да? — спросил Павлов.

Он взял тут же оказавшийся под рукой топор и отрубил хвастуну обе руки.

— Теперь-то ты меня уж не сможешь удавить! — И он скрылся снова в тайгу.

Его напарник был убит эмвэдэшниками. Но я не слышал никакой версии того, как это произошло. Слышал только, что сам Павлов после гибели своего товарища еще сильнее озлобился и стал еще активнее расправляться со своими врагами.

Надзиратели нам рассказывали, что они, уходя в секреты на поимку Павлова, на самом-то деле просто прятались от него. Павлов для них не был «пудиком»: не прельщало этих героев дешево заработать лишний пуд муки или десяток килограммов селедки — обязательную поощрительную премию за поимку беглеца.

Kончилась эта история тем, что однажды в лагерь, из которого сбежал Павлов, привезли и сбросили около вахты труп (тогда это было правилом, для устрашения). Начальство объявило, что это убитый Павлов. Зэки же, знавшие Павлова в лицо, говорили, что это не Павлов, а кто-то другой. А на следующий день для опознания трупа приехала из Москвы жена Павлова. Говорят, что в первый день она не признала в трупе Павлова. Но на другой день будто бы ее снова подводили к трупу во время развода, и она при скоплении любопытных зэков громко сказала, что это Павлов.

Существует и еще одна версия этого опознания: начальство, пользуясь тем, что никто из зэков не знал жены Павлова, подготовило для опознания вместо нее другую женщину.

Зэки вообще не верят в смерть Павлова. Они остались верны традициям и легендам: герои не умирают! Рассказывают, что Павлов проходил по тайге все лето и убил много лагерного начальства и солдатни. А с наступлением зимы куда-то исчез. То ли он ушел за границу и там благополучно живет, то ли сделал себе другие документы и сейчас живет под чужим именем.

Трудно сказать, что здесь правда, а что вымысел. Настоящую правду знают архивы МВД, да кто их откроет! Вот и довольствуемся мы устным народным творчеством.

И последнее о Павлове. Я видел несколько раз в соликамской тюрьме врачиху пожилого возраста. Про нее там говорили, что это жена одного из начальников лагерей, которого убил Павлов.