Перейти к материалам
истории

«У моих детей будет на одну бабушку больше, чем у всех» Дети ЛГБТ-родителей рассказывают, как росли в однополых семьях

Источник: Meduza
Саша Барановская для «Медузы»

В России, как и в других странах СНГ, нельзя заключать однополые браки, а представители ЛГБТ-сообщества регулярно сталкиваются с агрессией и преследованием. Есть и популярное мнение, что однополым парам нельзя иметь детей: потому что гомосексуальность — это «заболевание психики» (на самом деле нет), «такие люди духовно больны» и дети в таких семьях якобы обязательно вырастут геями. Даже те, кто осуждает другие формы дискриминации ЛГБТ, порой считают, что им нельзя доверять детей, потому что «ребенок должен воспитываться в классической семье» — такой, какая «нарисована на упаковке сока». «Медуза» поговорила с людьми, которые выросли в однополых парах, — о том, повлияло ли это на их самоидентификацию и сексуальную ориентацию и как к этому относились окружающие.

Внимание! Материал 18+. Если вы находитесь в России и вам меньше 18 лет, закройте эту статью и почитайте вместо нее про рэп-баттл Оксимирона с Гнойным или про унылую какашку.

Алиса (имя изменено), 21 год, Санкт-Петербург

«Почему мы не как все?»

Я живу в семье с двумя мамами — Мариной и Еленой. Они полюбили друг друга еще в юности, задолго до моего рождения. Потом у них появился сын Григорий — Лена родила его от своего друга. Мамы воспитывали его вместе, но где-то через год расстались. Дело в том, что моя бабуля, узнав об ориентации мамы Марины, начала активно давить на нее. Говорила, что нельзя рожать детей вне брака, что это ужасно — даже хуже, чем жить с женщиной. А мама очень хотела иметь ребенка, семью. Поэтому вышла замуж за моего отца.

Не могу сказать, что ей было радостно в этом браке. Когда мне было девять лет, родители развелись. На самом деле развод как будто сделал лучше нам всем. У нас с отцом наладились отношения — раньше я его почти не видела и не знала, так как он постоянно работал. Мама стала выглядеть лучше, счастливее. И вскоре в нашей жизни снова появилась Лена.

Мама и Лена начали переписываться незадолго до развода. Но общались только как друзья, потому что мама считала, что в браке не может быть интрижек. После того как родители развелись официально, Лена приехала к нам в гости. Тогда я вспомнила, что уже слышала о ней как о маминой подруге молодости. У нас дома висели ее картины, о которых я много расспрашивала.

Долгое время Лена представлялась просто как подруга семьи. Иногда мы с мамой приезжали к ней в гости в Москву. Но чаще она к нам, причем надолго. Мама мне ничего не говорила об их отношениях. Думаю, ей было очень страшно. Догадываться о том, что у нас не совсем обычная семья, я начала только в четвертом классе. Мне нравилось, как мы жили, но все равно что-то казалось странным: друзья друзьями, но мы с Леной были вместе все время.

В какой-то момент я решила спросить у мамы про нашу семью. Мама очень распереживалась из-за того, что я подняла эту тему у нее на работе. Вечером у нас был долгий и тяжелый разговор. Она объяснила, какая у нас семья и почему. Сказала, что люди могут любить друг друга и в этом нет ничего такого.

Для меня это был большой стресс. Я видела, как мама была счастлива, и все понимала, но не могла принять ее слова. Тогда у меня не было реального осознания, что такие люди [гомосексуалы] существуют. В школе иногда шутили, чтобы унизить, — типа «Ты гей», но что это и как с этим жить дальше, я не знала. Помню, как плакала и спрашивала себя: «За что это нашей семье? Почему мы не как все?»

Саша Барановская для «Медузы»

Мама, мама и папа

Постепенно все устаканилось: Лена с моим старшим братом Гришей окончательно перебрались к нам, а я как-то расслабилась насчет нашей семьи и лет с 14 перестала скрывать ориентацию моей мамы. Просто поняла, что мне все равно на мнение окружающих, только бы не били.

Мне повезло с одноклассниками: надо мной никто не подшучивал и не издевался. Наоборот, друзьям из класса было очень интересно. С учителями было сложнее: они ничего не говорили мне лично, но периодически очень гомофобно высказывались на уроках. Однажды — в тот день меня не было в школе — моя лучшая подруга не выдержала и подошла к учительнице на перемене, чтобы узнать, почему она позволяет себе такие выражения. В результате учительница расплакалась, а мою подругу отругала классная руководительница.

Я никогда напрямую не сталкивалась с негативным отношением к моей семье. Хотя несколько раз вступала в споры с гомофобами. Еще в детстве был момент, когда я добавила видео с любовной линией двух геев из какого-то сериала во «ВКонтакте». У нескольких друзей случился полный коллапс: они были в ярости, писали много гневных сообщений. Помню, тогда шла прямо какая-то интернет-война. А недавно я поспорила в институте с очень верующими одногруппниками, которые агрессивно высказывались об однополых парах. В таких ситуациях я просто не могу молчать. Понимаю, что человек говорит абсолютный бред, и пытаюсь не поругаться, а отстоять свое мнение. Почему я должна выслушивать какой-то непонятный поток сознания?

У меня было отличное детство. Мне повезло с родителями — они всегда меня поддерживали и прилагали много усилий для того, чтобы я развивалась. К тому же после развода мамы и папы моя семья стала полной. Получилось так, что вместо двух родителей меня воспитывали трое — мама, Лена и папа. Так что я очень богатая в этом плане.

Папа участвовал в моей жизни по мере возможности — ведь мы не жили вместе. Он нормально отнесся к решению мамы жить с другой женщиной. Правда, позже у них испортились отношения на фоне старых обид, и они перестали общаться. На мои отношения с папой это не повлияло.

Не могу сказать, что у меня были мамы, которые постоянно закармливали меня пирожками и говорили о мальчиках. Мама и Лена очень разные, поэтому у них получалось дополнять друг друга в плане воспитания детей. Странно, но мне кажется, что брат больше похож на мою маму, а я — на Лену. Мама кажется мне более мягкой. А Лена творческая и не то чтобы жесткая, а скорее четкая.

Для меня Лена — и друг, и родитель в одном лице. Она всегда меня поддерживала. Например, когда я начала активно заниматься спортом и увлечение перешло в профессиональную стезю, она сопровождала меня на всех соревнованиях, много разговаривала со мной на тему страхов и волнений. Еще с ней мне проще общаться на щекотливые темы, чем с мамой, которая в некоторых моментах может быть стеснительна. Вообще, без Лены я бы многого не смогла достигнуть.

«Пропаганда гомосексуализма»

Запрет усыновления детей однополыми парами — очередная глупость. Понятно, что идиоты есть везде: бывают ужасные случаи и в гетеросексуальных семьях. Так что от сексуальной ориентации это не зависит. Перед тем как доверить людям ребенка, необходимо тщательно их проверить. Чтобы не было так: «Ой, вы такой ориентации — отлично! Вот вам десять детей». Хорошо воспитать может и один отец.

На тему пропаганды гомосексуализма у меня тоже было много баталий. Я никогда не сомневалась в своей сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Я гетеросексуальна, мой брат тоже. Вообще, я общалась со многими людьми из таких же семей, как моя, и, честно говоря, ни разу не встречала гомосексуальных детей у гомосексуальных родителей.

Также не могу сказать, что у меня когда-нибудь были сложности с парнями из-за того, что меня воспитывали две мамы. Наоборот, мальчики всегда были в восторге. Некоторых я даже знакомила с родителями — они им были интересны не только из-за своей сексуальной ориентации, но и просто как личности.

Мамы рассказывали мне о сексе и подобных вещах. Лена уделяла этому вопросу много внимания, так как считала, что мало с кем разговаривают на подобные темы. Помню, мне было очень странно, когда кто-нибудь в классе не знал самых простых вещей и начинал выдумывать байки. У нас даже была девочка, которая скрывала от родителей месячные, потому что думала, что с ней что-то не так.

Своим детям я тоже постараюсь объяснить, что они всегда будут любимы. А еще то, что они имеют право любить кого хотят. Так они не будут бояться ни себя, ни других. К тому же у них уже будет на одну бабушку больше, чем у всех, — так что не останется выбора, как говорить на эти темы.

Не знаю, изменится ли когда-нибудь отношение к однополым парам у нас в стране. С 14 лет я активно принимаю участие в борьбе за права гомосексуалов — даю интервью, участвую в съемках. Но мне кажется, что все становится только хуже и хуже.

Григорий (имя изменено), 24 года, Москва — Санкт-Петербург

Мама и тетя

Я помню свое детство только лет с четырех. Тогда меня воспитывали мама и женщина по имени Татьяна. Наверное, я считал ее своей тетей или хорошей маминой подругой. В любом случае у меня никогда не возникало вопросов о том, почему мы так живем. Все было просто — они вдвоем, и мы семья. Еще в детстве мама объяснила мне, что никогда не любила моего биологического отца, поэтому они даже не пробовали быть вместе. С папой я никогда не общался.

Как ни странно, я не ощущал нехватку родителя мужского пола и не переживал, что у меня мать-одиночка. Мама и Татьяна проводили со мной много времени, собирали конструктор, рисовали, гуляли. Ездили на дачу, где у меня была своя столярка — я даже что-то строгал, мастерил. Как работают различные инструменты, мне показывала либо мама, либо Татьяна. С тем, чтобы забить гвоздь, тоже проблем не было. Еще мама научила меня играть в баскетбол. Не знаю, как отцы учат драться, мне кажется, это естественный процесс. Я ходил в секцию тхэквондо, но, вообще, в нос дать — много ума не надо. Так что у меня было очень счастливое детство.

У нас в семье всегда были доверительные отношения. Мама рассказывала мне все: откуда берутся дети, что такое контрацепция, СПИД. Я и про Фредди Меркьюри знал. А еще про то, что бывают люди одного пола, которые любят друг друга. Мы с мамой могли говорить обо всем, поэтому я спокойно спрашивал, что меня интересовало.

Когда мне было 13 лет, мама и Татьяна начали часто ссориться. Атмосфера дома изменилась — постоянно чувствовался какой-то дискомфорт, напряжение. Стало понятно, что по-прежнему уже не будет, и мы с мамой уехали от Татьяны.

Как я узнал позже, у маминой подруги были проблемы с принятием себя и своей гомосексуальности. Я пытался с ней общаться после разрыва, но все упиралось в достаточно топорные и ностальгические разговоры. При этом Татьяна никогда напрямую не признавала, что она гомосексуальна. Я даже не уверен, что она говорила о любви к моей маме. В конце концов она ударилась в религию, и мы перестали поддерживать связь. Я верю в Бога, но не причисляю себя к православной или какой-либо другой церкви.

Любовь всей жизни

После расставания мамы с Татьяной я полгода жил с бабушкой и дедушкой в другом городе, а потом мама нашла нам съемную однокомнатную квартиру в Москве. Я сразу почувствовал, что что-то изменилось, ощутил какую-то хорошую атмосферу. Тогда же две мамины подруги, которые тоже жили с ребенком, отдали мне свой старый системный блок, и в истории браузера я обнаружил ссылки на разные однополые сайты. У меня в голове все сложилось, и я спросил маму: «Ты кто? Ты что, лесбиянка?» А на ее «да» ответил только: «Круто!»

Мама рассказала, что до Татьяны у нее была любимая женщина, Марина. Они поссорились, как я понял, на фоне тяжелых времен девяностых годов — гомофобии, проблем принятия себя и атмосферы напряженности. После этого у мамы была связь с юношей, который за ней ухаживал со школы. Потом еще год-два они с Мариной воспитывали меня вместе, пока снова не разошлись. И вот недавно мама снова начала общаться с любовью всей своей жизни.

Наконец у меня была полная картина — я вспомнил, что на моих детских фотографиях периодически промелькивала мамина подруга, которая и оказалась той великой любовью. Мамино признание меня совсем не смутило. Я видел, как она счастлива. А если так, то какие у меня могут быть вопросы?

Через два месяца после этого разговора я поехал в Санкт-Петербург, где жила Марина вместе со своей дочерью Алисой. Алиса была на каникулах, и все время мы проводили вдвоем — гуляли, смотрели достопримечательности, общались. Мне было очень комфортно — все было очень естественно. Может, дело в атмосфере любви, гармонии и открытости.

Потом я уехал учиться в Петербург, а мама и Марина съехались. Я несколько лет прожил в общежитии, а потом переехал к ним. Мы до сих пор живем вчетвером — мама, Марина, Алиса и я.

Саша Барановская для «Медузы»

«В маму и Марину бросали камни»

В девятом-одиннадцатом классах я начал рассказывать друзьям, что моя мама лесбиянка. Я учился в творческой школе, поэтому большинство друзей были из достаточно спокойных семей. Сейчас даже не вспомню ни одного плохого опыта, связанного с каминг-аутом. Обычно все относились с интересом, потому что не могли представить геев и лесбиянок в своем окружении.

Я никогда напрямую не сталкивался с негативным отношением к нашей семье. Но знаю, что в маму и Марину бросали камни, когда они участвовали в попытке проведения прайда на Марсовом поле. А несколько лет назад Марину уволили с работы из-за сплетен об ее ориентации. На улице тоже бывали напряженные моменты, хотя родители не целуются повсюду. Еще кто-то из маминых знакомых поначалу с настороженностью относился к ее ориентации, но агрессии со стороны нашего окружения никогда не было. Думаю, во многом это просто везение.

Мне кажется, отношение к ЛГБТ-сообществу зависит не столько от властей, сколько от обычных людей. Я не понимаю, почему гомофобов так заботит, что женщина может любить женщину, а мужчина — мужчину, и откуда все эти разговоры про естественность. Примеры гомосексуальности встречаются и в мире животных. Конечно, со стороны государства есть некоторая подпитка этого гомофобного момента, строящаяся на понятии «особый русский путь» и уклоне в религию. Но мне кажется, что все зависит от людей — от каждого конкретного человека и его позиции по этому вопросу.

Запрет усыновления однополыми парами — тоже сомнительная идея, которая происходит из запрета на так называемую пропаганду. Странное слово. Не могу сказать, что кто-то из российских гомосексуалов [что-то] пропагандирует. Жить открыто как гей — это не пропаганда. Мне кажется, эти законы противоречат здравому смыслу и создают не совсем здоровую атмосферу в обществе.

«Со школы мне нравились девушки»

У меня никогда не было сомнений в собственной гендерной идентичности или сексуальной ориентации. Еще со школы мне нравились девушки. Правда, лет в 19–20 я задумался, есть ли во мне бисексуальность, и решил попробовать. Любопытство ограничилось только поцелуем.

Сложностей в общении с девушками из-за того, что моя мама лесбиянка, я тоже не испытывал. Честно говоря, в какой-то момент у меня даже было ощущение некой привилегии. В некоторых культурах, например у американских индейцев, есть идея, что настоящего мужчину может воспитать только женщина. Потому что она лучше знает, каким он должен быть. Хотя мне сложно судить, я не знаю другую сторону.

Трудно сказать, как на меня повлияло то, что меня воспитывали две женщины. Я не чувствую себя каким-то особенным. Как и все — общаюсь с людьми, работаю. Мне кажется, важно (и это касается и гетеросексуальных семей) пройти определенные этапы искренности с самим собой, принятия, гармонии и любви. Я хотел бы растить своих детей в такой атмосфере, потому что абсолютно доволен своим воспитанием.

Маршалл (имя изменено), 18 лет, Санкт-Петербург

«Если мама так захотела, значит, ей так лучше»

Я родилась в Петрозаводске и до четырех лет жила в Апатитах. Потом мы с родителями и их детьми от первых браков — моими сестрой и братом — переехали в Питер. Моим воспитанием в основном занимался отец. Он как-то сразу заметил, что я не интересовалась юбками, платьями и девчачьими играми, а потому растил меня больше как парня. Мы играли в футбол, компьютерные игры, конструктор и машинки на радиоуправлении. А когда я подросла, папа научил меня собирать мебель и делать мелкий ремонт по дому.

Не могу сказать, что у меня было счастливое детство. Проблемы с ровесниками начались еще в детском саду. Они гнобили меня за успехи в математике (я ходила в садик с математическим уклоном) и за отказ играть вместе с другими девочками в дочки-матери, если мне не давали роль отца. Единственной радостью было вернуться домой, поиграть с папой и братом или почитать книжку.

Родители развелись, когда мне было девять лет. Брат и сестра вскоре съехали, и у нас дома появилась мамина подруга Катя. Сначала я не придала этому особого значения — к нам часто приходили гости. Но через несколько лет у меня появилось сомнение в том, что маму и Катю связывали только дружеские отношения. Обычно гости спали в отдельной комнате, тогда как Катя всегда оставалась в маминой. К тому же она проводила у нас каждый день. Иногда я мельком видела, как мама и Катя целуются, а по ночам слышала их стоны.

Постепенно, годам к 13–14, я осознала, что моя мама любит женщин. Сама она мне никогда в этом не признавалась, да я и не спрашивала. Если мама так захотела, значит, ей так лучше. Я совершенно нормально отнеслась к этому, потому что на тот момент уже понимала, что меня тоже тянет к девушкам.

У нас с мамой всегда были достаточно напряженные отношения. Мы до сих пор редко видимся и мало общаемся, хотя живем в одной квартире. В отличие от мамы, Катя старалась уделять мне внимание, заботилась обо мне, поддерживала. Помню, мы много говорили о машинах, в которых она, к слову, отлично разбиралась, чинили электронику. Еще Катя научила меня драться. В общем, она делала все, чтобы воспитывать меня так, как отец. Но, к сожалению, я остро ощущала его нехватку. Я говорю не про мужской образ — он, как и женский в лице моей мамы, у нас в семье был, — а именно про настоящего отца. После развода мы с папой общались очень редко, потому что у него почти никогда не было на меня времени.

Когда мне было 16 лет, в нашей семье опять произошли перемены. Мама рассталась с Катей и вскоре начала жить с другой женщиной, Ирой. У меня с ней нормальные отношения. С Катей я больше не общалась.

«Вся в мать»

Я не вижу разницы между воспитанием детей в традиционной и ЛГБТ-семьях. Ведь то, каким вырастет ребенок, зависит не от ориентации его родителей. Проблемы могут быть в любой семье. Моя пансексуальность и агендерность никак не связаны с тем, что я жила с мамой и ее подругой. Я осознала себя еще до того, как поняла, что моя мама любит женщин.

Если бисексуальность подразумевает тягу к женщинам и мужчинам, то пансексуальность — к людям какой угодно ориентации и гендера. Ведь когда у человека красивая душа, не важно, кто он — парень, девушка, трансгендер или транссексуал. У меня были отношения со всеми, но с девушками общаться проще. Парни обычно хотят видеть во мне девочку в розовом платье и на каблуках, тогда как я предпочитаю мужскую одежду, не крашусь, занимаюсь боксом, катаюсь на лонгборде и иногда говорю о себе в мужском роде. Я не знала и не знаю, как встречаться с ними. Отношения со мной обсуждала только Катя, потому что маме было не до меня.

Про секс мне тоже не рассказывали. Правда, недавно мама начала говорить что-то вроде: «Пожалуйста, мне не нужны внуки». Я считаю, что сексуальное воспитание необходимо. Мне кажется, именно из-за его отсутствия в нашей стране так много нежеланных детей и беременностей в 14 лет. Когда подросткам ничего не рассказывают, они пытаются узнать все на своем опыте и делают серьезные ошибки. Если у меня будут дети, я подожду, пока им станут интересны отношения, и все объясню.

Саша Барановская для «Медузы»

Мама знает о моей сексуальной ориентации. У нас получился забавный каминг-аут. В 16 лет у меня появилась первая девушка. Как-то раз я заснула, когда мы сидели у меня дома. Моя подруга не стала меня будить и ушла, оставив записочку: «Люблю тебя, целую. Завтра увидимся. Напишу, как буду дома». Когда я проснулась, в комнату вошла мама, увидела записку и сказала: «Ух, какая у вас любовь-морковь!» Через несколько дней она застала меня за рисованием плаката для прайда. Объяснять ничего не пришлось.

После этого случая мама начала строить из себя противника геев и при любой возможности высказывалась в поддержку [депутата Госдумы Виталия] Милонова. Дело в том, что она уже много лет скрывает свою ориентацию от бабушки, которая живет с нами в одной квартире. Боится ссор и криков. Как мама объясняет, почему раньше с нами жила Катя, а теперь Ира, я не знаю.

Я сама рассказала бабушке о том, что люблю не только парней. Это случилось во время очередной ссоры на тему того, что я много времени провожу с мальчиками. Дело в том, что большинство моих друзей — парни. Бабушке казалось, что это все мои женихи и я обязательно с ними сплю. Чтобы разубедить ее, пришлось сказать правду. Теперь каждый раз, когда по телевизору говорят о геях, лесбиянках или Милонове, бабушка начинает со мной ссориться. Зато она больше не воспринимает моих друзей как женихов.

Из родственников обо мне знает еще сестра, но ей плевать. Отец в ответ на мое признание пошутил, что я вся в мать. Больше мы этой темы не касались.

ЛГБТ-сообщество

Долгое время никто не знал о том, что я живу с мамой и ее девушкой. В первой школе, где я проучилась до восьмого класса, у меня и без этого были проблемы с одноклассниками. Одной из причин был слух о том, что мне нравятся девушки. За это я получала не только от парней, но и от девочек. Последние, кстати, всегда больше возмущались на тему моей ориентации. До сих пор не понимаю почему.

Говорить о семье я начала только во второй школе. Там мне повезло — одноклассники были очень толерантные и нормально отнеслись ко мне и моим родителям, то есть маме и ее девушке. Учителя об этом, конечно, ничего не знали.

Из-за внешнего вида люди часто воспринимают меня как лесбиянку. Как-то раз ко мне подошла компания ребят, которые начали говорить, что геи — не люди, а семьи, как моя, вообще надо сжигать на кострах. Повезло, что с ними был мой знакомый. Когда речь зашла о применении насилия, он за меня вступился. Но несколько раз я отхватывала во время подобных стычек.

Чтобы суметь постоять за себя, я пошла на бокс и начала заниматься спортом. Еще по возможности перестала ходить одна. У меня достаточно много друзей, в том числе из ЛГБТ-сообщества, которые готовы меня защитить. Что касается эмоциональных переживаний, то я каждый раз себе говорю: «Они неправы. Не знают, о чем говорят. Какая мне разница?» Конечно, в самом начале было тяжело справляться с негативом, но сейчас нормально.

Думаю, пока существует «Единая Россия», в нашей стране не будет однополых браков. Они, как и Путин, ориентируются на советских людей с такими же устоями. Не обращают на молодежь внимания, принимают законы, противоречащие Конституции. А потому, как бы молодые ни пытались установить равноправие и искоренить миф о том, что любить человека своего пола значит быть психически больным, у них ничего не получится.

Я считаю неправильным ограничивать однополые пары в возможности воспитывать детей. Лучше ребенок будет расти в ЛГБТ-семье, чем у алкоголиков или наркоманов, не обращающих на него внимание. Я ни разу не пожалела, что меня воспитывали две женщины. Мне хочется иметь семью и детей. Но в России для представителей ЛГБТ-сообщества это практически невозможно.

Нил, 19 лет, Минск

Папы

У меня два замечательных отца, Юрий и Владислав. Обычно я обращаюсь к ним по именам, но иногда могу назвать и папами. Причем каждый интуитивно понимает, кого из них я зову, — не думаю, что это связано с интонацией.

Малознакомым людям мои родители могут показаться очень суровыми, но на самом деле они добрые, заботливые и милые. Меня всегда могли обнять и приласкать. Так что утверждение о том, что мужчины не склонны проявлять ласку и нежность, — это стереотип. Вообще, я считаю, что в этом мужчины не отличаются от женщин. Еще мои папы очень тактичные — в случае конфликта они в первую очередь ищут собственную ошибку.

Родители уделяли мне много времени и внимания. Не могу сказать, что между ними было какое-то распределение ролей. Скорее каждый из них учил меня тому, в чем разбирается. А если они оба знали тему, то совмещали свой опыт воедино и передавали его мне. Так, папы вместе учили меня дизайну и сбору статистических данных. Последнее было нашим любимым занятием.

Дело в том, что с детства мне нравилось собирать различные топы — например, «Самые жаркие страны», «Самые богатые люди» или «Самые быстрые автомобили». В то время интернет только зарождался, а потому нельзя было просто открыть ютьюб и найти кучу видео по запросу — все данные приходилось собирать самостоятельно. Мне же было важно найти самую свежую информацию, иначе я сильно разочаровывался. Позже я увлекся поиском первоисточника и проверкой достоверности данных — это очень помогло мне в жизни.

Конечно, у нас с папами были и другие совместные занятия. Мы очень любили собирать мозаику — но не маленькую, которую обычно дают детям, а огромную, с кучей пазлов.

О сексе со мной заговорили, когда мне было 13 лет. Родители объяснили, как происходит этот процесс, рассказали про заболевания и способы защиты. Поначалу было неловко, но спустя минут десять я осознал, что секс — это совершенно обычное явление, способ получить удовольствие и выразить свои чувства в высшей мере. Так что стыдиться здесь нечего. Со своими детьми я поговорю точно так же, потому что считаю, что подросток должен быть сексуально образован, чтобы не навредить себе и не наделать ошибок. Очень удручает, что в некоторых семьях не принято говорить на эту тему и родители винят детей в проблемах, возникающих из-за их неосведомленности.

Саша Барановская для «Медузы»

«Родить — это одно, а любить — совершенно другое»

Я понял, что у меня необычная семья, когда мне было пять лет. Других детей из садика забирали не только папы, но и мамы. Естественно, это вызвало у меня много вопросов. Тогда родители максимально просто объяснили, почему наша семья отличается от других. Сказали, что иногда люди одного пола испытывают чувства друг к другу и хотят быть вместе. В обществе считается нормальным только союз мужчины и женщины, но если ты действительно любишь человека и дорожишь им — какая разница, какого он пола? Это не должно ограничивать и мешать возникновению семьи.

Я совершенно спокойно воспринял объяснение родителей. Вообще, у меня никогда не возникало на этой почве депрессий или истерик, все было гладко. Позже, когда мне было 13 лет, папы рассказали об истории их знакомства и решении быть вместе. Они встретились в 1993-м, когда им было по 23 года, на квартире у общего друга. Тогда в их компании было принято скидываться и на собранные средства покупать различные приставки, видики и игры. Квартира превращалась в такое антикафе для своих.

Отношения пап перешли на совершенно новый уровень, когда сестра Юрия родила ребенка. Она решила отдать меня, когда мне еще не было года. Так и появилась семья из двух пап. К маме я обращаюсь только по имени, а своими родителями считаю Юрия и Владислава. Потому что родить — это одно, а вырастить, дать образование, любить — совершенно другое. Это действительно быть родителем.

Я никогда не чувствовал нехватку мамы, хотя она не принимала участия в моем воспитании. Сейчас мы общаемся и даже видимся, но, увы, не очень часто, так как она живет за границей. Я не держу на маму зла. Прекрасно понимаю, что она испугалась ответственности, которая легла бы на ее плечи. Человеку свойственны ошибки, так уж он устроен. Главное — признавать их. И если не пытаться исправить, то по крайней мере не сделать хуже. В любом случае благодаря маме у моих пап получилось создать прекрасную семью.

Не знаю, отличается ли воспитание в моей семье от других, но, понаблюдав за жизнью сверстников и одноклассников, могу точно сказать, что однополая семья нисколько не уступает традиционной. Дело в том, что люди, создающие однополые семьи, делают это далеко не спонтанно. Они предварительно взвешивают все за и против, просчитывают тонкости и проходят крайне тяжелый путь. Тогда как в семьях некоторых моих одноклассников творился полный хаос — алкоголизм, насилие, безразличие к детям.

Честно говоря, я никогда не понимал, для чего люди заключают союзы, где само понятие семьи искажено до извращения. Некоторые просто пускают все на самотек, продолжая утверждать, что они хорошие родители, тогда как их ребенок недополучает ласки и социального образования.

«Ни голубых, ни розовых не будет»

Раньше мы довольно часто переезжали, но не из-за плохого отношения сверстников ко мне, а потому что папы хотели найти для меня лучшее место. Так и получилось, что за свою жизнь я сменил три школы.

Поначалу я боялся упоминать о том, что у меня два папы. Во второй школе об этом каким-то образом узнали, и одноклассники практически перестали со мной общаться, даже пытались как-то унизить. Но это не привело к кардинальным проблемам, потому что родители научили меня проявлять твердость в подобных ситуациях. Так, я пытался парировать все высказывания в свою сторону. Ведь главное — убедить человека в том, что он неправ, и подвести его к тому, чтобы он испытал стыд за свои слова.

В последней школе меня долго расспрашивали о семье, но я уходил от ответа. А когда решился рассказать, одноклассники отнеслись совершенно по-разному. Разговаривать со мной не перестали, правда, были те, кто минимизировал общение до простого «привет-пока». Позже я узнал, что такому отношению поспособствовали их родители. Они утверждали, что я какой-то не такой и моя семья чуть ли не прокаженная, а потому надо обходить меня стороной.

Несмотря ни на что, в школе у меня появилось несколько хороших друзей. Да и в целом общение со сверстниками проходило хорошо. Проблем с девушками — я гетеросексуал — у меня тоже не было, хотя пока говорить об отношениях не приходится. Сейчас у меня есть более приоритетные задачи.

Больше я не сталкивался с негативным отношением к своей семье. Вообще, я не вижу смысла говорить всем о том, что у меня два папы, и стараюсь обходить эту тему. Мне нужно хорошо узнать человека, перед тем как решить, хочу ли я ему рассказать. Что касается деталей о моей семье и тем более знакомстве с папами, то это я могу доверить только самым хорошим друзьям.

Мои папы занимаются достаточно творческой деятельностью, связанной с компьютерными технологиями. На работе они в основном взаимодействуют с людьми, которые обладают критическим мышлением и нейтрально относятся к таким семьям, как наша. К счастью, коллеги моих родителей не потребляют всю информацию из телевизора и не считают, что человека нетрадиционной сексуальной ориентации нужно сторониться или унижать.

Отношение к представителям ЛГБТ-сообщества в Беларуси хорошо видно из слов президента республики Александра Лукашенко, заявившего, что пока он находится на этом посту, «ни голубых, ни розовых не будет». Многие разделяют его позицию. Я не раз слышал, как бабушки и, что самое страшное, молодые люди обсуждали, что однополые отношения навязывает им Запад, что это дестабилизирует моральные устои и разрушает духовные скрепы.

Родители рассказывали, что еще в начале 2000-х годов к ЛГБТ-сообществу не было такой ярой агрессии. Думаю, выступление группы «Тату» в Кремле лучше описывает эту ситуацию. Только представьте, что сейчас в центре Москвы выступает коллектив однополой пары (позиционирующей себя таковой — прим. «Медузы»), а в перерывах между композициями его участники целуются на глазах у тысячи людей. Звучит как выдумка, но ведь это было. Вообще, мне кажется, что мы переживаем период социальной деградации. Люди испытывают беспочвенную злость, а власть издает абсурдные законы, запрещающие однополые отношения.

Думаю, изменение отношения к ЛГБТ в первую очередь зависит от людей. Конечно, я понимаю, что правительство в данном случае занимает главенствующую позицию, его слово — закон. Но людям просто необходимо разобраться в этом вопросе. Я неоднократно слышал, как некоторые рассказывают о своей ненависти к геям, утверждая, что те до всех домогаются, или говорят о необходимости запрета однополых браков, потому что иначе начнется хаос. Как послушаешь, уши вянут. Но, увы, не уверен, что в ближайшие десять лет что-то изменится.

Кристина Сафонова