Перейти к материалам
истории

«Владимир Ростиславович, вы запретили?» Дискуссия Путина, Мединского и Миронова об отмене рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» в Омске

Источник: Meduza
Фото: Михаил Климентьев / пресс-служба президента России / ТАСС

В пятницу, 2 декабря, президент Владимир Путин потребовал разобраться с отменой рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» в Омском музыкальном театре. Это произошло на совместном заседании двух советов — по русскому языку и по культуре — в Санкт-Петербурге. Разговор о рок-опере начался с подачи худрука Театра наций Евгения Миронова, который заявил, что в театральной среде появились опасения по поводу ограничения свободы творчества, и связано это с противоправными действиями чиновников (похожие опасения ранее высказывал руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин; его речь на эту тему можно прочитать тут). Дискуссия между Мироновым, Путиным и министром культуры Владимиром Мединским оказалась настолько любопытной, что «Медуза» публикует кусок стенограммы с этой встречи (полная расшифровка доступна на сайте президента России). 

Диалог Путина и Миронова
Meduza

Евгений Миронов: Вы знаете, наверное, вы тоже слышали, что к запрету попал спектакль «Иисус Христос — суперзвезда» в Омске. Этому спектаклю уже около 30 или 40 лет. Он успешно идет в мире и успешно идет в Москве, например в Театре Моссовета. Но понимаете, уважаемый Владимир Владимирович, поскольку мы боимся цепной реакции, когда такое случается в маленьких городах, это очень быстро может распространяться, и такие действия могут привести к тому, что, вы знаете, получаются иногда очень глупые вещи. У нас идет спектакль в Театре наций «Сказки Пушкина». И я взрослый человек, и поставил его очень знаменитый режиссер, уже совсем взрослый человек стал, тем не менее к нам тысячу раз подходили «доброжелатели», говорили: «Уберите „Сказку о попе и работнике Балде“».

Владимир Путин: Кто его запретил?

Евгений Миронов: Нет, его никто не запретил. Я говорю сейчас про конкретный спектакль «Иисус Христос — суперзвезда».

Владимир Путин: Кто запретил‑то его?

Евгений Миронов: Власти.

Владимир Путин: Власти какие‑то абстрактные или конкретные есть власти, представленные конкретными людьми? У нас Министр здесь вот, Владимир Ростиславович.

Евгений Миронов: Это было не рекомендовано.

Владимир Путин: Владимир Ростиславович, вы запретили?

Владимир Мединский: Я пытаюсь разобраться сейчас, Владимир Владимирович. Я точно не запрещал. Министр культуры Омска, Виктор Прокопьевич, он бывший директор Омского драматического театра. Ему бы в голову не пришло запрещать. Сейчас выясняю.

Владимир Путин: Да, надо вот с этим разобраться. Понимаете, мы такие вещи должны все‑таки доводить всегда до логического завершения, потому что просто так с обеих сторон сказать: «Вы запретили», — а вторые говорят: «А мы к этому никакого отношения не имеем». Надо понять, что реально происходит. Только поняв реально, что происходит, можно сделать и выводы правильные, и принять соответствующее решение.

Евгений Миронов: Если вы позволите, мы подготовим вам тогда ряд нарушений, которые были, которые прошли незамеченными. Например, срыв гастролей театра «Сатирикон» в вашем родном городе, в Санкт-Петербурге.

Владимир Путин: Срыв гастролей — это не запрет. Это то, что вы сказали про активистов. Знаете, здесь всегда очень тонкая грань между тем, что я назвал опасным эпатажем, и свободой творчества. Эти активисты, я условно говорю, пришли в редакцию Charlie Hebdo и расстреляли людей. Вот вопрос: нужно ли было этим карикатуристам наносить оскорбления представителям ислама? Они воспринимают как оскорбление то, что было опубликовано. Другое дело, что, может быть, художники не хотели никого оскорбить, но они оскорбили. Повторяю, это тонкая очень вещь, тонкая грань, это зависит всё от чувства такта нашего с вами, с одной стороны, чиновничьего аппарата, с другой стороны, представителей творческих профессий.

Чиновники часто действуют не потому, что они хотят что‑то сдержать, «хватать и не пущать», у нас общая установка этого не делать, не возвращаться к этому никогда, но многие не хотят, чтобы у нас трагедии повторились такие, как в Париже. Мы не должны об этом забывать ни на секунду. Если у представителей одних конфессий это вызывает такую, скажем мягко, неадекватную реакцию и ведёт к преступлениям, у представителей других конфессий такого, слава богу, нет. Но это не значит, что не может быть какого‑то всплеска, там ведь тоже достаточно радикалов, во всех конфессиях. Просто мы должны это иметь в виду и ни в коем случае не доводить до этого, не раскалывать общество на это. Я ведь, обратите внимание, когда говорил об этом, сказал, что в самом сообществе должны быть выработаны определенные критерии. Они тонкие, как я уже сказал.

Может быть, неуместен будет мой пример, но вы знаете, что я всю жизнь занимаюсь борьбой, борьбой дзюдо. Там есть высшая оценка — иппон. Знаете, что написано было всегда в правилах, за что дается иппон? Бросок должен быть переведен сильно и быстро. Пойди разберись, где там сильно и быстро. Но выработаны критерии определенные, и они соблюдаются в профессиональном сообществе. Не дай бог где‑нибудь на больших соревнованиях нарушить, судью просто снимут и никогда больше не пустят, чтобы он занимался судейством в будущем.

Эти критерии нужно выработать и в творческой среде. Непростая задача, но было бы очень хорошо, если бы не мы, а вы смогли это сделать. И тогда мне было бы легче останавливать, честно говоря, и чиновников, которые переходят границы. Таких, конечно, достаточно у нас всегда было в России, и тем более в Советском Союзе. Давайте вместе над этим подумаем, вместе. Хорошо?