Пять лет назад не стало Дэвида Боуи. Профессор Уилл Брукер год повторял события из жизни музыканта — и написал книгу «Почему Боуи важен» Мы публикуем ее фрагмент
Дэвид Боуи умер 10 января 2016 года — ему было 69 лет, он долгое время боролся с раком. В 2015 году британский профессор культурологии Уилл Брукер начал эксперимент, посвященный музыканту: он собирался год жить, как Боуи, так же питаться, делать тот же макияж, слушать ту же музыку и читать те же книги — чтобы лучше понимать мотивацию и характер рок-звезды. Этот эксперимент лег в основу книги Брукера «Почему Боуи важен» — в декабре 2020 года она вышла на русском языке в издательстве Individuum (перевод Сергея Афонина и Виолетты Бойер). С разрешения издательства «Медуза» публикует фрагмент книги, в котором Брукер описывает то, как менялось отношение Боуи к своему здоровью.
Как мы сюда попали? Из кусочков мозаики жизни Боуи мы можем воссоздать его путь от всемирной славы 1980-х до последних месяцев жизни в конце 2015 года. Любое резюме событий этих десятилетий неизбежно будет упрощением, ведь жизнь человека сложнее любых обобщений, но мы можем определить базовый сюжет и сочинить историю с Боуи в главной роли.
Как он утверждал впоследствии, именно страх смерти был источником его сумасшедшей энергии на протяжении 1960-х и 1970-х годов. «Даже в юности я всегда понимал, что смерть — это единственный несомненный факт жизни. Но это меня не отягощало, а толкало к безудержной, маниакальной деятельности». Мы видели, как этот страх двигал его вперед, возможно, в сочетании с постоянным ужасом перед шизофренией, которую он считал наследственной болезнью. Он чувствовал, что ему нельзя останавливаться, он должен продолжать работать и двигаться. Эта энергия приняла другую форму в 1980-х годах, когда он стал осторожнее и прагматичнее. Примерно в 35-летнем возрасте, возможно, уже понимая, что доживет до сорока и дольше, он начал осознаннее задумываться о коммерческом будущем и решать, как выгоднее использовать успех, чтобы стать мировой мегазвездой. Вместо того чтобы постоянно опережать культурный процесс, он попробовал предугадывать желания мейнстримной публики, однако все чаще — особенно с альбомами Tonight (1984) и Never Let Me Down (1987) — его попытки стали проваливаться. «Я старался быть предсказуемым, — говорил он впоследствии. — Но никто не хотел предсказуемости».
В период между 1982 и 1992 годами его основной резиденцией стал замок Шато дю Синьяль, расположенный среди лесов на вершине холма, неподалеку от Лозанны. Я поднялся туда, мельком взглянув на поместье, видневшееся из-за деревьев, и прошелся по берегу Женевского озера. Это очень красивое, очень тихое, очень дорогое и очень уединенное место. Он сэкономил на налогах, но оказался в изоляции и бездействии. Используя характерное для него сравнение с моряком, он признался: «Я упустил попутный ветер и оказался в творческом застое. Я угождал определенной аудитории». Люди, работавшие с ним в то время, говорили, что он буквально лез на стены от скуки.
А затем Дэвид Боуи нашел свое счастье и отразил это в очередном альбоме. Black Tie White Noise 1993 года — фактически свадебный альбом, сочиненный в честь Иман: они поженились в апреле 1992 года. «Утренняя звезда, ты прекрасна», — без тени смущения поет он в песне «Miracle Goodnight». Это песня довольного жизнью человека. К счастью, Иман сочла Шато дю Синьяль слишком тихим местечком, предпочтя городскую жизнь, и пара выставила его на продажу.
После альбома Black Tie White Noise Боуи насладился творческой свободой, поучаствовав в эзотерическом проекте в духе его ранних опытов в Бромли: ему заказали саундтрек к мини-сериалу BBC по мотивам книги Ханифа Курейши «Будда из пригорода». Курейши встретился с Боуи, просто чтобы спросить, могут ли создатели сериала использовать некоторые из его старых песен. Боуи ответил, что напишет новую музыку. Напряжение спало, и он снова начал экспериментировать. «Пора мне начать делать записи для себя, а не для других», — сказал он Дилану Джонсу в 1994 году.
Альбом Outside, выпущенный в 1995 году, стал переработанной версией пространной футуристической эпопеи, в которой Боуи сыграл множество ролей — от женщины-преступницы до ребенка-жертвы, от старика до Минотавра. На этот раз речь шла об актерской игре, а не о перевоплощении: Рамона А. Стоун и Натан Адлер не стали его альтер-эго наподобие Зигги. Он просто развлекался. Его следующим публичным образом стал волшебник в рваных нарядах от Александра Маккуина с подведенными черным глазами и светло-медными волосами. Этот персонаж так и остался безымянным, но строчка из песни «The Hearts Filthy Lesson» — «кто надевал одежду Миранды?» — всегда побуждала меня отождествлять его с Просперо из пьесы Шекспира «Буря», творящим свое последнее волшебство перед тем, как навсегда отказаться от магии.
Та же озорная энергия ощущалась в драм-н-бэйсе альбома Earthling, который Боуи выпустил в год своего пятидесятилетия, и на концертах тура в его поддержку. Но в 1999 году он от нее отказался, что внешне отражено на обложке альбома «hours…». Просперо лежит на руках ангелоподобного длинноволосого Дэвида и смотрит на своего преемника — торжественная передача полномочий в преддверии нового тысячелетия. Теперь, отрекшись от пантомимы, Боуи был готов играть роль зрелого куратора. А затем, в августе 2000 года, родилась его дочь Александрия Захра Джонс — и все снова изменилось.
В начале 1990-х Боуи по-прежнему вдыхал «огромные дозы кокаина», о чем рассказал психолог Оливер Джеймс (Дилан Джонс цитирует его в сборнике интервью). «Это было, конечно же, до появления Иман». На протяжении 1990-х он оставался и заядлым курильщиком, разве что перешел с крепких Gitanes, своей любимой марки в 1970-е, на Marlboro Lights. В 1997 году в интервью Джарвису Кокеру для газеты Big Issue он признался, что выкуривает сорок сигарет в день. «Надо бы перейти на легкие сигареты, ведь я знаю, что рано или поздно, когда появится ребенок, все равно придется бросить курить». Это была его последняя вредная привычка. «Я курю как паровоз, — рассказывал он в конце десятилетия. — Но это все. Я принимаю Tylenol и больше ничего. Я больше ничего не принимаю, не пью и не употребляю наркотики».
В результате он окончательно бросил курить — в конце 1999 года или к декабрю 2001-го, в зависимости от того, кого вы слушаете или кому верите. Теперь он ежедневно вставал в пять утра, еще до пробуждения ребенка, регулярно медитировал и занимался боксом с персональным тренером. Личный повар готовил ему здоровую еду. Он принимал лекарство для снижения холестерина по предписанию врача. Новому тысячелетию — новый распорядок дня. По обыкновению, он даже переписал свою биографию, сказав Кейт Мосс, что «не особо употреблял» наркотики в молодости. Он хотел очистить в том числе и свое прошлое «я».
Он хотел жить, и жить хорошо — ради Лекси (семейное прозвище дочери). Они уже испытали страх 11 сентября 2001 года — Боуи позвонил Иман в тот момент, когда второй самолет врезался в башню Всемирного торгового центра. Иман с ребенком находились на Манхэттене, а он — в студии звукозаписи к северу от Нью-Йорка. «Бери коляску, — велел он ей. — И бегом оттуда». Она взяла коляску и пробежала с ней двадцать кварталов. Впоследствии Дэвид посетил Граунд-Зиро и написал песню об «огромном белом шраме над Бэттери-парком». Она превратилась в «New Killer Star», открывающую изданный в 2003 году альбом Reality. Концертный тур в поддержку этого альбома оказался для него последним.
Несмотря на новый, здоровый образ жизни, тело начало его подводить. Сначала обычная ангина, из-за которой он не попадал в ноты в песне «China Girl» и с отвращением швырял микрофонную стойку. К такому он не привык. «Ты что, не понимаешь, что последние 25–30 лет берут свое?» — спрашивал Майк Гарсон, многолетний пианист его группы. Вслед за проблемами с горлом случился грипп, из-за которого пришлось отменить концерты в декабре 2003 года. На выступлении в Осло ему в глаз попал леденец на палочке, брошенный кем-то из публики: «Ты, мерзавец. Не забывай, у меня только один глаз. А другой только что стал еще более декоративным». Затем в Праге он с трудом допел песню «Reality», ушел со сцены, очевидно испытывая боль, а потом вернулся, чтобы извиниться и пожаловаться на защемление нерва в плечевом суставе. Он завершил концерт, сидя на табуретке. В Германии, сразу после следующего концерта, его увезли в больницу для установки стентов в артерии. Музыканты его группы считают, что на сцене с ним случился инфаркт, но официально это никогда не подтверждалось.
Другие источники сообщают, что это был не первый и не последний раз. Гитарист Ривз Гэбрелс говорил, что Боуи испытывал боли в грудной клетке в течение многих лет, но «он взял с меня слово хранить молчание… надо было сказать об этом Иман». Ссылаясь на информацию от «близкого к Боуи человека», Венди Ли утверждает, что за несколько лет до своей смерти он перенес шесть инфарктов. Боуи явно пытался справиться с серьезной болезнью, скрывая ее от всех. Он научился отделять личную жизнь от публичного имиджа и контролировать информацию о себе в СМИ. Если все поверят лжи о том, что он здоров, может быть, в какой-то мере она станет правдой?
Теперь он был ньюйоркцем. Это произошло как бы само собой, незапланированно. В 2003 году он осознал: «Я живу в Нью-Йорке дольше, чем где-либо. Это невероятно». Он хорошо изучил районы Манхэттена Нолита и Сохо — свою новую территорию. Он знал, когда стоит выйти, а когда остаться дома. Он махал рукой Моби, идущему по другой стороне улицы, болтал с папашами в местном парке, перекусывал сэндвичем с жареной курицей и кресс-салатом из закусочной Oliveʼs на Принс-стрит и по дороге домой покупал пакет апельсинов. Десять лет между туром в поддержку альбома Reality и выпуском The Next Day, ставшие периодом его неофициального ухода со сцены, очень сильно отличались от всех предыдущих десятилетий его жизни: это было прекрасное время, но ритм жизни изменился. Энергия теперь была другой — он больше никуда не спешил: «Семья выровняла меня. Я объясню вам, в чем тут дело, — в переходе от бурной деятельности к созерцательному бытию. Ты должен ценить каждую минуту своей жизни и не сидеть сложа руки». Теперь, зная о своей физической уязвимости, он просто хотел продлить жизнь.