Перейти к материалам
Лера в петергофском доме-интернате, 28 декабря 2017 года
истории

Сказка о потерянном времени Как американская семья уже пять лет борется за право завершить удочерение девочки из России. Репортаж «Медузы»

Источник: Meduza
Лера в петергофском доме-интернате, 28 декабря 2017 года
Лера в петергофском доме-интернате, 28 декабря 2017 года
Елена Лукьянова / «Новая газета»

В декабре 2012 года семье Моррис из американского города Сан-Диего не хватило нескольких дней для того, чтобы завершить удочерение российской девочки Леры с синдромом Дауна — в силу вступил «закон Димы Яковлева», запретивший гражданам США усыновлять детей из России. Моррисы, как и еще около тридцати семей, оказавшихся в похожем положении, начали бороться: создали свою ассоциацию, подали на Россию в Европейский суд, но выиграть смогли только денежные компенсации. Спустя пять лет после вступления в силу «антисиротского» закона они все еще продолжают попытки удочерить Леру. Журналист «Эха Москвы в Петербурге» Максим Ярыгин встретился с девочкой в петергофском интернате и поговорил с ее несостоявшейся американской семьей.

Юго-западная окраина Петербурга, Петродворцовый район. Всего в пяти километрах отсюда — знаменитые петергофские фонтаны и резиденция Владимира Путина в Стрельне, а здесь — разбитые дороги, заброшенные здания и пустыри, среди которых стоит дом-интернат № 1 для детей с отклонениями в умственном развитии. По пути мы с коллегами-журналистами заезжаем в магазин — купить на новогодний праздник в интернате какие-нибудь сладости.

Одноэтажное здание за железным забором раскрашено в цвета радуги. Пешеходные дорожки к нему все покрыты льдом, идти приходится по колее, оставшейся от автомобилей.

— Вы к кому? Из какой группы? — спрашивает открывшая дверь женщина.

Узнав, что мы пришли к Лере, женщина звонит кому-то из коллег и говорит: «Тут родственники приехали». Это неправда, однако слова про приехавших родственников моментально разлетаются по всему учреждению, и вот нас уже торжественно ведут в актовый зал. 

«Проходите, проходите дальше… Там в первом ряду, может быть, есть места», — шепчут нам. Свободных мест нет, приходится сесть на пол. Кругом нарядные взрослые — родители (многие отдают своих детей с отклонениями сюда, так как не могут с ними справиться) и воспитатели. Многие дети — в инвалидных колясках.

Дети и воспитатели разыгрывают «Сказку о потерянном времени». В представлении участвует и 12-летняя Лера. У нее синдром Дауна, и она еще пять лет назад должна была быть удочерена американской семьей. За несколько дней до удочерения вступил в силу запрет на усыновление российских детей гражданами США— и Лера осталась на окраине Петербурга.

Елена Лукьянова / «Новая газета»

Полная неразбериха

Жительнице калифорнийского города Сан-Диего Катрин Моррис сейчас 49 лет, она домохозяйка, занимается воспитанием детей. У нее и у ее мужа, инженера Стивена Морриса, их четверо. Это трое своих сыновей — двое уже совершеннолетние — и 10-летняя дочь, удочеренная в США в 2010 году. Летом 2012 года семья решила удочерить ребенка из России — Леру.

Семья Моррисов прилетела знакомиться с Лерой в июле 2012 года. По словам Катрин, она хотела усыновить ребенка именно с синдромом Дауна. 

«Мы знали, что сможем обеспечить правильную заботу и уют, потому что я работала с такими детьми раньше, — объясняет женщина. — Я знаю: у них есть большой потенциал, если им дать все необходимое для реабилитации и учебы. Мы решили удочерить ребенка из России — всегда любили русскую культуру, плюс в США очень мало детей с синдромом Дауна, которых можно усыновить. Почти все, кто не прервал беременность, узнав об этом, растят и воспитывают таких детей самостоятельно. Но мы знали, что в России ситуация складывается иначе». (По данным, которые приводил «Коммерсант», сейчас от детей с синдромом Дауна в России отказываются до 50% матерей; в советское время этот показатель был гораздо выше.)

В октябре 2012-го Моррисы подали все документы в Санкт-Петербургский городской суд на удочерение Леры. 26 ноября суд вернул их и постановил к 30 декабря 2012 года исправить все недочеты.

О законопроекте, который запретит удочерение Леры, Катрин Моррис узнала в день рождения девочки — 19 декабря. Даже когда 28 декабря закон подписал президент Путин, семья Моррис думала, что им все же разрешат закончить процедуру — ведь она была начата, когда даже идеи этого закона еще не существовало. «Была полная неразбериха — вообще непонятно, кто успеет усыновить ребенка, а кто уже нет, — рассказывает о тех днях Катрин Моррис. — Следующие четыре месяца представители нашего правительства звонили нам, рассказывали, что пытаются уладить вопрос усыновления с властями России. Но в апреле 2013 года нам сказали: „Мы перестали вести переговоры, вы можете усыновить ребенка из другой страны, но не из России“». Потом пришел официальный ответ от российских властей, в нем говорилось, что обращение Моррисов об удочерении «возвращено в базу данных».

Катрин и Стив Моррисы с Лерой в доме-интернате

Рождественское чудо от Путина

Катрин Моррис написала в российскую благотворительную организацию «Даунсайд Ап», которая помогает семьям, где у детей есть синдром Дауна. Она просила найти Лере новую семью. Ей сказали, что это будет почти невозможно, — обычно детей с таким синдромом в приемные семьи не берут.

Тогда Моррис начала бороться. Из-за принятого в декабре 2012 года закона процедуру усыновления, помимо Моррисов, не успели завершить еще 30 американских семей. Они организовались в сообщество под названием Parents United. Вместе они пытаются найти любые способы помочь детям, которые уже почти стали частью их семей. Они собирают деньги, пытаются привлечь американские власти и общественные организации к кампании за отмену российского закона — или хотя бы за то, чтобы дать завершить начатую до запрета процедуру.

Parents United писали письма президентам Путину, Обаме и Трампу. Например, Путина в декабре 2013 года Катрин Моррис и другие семьи просили совершить «рождественское чудо» — и дать завершить усыновление. «Мы встретили прекрасных российских детей, которых выбрало для нас Ваше правительство много месяцев тому назад. Мы полюбили этих детей. Мы держали этих детей у себя на руках, и они покорили наши сердца. Мы испытываем к ним родительскую любовь, мы мечтаем опять обнять их и встретить Новый Год вместе с ними. Как родитель Вы знакомы с радостью и глубиной отцовской любви», — говорилось в обращении американских семей к российскому президенту. Ответа на него не последовало.

Parents United подали иск в Европейский суд по правам человека — и выиграли. В январе 2017 года суд признал, что их право на справедливое судебное разбирательство в России было нарушено — все судебные процессы по усыновлению гражданами США российских детей с декабря 2012-го просто прервались. Но ЕСПЧ не хватило полномочий для того, чтобы дать американцам завершить усыновление.

«Нам присудили около 3 тысяч долларов. Но мне не нужны деньги, я хочу, чтобы Лера могла обрести дом и семью», — говорит Моррис.

Моррис и ее соратники записали видео, в котором рассказывали о своей ситуации. В 2016 году про эти семьи был снят документальный фильм «На Луну и обратно», его показывали в конгрессе США. Моррисы намерены бороться до конца — то есть еще четыре года: в конце 2021-го Лере исполнится 16 лет, а с этого возраста усыновление запрещено уже американскими законами.

У большинства ребят все хорошо

Каждый год семья Моррис передает в петергофский дом-интернат подарки — Лере, другим детям из ее группы и персоналу. Они ни разу не делали этого лично: по словам Катрин, российские чиновники предупредили ее о том, что такой поступок будет противоречить закону о запрете на усыновление. Поэтому упаковки с вещами и игрушками она пересылает через знакомых и друзей. В этом году она прислала всем девочкам по кукле, а Лере — еще и клетчатое платье и балетки. 

Директор петергофского дома-интерната № 1 Валерий Асикритов работает здесь со дня его основания в 1986 году. По его словам, сирот и детей, которых сюда привели родители, узнав о диагнозе, в интернате примерно пополам (всего здесь живут более 300 подопечных). «Родители просто не в состоянии содержать такого ребенка. Да и социум у нас к этому не готов. А ребятам нужен постоянный медицинский уход, — говорит Асикритов. —Вот мы общаемся, делимся опытом — работаем с немцами. У них там приезжают автобусы, развозят по клиникам, все быстро. А у нас поедешь с ребенком в поликлинику, надо отстоять огромную очередь, потом в другой кабинет за талончиком. Ну вы сами все понимаете».

Новогоднее представление заканчивается, воспитанников ведут по группам. Дети нас видят впервые, но некоторые тут же бегут обниматься.

Появляется и Лера. Хоть мы и видимся в первый раз, она знает, что гости приехали к ней. Лера говорит с трудом, но точно все понимает. Она тут же заглядывает в привезенный огромный пакет, начинает доставать из него подарок за подарком. Девочка немедленно хватает переданное ей платье и просит помочь его надеть (оно оказывается впору); потом бежит в игровую комнату, собирает в кучу новые и старые игрушки и пытается их спрятать под большим ковром.

Елена Лукьянова / «Новая газета»

«Как только этот [запрещающий иностранное усыновление] закон появился, я говорил, что он ударит в первую очередь по наиболее тяжелой категории детей, — рассуждает Асикритов. — Ну почти не усыновляют их в России, а за рубежом могут создать хорошие условия. Вот у нас был опыт: одна американская семья, взяла мальчика с синдромом Дауна. Мы до сих пор поддерживаем отношения. И я вижу как он развился и изменился, он стал похож на родных детей в этой семье».

«Я общаюсь со многими, кто усыновил детей из России. У большинства ребят все очень хорошо, — подтверждает Катрин Моррис. — У некоторых есть особенности, в том числе и синдром Дауна, но они хорошо учатся, умеют читать и ходят в школу с другими детьми. Мое сердце болит, когда я понимаю, сколько Лера упустила, потому что нам не дали ее удочерить».

Максим Ярыгин, Санкт-Петербург