«Я бы прекратил госфинансирование кинематографа» Полная расшифровка диалога Антона Долина и Романа Волобуева
В библиотеке Маяковского в Санкт-Петербурге состоялись очередные диалоги, цикл дискуссий на общественные темы. 29 июня на площадке «Открытой библиотеки» встретились, в частности, кинокритики Антон Долин и Роман Волобуев. «Медуза» представляет видео и полную расшифровку их диалога.
Николай Солодников: Здравствуйте, дорогие друзья, приветствуем вас в «Открытой библиотеке» на «Июньских диалогах». Простите за традиционную духоту — все окна открыты, все что возможно мы сделали. Ну, ничего, это для нас теперь уже привычная атмосфера. Спасибо, что пришли несмотря на хорошую погоду.
Хочу напомнить, что сегодня, как и всегда, можно пожертвовать деньги нашим друзьям — благотворительному фонду «Ночлежка», который помогает бездомным людям в Петербурге. Недавно «Ночлежка» опубликовала, на мой взгляд, очень важный, — подробный и прозрачный отчет о работе в прошлом году. В нашем зале находятся ящики для сбора средств для «Ночлежки».
Присоединяйтесь к нам в социальных сетях — у нас есть группа «Открытая библиотека» «Вконтакте», в фейсбуке, можно подписаться на рассылку на нашем сайте open-lib.ru. Кроме того, должен поблагодарить наших постоянных друзей и информационных партнеров — портал «Медуза», который ведет прямую трансляцию. У них же потом будут выложены расшифровки и видео.
Мы начинаем первый диалог, который называется «Кино завтра», и я с удовольствием приглашаю на сцену наших спикеров: Антона Долина и Романа Волобуева.
Я сказал ребятам перед началом диалога, что я очень волнуюсь, потому что не знаю, что можно сказать, чтобы не выглядеть идиотом на фоне двух суперпрофессионалов и специалистов…
Роман Волобуев: Это миф, что мы умные.
Николай Солодников: Ну, значит будем развенчивать этот миф! Я поздравляю всех с окончанием Московского кинофестиваля. К сожалению, он завершился, золотая многокилограммовая цепь ищет теперь своего нового обладателя. Победил фильм, представляющий очередную страну развитого социализма. Ходили ли вы на Московский кинофестиваль? Как вы относитесь к этому мероприятию? Что думаете о тех фильмах, которые там показывали?
Антон Долин: Вопрос должен звучать как «ходили ли вы на Московский фестиваль, и если да, то зачем?». Очень многие туда ходят, и я в том числе, непонятно, то ли по привычке, то ли по работе. Я вот честно попробовал год назад в многочисленных местах где я работаю, спросить, действительно ли им нужно, чтобы я что-то писал про Московский фестиваль. И везде уклончиво сказали: «Ну, если ты хочешь…» И я так и не понял, нужно ли это им.
То же самое про зрителей. Я вижу иногда, как они давятся в очередях на какой-нибудь фильм. Четкое впечатление, что им очень нужно попасть в зал. А потом входишь туда, все попали, все рады, гаснет свет, и уже через три минуты из зала начинают выходить первые люди, и они выходят на протяжении всего фильма! И если тех, кто выходит через три минуты, через 20, через 25, я с трудом, но могу понять, — ну, может быть, они думали, что там будет что-нибудь более веселое, будет 3D, а этого нет ничего… Но люди, которые досиживают… Я был потрясен, например, на фильме Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр» были люди, которые уходили за пять минут до конца! Там везде написан хронометраж, они знают, что через пять минут [фильм] кончится. Они сидят уже час сорок в зале! И вот за пять минут они выходят. Я думаю, не Миндадзе виноват. Мне кажется, это какое-то проклятие Московского фестиваля.
Я в этом году посмотрел, по-моему, пять фильмов, один из них почти целиком проспал. Мне очень понравилась одна картина, которая участвовала в конкурсе и не получила никаких призов. Это мой личный итог.
Николай Солодников: То есть, знаменитый после победы на Московском кинофестивале болгарский фильм вы…
Антон Долин: Я не смотрел его, надеюсь, что он прекрасен. К сожалению, проверить это мало у кого кроме населения Болгарии будет возможность. Ну, хочется, конечно, пожелать удачи…
Знаете, когда наступает осень, так называемый сезон наград, всякие индустриальные журналы разных стран печатают такую рекламу, for your consideration. Это какой-нибудь плакат или кадр из фильма, и подпись: мы хотели бы, чтобы это было номинировано на такую-то премию. И списки призов. И я всегда проверяю те фильмы, которые участвовали в Московском кинофестивале и даже получили призы. Включают ли их продюсеры в рекламу [слова] «победа на Московском фестивале»? Нет! Два раза видел фильмы — один из них получил «лучшего актера», другой, по-моему, специальный приз. Они поучаствовали, получили приз и забыли об этом.
Роман Волобуев: Была трагическая история с фильмом «Фанатик». Никто не помнит, что Райан Гослинг открыл Московский кинофестиваль. Когда они хотели, чтобы их номинировали на «Оскар», они хвастались «Сандэнсом» и чем-то еще, Москвы там не было.
Николай Солодников: Я сегодня с утра прочитал в фейсбуке пост известного кинокритика Андрея Плахова, который говорит, что такого рода отношение к Московскому кинофестивалю, — это глупость, потому что отборщики работают, кино надо смотреть, и это проблемы кинокритиков, что они не понимают этого кино, и что зачастую это «Пастернака не читал, но…»
Роман Волобуев: Кино — это коммуникативное искусство, поэтому проблема не-смотрения, она делится пятьдесят на пятьдесят: наполовину это, действительно, наша проблема, наполовину — проблема создателей.
Николай Солодников: Еще есть какая-то неучтенная половина организаторов этих показов, будь то кинотеатры, фестивали или кто-то еще.
Роман Волобуев: Это правда.
Николай Солодников: Роман, ну а вы-то побывали на Московском кинофестивале?
Роман Волобуев: Нет. Я сразу должен признаться, что у нас сейчас какая-то идеальная ситуация для жесткого психологического эксперимента. Есть такая книжка у, по-моему, Гилберта Адэра, который «Мечтателей» написал, называется «Закрытая книга». Там главный герой — писатель, который ослеп, долго сидел у себя на даче где-то, а потом решил вернуться и написать новую великую книгу. Поскольку он слепой и ничего не видит, он нанимает себе помощника, который рассказывает ему, что происходит в окружающем мире: читает новости, рассказывает, как Лондон изменился… Но проблема в том, что этот помощник страшно его за что-то ненавидит и обманывает его. Я уже не помню подробностей, но он говорит что-то типа того, что на Пикадилли снесли фонтан и поставили статую адмирала Нельсона, и так далее. И в итоге выходит совершенно шизофреническая книжка, где все перепутано. Вот Антон сейчас может делать то же самое — он может рассказывать про какие-то несуществующие фильмы, которые якобы вышли, и я буду сидеть и кивать. У меня просто случилась беда в виде работы в кинопроизводстве, и я за последний год видел огорчительно мало фильмов. Но если мы будем в нашем разговоре возвращаться куда-то к 2013 году, я тогда оживу!
Про Московский фестиваль я ничего не могу сказать, кроме того что я один раз сорвался с места, когда узнал что Гаспар Ноэ идет. Я знаю, что Антон его страшно ругал, но все равно было очень интересно. Но я узнал об этом за полдня, и билетов уже не было.
Николай Солодников: Прежде чем мы отойдем от Московского кинофестиваля, я хочу спросить Антона про новый фильм Миндадзе. Это картина, которая ничего не получил на фестивале. Каковы ваши впечатления об этом фильме и какова его судьба, если мы говорим о завтрашнем дне? Будет ли прокат, как отнесутся международные фестивали?
Антон Долин: Фильм «Милый Ханс, Дорогой Петр», о котором идет речь, мне очень нравится, но я отдаю себе отчет в том, что это кино… Есть огромное количество ярлыков, и все они плохие. Любой ярлык — это всегда зло. Можно сказать, что это кино не для всех, что это кино для критиков, но такое говоришь, и сразу 90 процентов людей, которые тебя читают или слушают, думают: «а, ну его к черту». А на самом деле всего лишь имеется в виду, что есть фильмы, которые отвечают каким-то шаблонам в вашей голове. Шаблонов может быть много, может быть мало, — по-разному. А есть фильмы, и это вообще искусство, которые шаблоны разрушают. Необязательно это что-то новаторское, Караваджо тоже разрушает шаблоны. Миндадзе всеми тремя своими режиссерскими фильмами разрушает огромное количество шаблонов, начиная с шаблона себя как добротного советского сценариста. Но мой взгляд, в своих режиссерских работах он нарушает примат драматургии и выдавливает оттуда себя как драматурга. Тут нет понятной, внятной, неожиданной, парадоксальной истории — эта история у него обычно такая, что надо смотреть второй или третий раз, чтобы все понять.
Я не буду углубляться сейчас в критику фильма, мне просто показалось, что это очень нестандартное кино, очень яркое, лучшее у этого режиссера. Тот редкий случай, когда его радикализм (поскольку, чего греха таить, Россия сейчас не самая модная кинематографическая империя в мировом масштабе) не позволил фильму попасть ни на Берлинский фестиваль, ни в Канны, ни на Венецианский фестиваль, и теперь, когда фильм засвечен на Московском фестивале, он уже туда не попадет.
Я сам всегда, как и все нормальные люди, ржал над Московским кинофестивалем, что он приглашает на конкурс 18 статистов и три русских фильма, и потом распределяет призы между своими — ура, мы победили болгар, иранцев и хорватов, которых никто не смотрел, которые, несчастные, приехали послужить статистами и потом грустно уехали. Ну и когда, например, побеждает фильм «Путешествие с домашними животными»… Ничего не имею против этого фильма, но он никакого отношения не имеет ни к тенденциям, ни к фестивалю, вообще ни к чему.
Сейчас был тот редкий случай, когда, если бы наградили русский фильм, участвующий в конкурсе, это не была бы марионеточная победа русского кино. Помимо прочего, почти весь фильм на немецком, и в жюри в это году были почти все иностранцы. Это была бы победа настоящего авторского кино над компромиссным, понятным, полужанровым, сделанным для публики той страны, где это было сделано. Этого не произошло. Что теперь? Ну, вы наверняка слышали разговор с министром Мединским, который зарубил этот сценарий, сказав, что так нельзя и так не было во времена Молотова и Риббентропа, уж он-то и возглавляемое им Военно-историческое общество в курсе. Против Военно-исторического общества, которого тем более никто никогда не видел, не попрешь, все покивали головой. Правильнее всех поступил Миндадзе — он тоже покивал головой, сказал «да, надо что-то менять», ничего не изменил и сделал свой фильм.
Какие будут последствия — черт знает. Я не знаю, кто его теперь будет прокатывать. Всем кинотеатрам дороги головы, и сейчас, когда придуман новый план по уничтожению российского кино и его зрителя, а именно НДС для всех иностранных фильмов, теперь все будут еще осторожнее относиться к формированию репертуара. И такой фильм, который даже на фестивале не настолько понравился, чтобы дать ему приз… Не думаю, что многие захотят рисковать своей шкурой и его выпускать в прокат. И может так случиться, что эта прекрасная картина так и не будет толком показана и увидена. Я вот знаю, что Рома хотел ее посмотреть…
Роман Волобуев: Я хотел посмотреть, да, ну, будем надеяться, что все будет нормально. Мы наблюдали полгода назад историю про другого врага народа, значительно более страшного, это был Звягинцев с «Левиафаном»…
Антон Долин: Его же американцы на «Оскар» номинировали, это вообще ужас, клеймо.
Роман Волобуев: Да, настолько враг народа, что казалось, что скоро его как Сим Симыча у Войновича с парашютом над Шенгенской зоной выбросят.
Николай Солодников: Его вчера Американская киноакадемия пригласила в свой состав!
Антон Долин: Ну все, это приговор.
Роман Волобуев: В итоге картина вышла, и Мединский как-то затих. Это вообще странный жанр, очень удобный, когда основная функция министра культуры — периодически возникать и говорить «вот этот фильм — говно». Ну, с Миндадзе немножко другая история, а обычно это бывает, когда фильм, например, взяли в Канны. На этом месте возникает министр культуры, говорит: а фильм очень плохой! — и снова исчезает. В других странах есть какие-то глупости насчет того, что надо как-то поддерживать, помогать, и если человек в Канны попал, наверное он молодец, но мы сейчас живем в условиях комической (хотя сейчас уже не очень) холодной войны, поэтому правила другие.
Николай Солодников: Мне перед началом диалога рассказали, что готов сценарий фильма о российском генетике, который собирается уехать на Запад. И уже приглашение принято…
Роман Волобуев: А генетика — это лженаука!
Николай Солодников: Да, начнем с этого.
Антон Долин: Продажная девка империализма!
Роман Волобуев: Это кибернетика!
Николай Солодников: Так вот, очередная продажная девка собирается свалить, уже стоит в аэропорту, его обнимает любимая девушка — это финальная сцена — и уже самолет на заднем плане стоит, и вдруг он смотрит в ее глаза полные слез и говорит: «Слушай, а зачем мне эта Америка!» Титры. Я думаю, кино будет снято.
Антон Долин: Я такого не читал! Я член экспертного совета Фонда кино… Но, правда, есть фильмы, которые сразу идут в министерство культуры. Но у нас такого не было.
Роман Волобуев: Это как в нашем с Антоном любимом фильме «Духless-2». Козловский едет по дороге и проезжает мимо очень страшного плаката, на котором написано «Ты нужен здесь!» Страшный момент.
Николай Солодников: Меня волнует вот какой вопрос, неочевидный, может быть: семейственность в российском кинематографе. Многие, в том числе серьезные режиссеры в России, считают, что именно это является главной причиной того, что у нашего кино нет никакого будущего и очень непонятное настоящее. Речь идет о том, что все кино на уровне запуска в производство, промо, дальнейшей судьбы, так или иначе связано либо с одной, либо с другой семьей. Может ли это являться какой-то серьезной причиной того что будущее российского кино столь туманно?
Роман Волобуев: Да нет, конечно.
Антон Долин: Рома как молодой режиссер должен ответить! Я более со стороны на это смотрю, по-моему, это какая-то параноидальная идея.
Роман Волобуев: Это та же схема, когда нужно показать, что кто-то виноват. Не Никита Михалков, которого можно любить, не любить, или, как мы с Антоном, испытывать к нему любовь напополам с ненавистью, не виноват в том, что что-то не так с кино. Это большие, глобальные, сложные, социолингвистические, извините, проблемы.
Кино ведь сейчас можно делать очень дешево, потому что пленка не нужна. Главная проблема российского кинематографа, мне о ней лет десять назад рассказал Сергей Михайлович Сельянов. Он открыл мне глаза, сказав, что в российском кинопроизводстве абсолютно все является бизнесом — сдача в аренду камер, работа агентов, — все, кроме непосредственно производства и выпуска фильмов. На этом можно закончить разговор о проблемах именно кинобизнеса, потому что, если нет цели окупить вложенные средства, нет смысла разговаривать об этом как о бизнесе. Но это не является проблемой, фильмы все равно снимаются, выходят. И уж точно дело не в том, что Никита Михалков что-то снимает и что у него есть брат.
Антон Долин: Ну, еще дети, зятья…
Николай Солодников: Если посчитать, то уже серьезное получается количество…
Роман Волобуев: Да, помимо брата у него есть еще прекрасная Анна Никитична Михалкова, о существовании которой, я надеюсь, никто не жалеет.
Антон Долин: Никто не возражает, да.
Роман Волобуев: К тому же… А вторая семья какая?
Николай Солодников: Бондарчуки.
Роман Волобуев: Не знаю, я к Федору Сергеевичу очень хорошо отношусь, а он один.
Николай Солодников: Нет, относиться можно хорошо или плохо, но что центры силы, ну, или там финансовые центры, сосредоточены в двух семьях… А кино — это же как оркестр, его не найдешь на улице…
Роман Волобуев: Так индустрия маленькая!
Антон Долин: У нас на самом деле небольшая индустрия, и то, что есть какая-то преемственность…
Николай Солодников: Мне тут подсказывают — Германы!
Антон Долин: Уже, извините, один Герман остался снимающий. Мне кажется, что самые сейчас интересные фигуры в нашем кино, они единичны. Например, Эрнст как продюсер. Где там семья? Или Тимур Бекмамбетов, какое там семейство? Разве что дух Чингисхана. Это талант, и точка. Или Жора Крыжовников — взялся человек из ниоткуда, за три копейки сделал кино с неизвестными молодыми актерами. Блестящее кино, и много денег собрал. И вот он делает уже третий фильм, и я вижу, как Фонд кино, который не одобрил финансирование фильма «Горько!» — ну, какой-то хрен с горы вылез, молодой, непонятно с чем, и все должны пьянствовать, чего там хорошего? А сейчас, с третьим фильмом, он на одном из первых мест именно в рейтингах финансирования. За него голосуют, потому что понятно: чувак талантливый, у него два раза уже получилось, конечно, получится и в третий раз. Какое отношение это имеет к семье? Никакого.
С другой стороны, возьмем Федора Сергеевича Бондарчука. Я тоже к нему прекрасно отношусь. Мне нравится его фильм «Девятая рота». Конечно, это китч, конечно, это попса, но очень здорово все сделано, в большой мировой и в том числе голливудской традиции, и есть что обсуждать. Потом он сделал фильм «Обитаемый остров». У него все было — успешный дебют, деньги, поддержка, бюджет, но «Обитаемый остров» жутко провалился. Где тут логика? Казалось бы, в этой конспирологической теории — что ни делай, все пойдет хорошо. Рекламу майонеза сделай на два часа — пойдет хорошо. Нет, проваливается.
После этого он готовит первый русский аймаксовский фильм в 3D «Сталинград». И опять включается теория заговора — конечно, всех водили за руку, кинотеатры раздвигали сеансы, Мединский всех заставил… Но это все ерунда. Если вы посмотрите на статистику больших российских блокбастеров о войне — их было много, и два из них сделал Никита Сергеевич Михалков — все эти фильмы проваливались, не имели кассового успеха. И Бондарчук в заведомо неуспешном жанре, без ярких звезд, с немцем-фашистом в главной, я считаю, положительной роли, после абсолютно провальной дилогии, в жанре, которым знаменит его отец, а не он, берет и делает фильм. И он становится самым кассовым в прокате. Вы можете меня расстрелять, но единственное мое объяснение, почему это произошло, — это талантливая картина. Это не заговор Путина и Мединского, это не купившая все семья Бондарчуков.
Николай Солодников: Но существует еще инфраструктура, административная поддержка и еще много чего, что тратится на фильмы, которые не смотрят, которые проваливаются. И в то же время мы знаем, что такое сегодня учиться в институте кино и телевидения, где люди буквально выходят на улицу и клянчат деньги, чтобы снять хоть что-то. Ситуация с дебютным кино, с подготовкой операторов, световиков, звуковиков, в стране плачевная. Денег не хватает на то чтобы готовить ремесленников, людей, которые обеспечивают процесс кинопроизводства. Но при этом с завидным упорством тратятся большие деньги и административный ресурс на поддержку фильмов про генетика, который в последний момент решает не уезжать в Америку. Не в этом ли причина того, что будущее кино туманно?
Антон Долин: Ну, тут Рома должен отвечать, потому что он — молодой режиссер…
Роман Волобуев: У меня жена художник-постановщик, тут явная семейственность!
Антон Долин: Нет, эта семейственность никуда не годится. Если бы она была хотя бы Бондарчук!..
Роман Волобуев: Я полгода назад был на каком-то круглом столе о судьбах российских сериалов, и там замечательного телевизионного сценариста Алексея Красовского спросили, почему у нас так плохо с сериалами. И он гениально ответил: «Ну, вы знаете, у нас ведь со всем плохо, почему с сериалами должно быть по-другому?». Вот, те проблемы, о которых вы говорите… Эта коррумпированность… Ну, а почему дома падают, почему некрасивая архитектура новая? Любая индустрия в микро или макроварианте воспроизводит ту схему, которая есть в стране везде, и проблемы этой схемы понятны: недостаточность образования, нет школы, никому не важен конечный результат. Кино тут ничем не отличается всех остальных сфер. Можно стать Алексеем Навальным и провести мощное расследование о финансировании фильма «Солнечный удар». Вам этого хочется? Фильм станет от этого хуже, лучше, он перестанет существовать?..
Николай Солодников: Есть шанс, что тогда не снимут «Солнечный удар-2»!
Роман Волобуев: Такого шанса нет!
Антон Долин: Снимут, конечно!
Роман Волобуев: Забудьте об этом, будем реалистами. Вот это все — выйдем на площадь, и не будет «Солнечного удара-2»… Будет!
Антон Долин: Будет больше, громче…
Роман Волобуев: …больнее!
Антон Долин: (смеется) …да, больнее, и по голове! На самом деле ответ на этот вопрос очень простой. Во-первых, деньги — это ерунда. Наша зацикленность на деньгах — это бред. В Америке, где денег гораздо больше, снимаются порой фильмы на деньги гораздо меньшие, чем у нас кто-либо, даже студент, будет снимать. Потому что люди не думают о деньгах. Когда они устраивают любой брейнсторм, их всех заботит одно: какая идея? Какой сюжет? Что нам рассказать людям, чтобы им было интересно? Они с этим ложатся спать и с этим встают с утра. Поэтому у них такая индустрия.
У нас этот вопрос не волнует ни одного человека, включая самых талантливых. У нас другой вопрос: а что пипл в этом сезоне любит? Или полюбит в следующем? Сейчас мы фильмик запустим, через пару лет постпродакшн, что у нас будет в тренде?.. Так, какие последние актеры, на которых смотрели? Этот, этот и этот… Жанр? Вот это, кажется, проканало. Так, было «Горько!», теперь снимем «Корпоратив», «Выпускной», «Корпоратив-2»… «Горько-2» уже на подходе, там вроде похороны, эта тема уже взята… Вот так они размышляют! Из этого не может получиться ничего хорошего! Деньги тут вообще ни при чем!
Все люди, которые интересуются кино, должны посмотреть фильм Джавара Панахи «Такси», получивший «Золотого медведя» в Берлине. Чувак, конечно, прекрасный режиссер, знаменитый, у него все призы… Но его реально закрыли дома, а до этого он в тюрьме был. Сейчас он под подпиской о невыезде, может хоть из дома выходить. Он снимает уже третий фильм подряд. Снимает без бюджета вообще. Ему нельзя писать сценарии! Он их пишет то ли на туалетной бумаге, то ли просто в голове. И он берет и снимает фильм на мобильный телефон и видеорегистратор. Но, поверьте, суть не в том, что он такой крутой Панахи, политический узник, и поэтому все его смотрят и награждают. Это просто отличный фильм! Он остроумный, и там хорошо играют актеры, которые вовсе не актеры, но он им придумал такой сценарий, в котором они играют как хорошие актеры. Потому что нужна идея, желание, преданность своему делу.
Знаете, что сделал бы я, если бы я был Мединский или Путин? Я давно про это говорю и это звучит как какая-то нигилистическая шутка, а это вообще не шутка. Я бы прекратил все госфинансирование кинематографа. Вообще все! Не в глупой надежде как у Навального и других идеалистов, что тут же это будет направлено на помощь сиротам, я знаю, что эти деньги пойдут на дружбу с Северной Кореей или на что-нибудь такое же полезное. Просто прекратить их кормить надо! И все, кому кино не нужно — а так получилось, что оно почти всем им не нужно, просто так сложилось, что записано в трудовой книжке или дипломе «кинорежиссер» — ну, блин, пойду, может, у кого-то есть сценарий… Вот и продюсеры говорят: ты ж кинорежиссер! Пошли, какой-нибудь фильм сделаем, сейчас замутим что-нибудь… Так не должно быть! И нигде в мире это не так!
(аплодисменты)
Николай Солодников: Когда Антон сказал: «хватит их кормить!», Никита Сергеевич Михалков с его последним проектом «Едим дома», вероятно, вздрогнул. А ведь можно и картину такую снять…
Роман Волобуев: Это как раз может быть прекрасный однокадровый фильм, как Никита Сергеевич ест!
Антон Долин: Дома! Я бы посмотрел, как он ест дома, кстати говоря!
Роман Волобуев: Абсолютно!
Николай Солодников: А я видел, кстати. Это же знаменитое — где они пироги едят с Владимиром Владимировичем.
Роман Волобуев: Я же говорю, я ничего не вижу.
Николай Солодников: Да, это 2014 год, точно.
Антон Долин: Это должно быть скрытой камерой снято, он не должен знать, что его снимают.
Николай Солодников: И все-таки, возвращаясь к теме разговора. «Кино завтра» — какое-то будущее у него все-таки должно быть? С чем вы связываете светлое будущее российского кино, каким оно будет в 2016 году, коли вы уже 2014 год пропустили?
Роман Волобуев: Я? Ну я-то с собой, конечно, но так невежливо отвечать. Да ни с чем. Мне кажется, что это абсолютно невротическая связка, которая образовалась, на самом деле, не только в кино, а во всех областях — так, у нас есть деньги только от государства, государство у нас плохое, там ужасно неприятный Мединский, но надо у него пойти и все-таки взять, ах как же, как же, как же. Кто-то идет, кто-то не идет. Но… Не знаю, может быть, я так говорю, потому что не мечтаю в ближайшее время снимать кино за 27 или сколько-то там миллионов. Меньшие деньги можно найти, и не приходя к Мединскому.
И, более того, ничего вам Мединский плохого, на самом деле, не сделает. Ну, обругает он вас. Или не заметит. И не будет у вас гигантской премьеры в «Октябре», и не будут вас по Первому каналу показывать, и рассказывать, как было с каким-то фильмом, как люди бегут с Украины (это еще до войны было), чтобы посмотреть… чуть ли, кстати, не «Девятую роту» недублированную. Что люди эшелонами переходят границу, смотрят кино в Краснодарском крае и потом возвращаются. Не будет у вас всего этого. Но кино вы снимете, и, может, даже оно кому-то нужно будет, может, даже, кто-то его посмотрит. Вот этим все и движется.
Кино, к счастью, движется вперед не гигантскими массами… Ну, есть Джеймс Кэмерон, которому обязательно нужно 200 миллионов, чтобы что-то сделать, но кино как искусство и как индустрия движется вперед маленькими упорными людьми. Смешно, когда все смотрят «Борна» и радуются, и потом мы вспоминаем, кто придумал дергающуюся камеру и «Догму 95», и как все смеялись, и как говорили, что рамка сбивается и киномеханик неправильно пленку крутит. Кино так и двигается вперед. Никто не мешает сегодня снять за три копейки великий фильм. Например, моя добрая знакомая Валерия Гай Германика является живым этому подтверждением. Кино можно снять за небольшие деньги, и оно может быть хорошим, может быть похуже, а может быть совсем гениальным. И это совсем не зависит от Мединского…
Николай Солодников: А прокат?
Роман Волобуев: От проката это тоже не зависит!
Николай Солодников: Но мы же должны это кино как-то увидеть.
Роман Волобуев: А торренты, а интернет?
Николай Солодников: Есть кино, которое хочется смотреть на большом экране.
Антон Долин: В мире существует всего два способа показа фильмов людям. Либо прокат, и в прокат мы включаем не только показ в кинотеатрах, но и интернет-прокат — легальный и нелегальный, какой угодно. То есть фильм новый появился, и люди начинают его смотреть, это называется «прокат». Или это фестивали, которых сегодня в мире больше чем дней в году. Чем занимаются все эти люди на фестивалях? Как там наш лидер сказал?.. Ну, как те, которые с грантами… Они шакалят, вот, правильное слово. И шарят, да. Отборщики фестивалей шарят и шакалят по всему миру. Они все мечтают найти новых гениев. Там фильм, если он талантливый, обязательно будет показан и, возможно, награжден. После этого найдутся люди, которые захотят на нем обогатиться и продать его куда-то. Это значит, что где-то его потом покажут в прокате все равно.
Теперь простая грустная истина. Если вы сделали фильм, и вы знаете точно от всех своих друзей, что он гениальный, но ни один фестиваль его не отобрал, и никто не взял его в прокат, значит, фильм не гениальный, и, возможно, вам следует заняться чем-то другим или снять следующий фильм. Так же как с видео на ютьюбе — что-то посмотрели миллионы, а что-то только твои друзья. И это тоже неплохо. Если ты потратил три года своей жизни, чтобы снять фильм своей мечты, и все друзья тебе сказали: «мужик, ты молодец», — это тоже хорошо.
Я по образованию филолог, писал диссертацию про русскую литературную сказку. У меня есть одна любимая метафора оттуда, я всегда ее привожу и сделаю это еще раз, потому что мне кажется, что она гениально передает все, что в России происходит. Это сказка «Старик Хоттабыч» — возможно, вы ее читали. Там герой, вы помните, советский пионер Волька, у которого как у советского пионера, нет никаких почти личных вещей, он как партизан Боснюк. И при нем существует этот джин арабский, который готов сделать все что угодно… И джин дарит ему часы — он их увидел у какого-то взрослого человека — дарит ему часы из литого золота. Вот наш кинематограф — это часы из литого золота. У нас сначала думают о материале, чтобы было побольше золота, высокой пробы. И часы очень красивые, блестящие, но они не могут ходить.
Ничего против того чтобы часы были покрыты золотом, я не имею. Это не очень красиво, но кому-то нравится. Но везде в мире, в том числе в Голливуде, сначала думают о шестеренках. Думают о том, как собрать эти часы, чтобы они ходили и показывали правильное время. А уже потом о том, сколько туда вставить брильянтов, чтобы это продавалось и чтобы были большие тиражи, как у «свотча», или поменьше, как у «ролекса». Об этом уже думают продавцы. Дело часовщика — собрать часы. У нас же никто не знает, как сделать эти шестеренки, и не интересуется этим. И почему мне очень понравился фильм Миндадзе, кстати, — потому что это человек, который думает только о шестеренках. И которому наплевать на материал, из которого это сделано.
Николай Солодников: Роман, вот вы в одном из интервью говорили, что на идею не остается времени. Художник каждый день думает о том, что бы ему пожрать, и как еще семью накормить, и на идею времени нет. Почитать книжки времени нет, посмотреть кино времени нет…
Роман Волобуев: Это вы, безусловно, сейчас описываете мою жизнь, но я такого не говорил. Действительно, когда ты что-то пишешь или снимаешь, ты мало читаешь и смотришь, с этим надо бороться, но это твои проблемы, то есть, мои. Не то что это невозможно делать. Если человек мало читает и мало думает, это, право же, его проблемы, я здесь с Антоном абсолютно согласен.
Вот, говорят, что Никита Сергеевич, когда открывал кинофестиваль, все время говорил, что мы под санкциями. Вот и мы тоже все пытаемся себе объяснить что-то какими-то санкциями. У нас чего-то нет, потому что очень плохой Путин, ужасный Мединский… Но это не главная проблема, главная проблема в голове. Я повторяю это с упорством, достойным лучшего применения, — фильм сейчас можно снять задешево, если ты не хочешь, чтобы тебе за это платили, если у тебя есть друзья, которым так это нравится, что они не попросят у тебя денег за свою работу.
Николай Солодников: А если хочется денег, хоть немного?
Роман Волобуев: Ну, идите работать на Первый канал, в «Газпром»… А в кино денег нет, и в кино денег нет во всем мире, кроме Голливуда.
Антон Долин: Да и в Голливуде студии банкротятся направо и налево!
Николай Солодников: Такое ощущение, что мы новости Первого канала сейчас включили!
(смех в зале)
Роман Волобуев: Это, конечно, ужасно неприятная и такая советская история, что художник должен быть голодным, но, вот правда, ты либо деньги зарабатываешь, либо искусством занимаешься. Я уверен, что Джеймс Кэмерон, который занимается искусством, — там просто такие шестеренки большие, что требуют вложений, — он не занимается зарабатыванием денег, он не думает о том, как продастся «Аватар». Ведь когда выходил «Аватар», вспомните — все были уверены, что дедушка, сидевший пятнадцать лет под водой — физически, он реально в батискафе нырял — что ему там голову сплющило, и что он сейчас такое… И когда появились первые кадры — какие-то синие люди, господи, он сошел с ума! Никто не верил. Студия боялась героев ставить на плакат — было звездное небо и написано «Аватар» и «от режиссера «Терминатора-2»» — даже не первого «Терминатора», потому что боялись, что молодой зритель не помнит, что это. Это история не про деньги. Не про то, как режиссер хорошо подготовился и за 15 лет заработал миллиард долларов. Это история про то как человек, прошу прошения за чудовищно пошлое выражение, 15 лет шел за мечтой, и вот пришел. Если бы «Аватар» провалился и разорил Джеймса Кэмерона, как бывает с некоторыми выдающимися фильмами, это была бы не менее красивая история. Его бы вспомнили через 20 лет и все на нем бы учились.
Антон Долин: Я очень люблю первый фильм Кэмерона, который длится минут двадцать пять, после которого его взял к себе Рождер Корман снимать фильм «Пираньи-2», тоже ужасный. И после чего наступил «Терминатор». Вот этот первый фильм — там видно, что такое настоящий Кэмерон. Там какие-то роботы между собой дерутся. Причем такие роботы — вот, буквально, как если бы мы с вами вышли сейчас на ближайшую свалку и набрали деталей, склеили их пластилином и при помощи stop motion анимации пытались бы сделать, чтобы они друг с другом дрались. То есть пытались бы делать то, на что у нас нет ни денег, ни возможностей, есть только в голове идея, что роботы должны друг с другом драться. Но в результате, когда я смотрю великий фильм «Терминатор-2» и вижу великую сцену поединка двух роботов, я понимаю, что, если бы он эту ерунду на свалке не нашел и не сделал бы на свои карманные деньги, то не было бы этого «Терминатора». Его бы не взяли подмастерьем к Корману, не было бы «Пираний-2», не было бы первого «Терминатора». А без первого «Терминатора», который был вполне малобюджетным фильмом на минуточку, с малоизвестным актером в главной роли, без этого не было второго, не было бы провалившейся «Бездны», не было бы «Титаника», не было бы «Аватара». Это прекрасный пример человека, делающего радикальное авторское кино за сотни миллионов долларов, и тут нет противоречия.
Роман Волобуев: Вот Тимур Бекмамбетов, он прекрасный режиссер, и у него очень болезненное отношение к артхаусу. Он сам, на самом деле, глубоко артхаусный режиссер — если кто-то видел фильм «Пешаварский вальс», это один из самых радикальных фильмов о войне. Но он сказочник, он из Голливуда, и я несколько раз подлавливал его на том, что он говорит: ну, как пишется сценарий артхаусного фильма — берешь нормальный сценарий, отрезаешь на худшем месте. Чтобы герой умер, и все. «Титаник»! И действительно, если вспомнить индустриальную историю «Титаника», когда Кэмерон перетратил лишние сто миллионов, все думали, все, конец карьеры, человек сошел с ума, себя закопал, какой-то корабль, какая-то неизвестная английская артистка…
Антон Долин: И готовили красивые заголовки: «Титаник утонул» и так далее.
Роман Волобуев: Да! Антон совершенно правильно напомнил: когда «Титаник» только вышел, в первую неделю, когда он, как и «Аватар», мягко что-то набирал, и никто не думал, что будет вторая неделя, третья и еще двадцать… Он же погубил половину киноиндустрии, потому что полгода проваливалось все, потому что все были на «Титанике». Но в интернете есть заметки первой недели — «Титаник» утонул», «Как ты лодку назовешь, так она и поплывет» и так далее. Вот он — автор! Кэмерон, Люк Бессон, хотя он и свихнулся… Но это тоже свойственно авторам.
Антон Долин: …Спилберг, Лукас — безусловно. Все по-настоящему крупные режиссеры большого кино — и даже Майкл Бэй, которого я терпеть не могу, — они авторы, и никуда от этого деться нельзя. Это прежде всего люди, у которых в голове есть идеи, которые одержимы какими-то образами — и эти образы мешают им спать по ночам. Никто из них не является расчетливым бизнесменом. А когда человек начинает превращаться в бизнесмена — как Лукас или как Бессон — он перестает быть тем автором и режиссером, которым был.
Роман Волобуев: У нас есть важная, оставшаяся еще с советских времен история про бескорыстность, духовность и мир чистогана. Кстати, кажется, Никита Сергеевич любит повторять фразу, приписываемую чуть ли не Стэнли Крамеру, что, знаете, чем, ребята, советское кино отличается от голливудского — мы рассказываем истории, а вы поднимаете вечные проблемы. На самом деле это все фигня. Ужас современного российского кино — тут я с Антоном абсолютно согласен — в его страшной, панической расчетливости. Это расчетливость нищего. Лузерская расчетливость, страшная и вредная. Когда ты все время думаешь, как бы всех обмануть и заманить, никто на тебя смотреть не придет.
Николай Солодников: Закончился Московский кинофестиваль, закончился «Кинотавр», чего вы ждете от российского кино, конкретно? Каких фильмов, что нужно обязательно посмотреть из того что вот-вот выйдет в прокат?
Антон Долин: Я с большим пиететом отношусь к режиссеру Сокурову, который, как мне кажется, самый крупный автор, с большой, даже преувеличенно большой буквы «А», из тех, кто снимает в России. И, безусловно, его новый фильм, несмотря на внушающее опасение название «Франкофония», должен быть очень интересным. Все его фильмы — какие-то мне нравятся, а какие-то нет — они все очень интересные. Уверен, это так или иначе должно быть сильным впечатлением. Мне очень интересно смотреть за эволюцией режиссера Звягинцева. Мне кажется, из режиссеров его поколения он самая интересная фигура, и он человек, который точно не думает ни о каких деньгах. Фильмы его для артхаусных драм довольно высокобюджетны, но это потому, что он снимает столько дублей, сколько ему кажется правильным, до идеального с его точки зрения результата. Так у нас очень мало кто работает, наоборот, часто бывает что люди, даже получив большие деньги, делают кино тяп-ляп, чтобы что-то из этого сэкономить. Звягинцева же, как и Сокурова — это, кажется, единственное что их объединяет — отличает страстная любовь к деланию кино.
Я не знаю, собирается ли что-то снимать Сережа Лобан, автор фильма «Шапито-шоу». Мне невероятно интересно, хотя это уже не русское кино получается, а не знаю какое, интернациональное, все, что делает Сергей Лозница. Последние его документальные короткометражки, которые я видел, были изумительными. Я очень жду нового фильма Жоры Крыжовникова, который будет являть собой караоке-комедию про гаишника в исполнении Дмитрия Нагиева, на основе пьесы Островского «Старый друг лучше новых двух». Когда гаишник будет петь Лепса, весь зал должен будет подпевать, там будет бегущая строка на экране. По-моему, так и надо придумывать кино.
Конечно, если уж мы заговорили про Бекмамбетова, его версия «Бен-Гура»… Страшно, но хочется посмотреть. Не все его фильмы мне нравятся, а некоторые, вроде фильма «Елки», внушают панический ужас, но я верю в Бекмамбетова как в большого, значительного режиссера, и мне очень интересно все что он делает, в Голливуде в особенности.
Николай Солодников: Роман, «Холодный фронт» мы увидим, я надеюсь?
Роман Волобуев: Нет, не в этом году.
Николай Солодников: Ну, в следующем? А чего вы ждете от российского кино?
Роман Волобуев: По тому же списку. Да я даже «Левиафана» до сих пор не видел! И вот Миндадзе хочу посмотреть. Сокурова побаиваюсь. Он действительно режиссер с большой буквы, не уверен, правда, что это «А»… Просто это всегда страшная встреча, потому что он очень сильно на тебя действует, от «Фауста» я до сих пор вот отхожу. Но, может быть, этот фильм веселый?.. Французы все-таки…