«До четырех ночи замывал и убирал эту клоаку» Начало мая в русских дневниках разных лет
Словосочетание «майские праздники» вызывает разные ассоциации — первомайские митинги и демонстрации, победа в войне, парад, выходные, огороды, дача, иногда — Пасха, страстная и светлая недели. Для нового выпуска совместного проекта «Медуза» и «Прожито» постарались найти дневниковые записи, которые рассказывали бы о событиях и явлениях, связанных с майскими праздниками.
«Прожито» — электронный корпус личных дневников ХХ века, в который команда проекта планирует загружать доступные дневники на русском языке. Задача проекта — создать инструмент, с помощью которого заинтересованный пользователь получит возможность работать с любыми выборками из всех дневниковых текстов эпохи.
Александра Богданович, жена генерала Е.В. Богдановича, около 70 лет
19 апреля (2 мая) 1905 года
Петербург
Сегодня рассказывали нам про уличные беспорядки в Варшаве, про толпу рабочих в 5 тыс. человек, которая, вместе с женами и детьми, с революционными песнями шла по улицам, не слушаясь никаких увещаний разойтись. Пришлось войскам стрелять. Жертв много, в их числе женщины и дети. Затем говорили про беспорядки такого же рода в Лодзи и Калише, а также в г. Ногайске (Войска Донского), что этот последний город горит и по всем улицам идет резня.
Слава богу, у нас на улицах все спокойно, но аресты продолжаются. Снова задержано 12 человек, один взят с очень серьезными бумагами. Говорили, что вчера в Измайловском полку был взрыв бомбы, от которого пострадали два человека, которые бомбу эту готовили. Один из них — студент, фамилия другого — Дубинин. Павлов говорил насчет Штюрмера, что он и весь его кружок — либералы.
Михаил Пришвин, писатель, 43 года
21 апреля (4 мая) 1916 года
село Хрущево, Елецкий уезд
Война все мирит, а трава, озимь, яровые так растут, так цветут сады, так счастливо полно насыщен теплом и влагой воздух, земля — какое счастье, какая сила! и правда, может быть, нехотя, а так все растет! И не хочешь с короткими хозяйственными мыслями выходить в поле, а возвращаешься, исполненный радости, которая не считается с мыслями. Сидя на месте, поневоле недалеко видишь вокруг себя, но то, что видишь, дает уверенность, что и везде так хорошо растет, как в центре черноземного края. Давно посеян клевер, потом овес, картофель, свекла, просо, теперь только кое-где у крестьян досаживают картошку, еще через неделю все везде с посевом будет закончено.
Филипп Голиков, красноармеец, агитатор, 18 лет
9 мая 1919 года
деревня Четпи, Удмуртия
В деревне Горек-Яшкурский, где стоит сводный батальон, был назначен полковой митинг с раздачей первомайских подарков. Как и приказали, наша команда, проделав десять верст ровнехонько, к трем часам явилась в Горек-Яшкурский. И вдруг узнаем: митинг отменяется из-за плохой погоды. Пришлось нам, не солоно хлебавши, при этой самой плохой погоде идти обратно. Как только ни кляли бойцы комиссара полка.
К вечеру привезли подарки. Но все равно отмена митинга плохо повлияла на красноармейцев, подорвала их доверие к устроителям.
Вместе с агитатором товарищем Бушуевым я от имени полкового партколлектива написал протест комиссару. Мы прямо сказали, что порицаем такую неаккуратность, такое неуважение к красноармейской массе.
Занятий сегодня не было. Работник штаба товарищ Сафронов помог мне отпечатать на шапирографе 12 экземпляров конспекта лекции «История революционного движения в России вообще и РКП в частности». Конспекты раздам агитаторам, членам полкового партколлектива и другим товарищам.
День нескладный, ничем толком не занимался. Под вечер играл в городки. Наигрался досыта.
В городки втянулись почти все бойцы. Играют по вечерам, а в воскресные дни — с утра до ночи. Только и слышишь: «Ставь новую фигуру».
Я тоже получил первомайский гостинец: три пачки папирос, две иголки, два коробка спичек, курительную бумагу, небольшой моток ниток.
Еще прошлым летом начал курить. На курсах бросил. Сейчас опять стал дымить, хотя и меньше, чем в прошлом году.
Помню: в годовщину Октября вместе с товарищем Юдиным раздавал подарки в родном полку. Кажется, целый век прошел с тех дней, но в памяти сбереглось все до последних подробностей. Никогда не забыть мне того, что связано с «красными орлами» — моими первыми товарищами по боям и походам.
Никита Окунев, служащий, около 50 лет
2 мая 1921 года
Москва
Светлый Христианский праздник совпал ныне с рабочим праздником 1 мая. Хотя и было распоряжение свыше при праздновании «господствующего» теперь первомайского праздника, по случаю совпадения его с церковным, не оскорблять «чувств верующих», но как раз со Страстной недели на стенах московских появились два номера газеты «Церковь и революция» (№№ 3 и 4), где прозой, стихами и карикатурными рисунками церковь и духовенство всячески поносились. Такие газеты наклеивались и на церковные стены. Особенно ратовали там Мих. Горев и Демьян Бедный. Досталось всем, начиная от Патриарха и кончая рядовыми монахами. И спекулянты они, и бабники, и развратители народной совести, и обдиратели бедноты. Кроме того, перед Пасхальной Заутреней в коммунистических клубах пелись разухабистые песни, что не могло быть не услышано шедшими в церкви богомольцами, так как ночь была теплая и окна клубов были раскрыты настежь.
Погода на Страстной и в два дня Пасхи чудесная, прямо летняя. Три раза выпадали небольшие дождички. Зелень успела уже роскошно распуститься. Обилие цветущей черемухи; и сейчас на моем столе стоит уже букетик яблочного цвета. Это 19 апреля по старому стилю!
<…>
О христианской Пасхе («гнилой», как пишут коммунисты) я вот кое-что написал, а об «пасхе» рабочей, т. е. 1 мая, напишу поподробнее по выходе газет, а лично сам празднования ее не наблюдал, потому что на улицу выходил только между 12-ю и 2-мя часами, в сторону, удаленную от центра, именно в Алексеевский монастырь, на родительские могилки, — и по дороге не видел никаких процессий и никакого движения к центру, а также не слышал ни Интернационала, ни ничего подобного ему. Может, где и пелось оно, только пасхальный звон заглушил эти звуки. Предполагались разные развлечения на Театральной и других площадях. Вероятно, так и было. И в этот день работали все театры без исключения. Так бы вот и сосчитать: сколько московских граждан в этот день «служили двум господам», т. е. были за Пасхальными богослужениями, а потом пошли слушать и смотреть мистерии изобретательного Луначарского!
<…>
Иван Шитц, историк, 55 лет
3 мая 1929 года
Москва
Нажим на религию сделан серьезный, полицейско-запретительный. Куличей не пекут не только в казенных, но и в частных булочных, где пытались было делать крендели из куличного теста. Пасх совсем нет, и творогу массам не продавали. По улицам совсем не видно, чтобы кто-либо нес пасхальные яства.
В театрах 4-го (в Страстную субботу) объявлены спектакли, начинающиеся в 10 ч. в. (во всех театрах). Кино объявили, что они работают всю ночь. Для кого это? Верующие не пойдут, а неверующим, казалось бы, не имеет смысла не спать ночь ни с того, ни с сего.
Очень грустно положение детей, которых приучают к лицемерию и умению лавировать. Маленькие ребятишки допрашиваются приезжающими в школы инспекторами, к какому празднику они готовятся, те шустро отвечают: «к 1 мая». На репетиции же этого допроса, подготовленного учительницей, смеясь хором говорят: «конечно, к 1 мая». А потом подходят к учительнице и заявляют: «мы знаем, как надо отвечать; дома у нас готовятся к Пасхе».
Необычайно жалкий вид имели маскарады уличные 2-го мая. Шел дождь, и вот от времени до времени по улицам с гиком проезжали грузовики, а на них еврейки, одетые бабами, школьницы и школьники, какие-то вихрастые и неуклюжие юноши, воображающие, что они похожи на становых и офицеров, только потому, что надели истлевшие военные мундиры с ошмыганными погонами.
В пасхальную ночь предположены карнавальные шествия с музыкой, переодеванием и т. п. Уверяют, что натиска на молящихся не будет. Другие опасаются бестактностей, какие делались года три назад и потом были осуждены властями, ныне, кажется, склонными к ним вернуться.
За границей 1-е мая, судя по газетам, везде муссировалось коммунистами, добившимися резких выступлений полиции с отдельными случаями даже увечий и убийства (в Берлине — 6-9 чел.).
<…>
Нестор Белоус, крестьянин, 41 год
13 мая 1930 года
деревня Лебяжье, Харьковская область
Начали полоть сояшник из 9/V в СОЗе (совместная обработка земли — прим. «Медузы»). Погода хорошая дожди идуть часто посев яровых хорош, озимые неважные, а где были хорошие, то те уже выкидают колос, много пересеяно озимых в особенности пересеяны все массивные посевы. Чепиге Савелию и Моргуну Савелию по постановлению парт-ячейки и актива была наделена земля на бугре около кренички как экспортникам, за то что у ихних отцов не было земли и у их кроме и жили той что помещик давал на отработок не более 1 десятины та нанимали на Зароженскому поле по 4-5 десятин тем и жили та из заработков не вылазили от Ротермунда, и за то теперь на их такое гонение.
Нина Костерина, комсомолка, 16 лет
30 апреля 1937 года
Москва
Ура, завтра Первое мая!
Вчера у нас в школе был вечер, на котором была постановка «Как закалялась сталь». Из школы пошли в институт. У них был бал-маскарад и сколько замечательных костюмов! Встретила Женечку и расцеловалась с ней. Она что-то очень похудела, но в своем испанском костюме выглядела эффектно.
Алексей Винокуров, учитель географии, 38 лет
Ленинград
1 мая 1942 года
Первомайские праздники объявлены рабочими днями, но в городе кое-где вывешены красные флаги, плакаты и портреты большевистских главарей. Кроме этого, по-видимому, с целью украсить город, в магазинах выставлены бутафорские товары — овощи, фрукты, кондитерские и гастрономические изделия, сделанные из пластмассы. Последнее обстоятельство вызвало у населения с трудом скрываемое неудовольствие.
Александр Болдырев, востоковед, 36 лет
2 мая 1945 года
Ленинград
Два дня город залит солнцем и теплом, празднично убран. Первый раз был с начала войны парад, а сегодня в 11 ч. 05 м. новый приказ возгласил взятие Берлина, воистину событие историческое! Вчера днем гуляли с Машутой по Неве, под Медным Всадником. Вечером, вернувшись около 3-х домой в полпьяна, застал в комнате такую гадость: бедного больного «Чернышевского» вырвало и прослабило в нескольких местах, в том числе и на постели. До 4-х ночи замывал и убирал эту клоаку. С утра, встав и выйдя в переднюю, первое, что увидел — новую кучу на коврике. Опять стал мыть, и в этот момент раздался неимоверный грохот: несчастный кот сбросил на пол верхнюю часть голландского бюро со всякими предметами, вазой и проч. Удивительнейшим образом ничего не разбилось! Но все же можно было счесть сие за дурной знак: днем вернулась Машута со второй долгой невской прогулки и заболела. Температура больше 39-ти, бедняжка горит и мечется. А Галя уже третью неделю страдает скверной какой-то желудочной болезнью. Еще первомайский подарок: электрический лимит повышен до 15 гктв.!
Елена Ишутина, педагог, 42 года
5 мая 1945 года
Воронежская область
Взят Берлин. Арестован Муссолини и Петэн. Сегодня Страстной Четверг. Читается двенадцать Евангелий, и люди с огоньками возвращаются домой. Сколько теплоты в этом обычае! Когда в городе всюду медленно идут люди, стараясь донести непогашенным свой огонек… Слава страданиям Твоим, Господи… А мы здесь так безумно торопимся сеять, пахать… и нам некогда! Когда же успокоимся? И когда эти усталые старики, женщины и парни смогут свободно, никем не понукаемые — оставить трактор, прекратить работу, вымыться и достойно и свободно встретить праздник?! Мы ведь сеем и днем и ночью, и в выходные дни, сеяли 1-го мая и будем сеять в день Христова Воскресения…
Николай Каманин, генерал-полковник авиации, 55 лет
3 мая 1963 года
деревня Заборье, Московская область
Все три праздничных дня провел на даче, в кругу семьи. Много работал в саду, возился с машиной, отдохнул хорошо. Лева, Муся, Оля и я ездили в санаторий имени Герцена к Люде. Рядом с санаторием протекает река Москва. На противоположном берегу — деревня Васильевка с полуразрушенной церковью. Оля назвала ее — маленький Кремль. Деревня когда-то принадлежала Герцену. Река и высокий заросший лесом правый берег — очень красивы. Мы часа два гуляли по берегу и в лесу, Оля собрала большой букет подснежников. Сегодня пятница, я приехал на работу пораньше, чтобы до звонков продумать необходимые мероприятия по подготовке очередного космического полета.
Гагарин, Попович и Николаев провели праздники в Москве: были на параде, на обеде в Кремле, на стадионе — все прошло нормально. А вот Титов опять «выкинул коленце». 29 апреля Герман вместе с женой маршала Малиновского ездил в школу № 92. Перед поездкой он звонил мне, и я передал ему, что маршал Руденко не разрешил планируемую им поездку в Киев на праздники. Титов возмутился отказом и, по-видимому, рассказал Малиновской о своем желании поехать в Киев и о полученном запрете. Малиновская позвонила Вершинину (я был в это время у него). Почувствовав, о чем идет речь, я сказал ему о решении, принятом маршалом Руденко. Главком обещал Малиновской отпустить Титова. Решение Руденко было глупым, а поведение Вершинина — подхалимским. Вершинин приказал мне отпустить Титова, но, одновременно, он боялся, как бы в праздники не потребовали всю четверку космонавтов на какую-либо правительственную встречу. Пришлось передать командующему ВВС в Киеве генералу Колеснику, чтобы он встретил Титова, всегда знал его местонахождение и все три дня праздника держал наготове транспортный самолет на случай экстренного вызова Титова в Москву.
Сегодня в 10 часов Одинцов доложил мне, что Титов из поездки пока не вернулся. Генерал Колесник в 11 часов сообщил, что в данное время Титов находится еще в Киеве, отдыхает в гостинице «Москва». Через полчаса дежурный с КП ВВС доложил, что звонил Титов и просил передать мне: «Тамара плохо себя чувствует, они смогут вылететь только 5 мая, после 14 часов».
Во всей этой истории Титов показал себя очень плохо. Болезнь Тамары он выдумал, чтобы избежать неприятностей по возвращении в Москву. По существу Герман заслужил строгое наказание, но начальство и нам не разрешит его наказать, и само не решится на большее, чем отеческое внушение. Только что из Киева позвонил сам Титов и попросил разрешения из-за болезни Тамары остаться в Киеве до 5 мая. Я уверен, что эта «болезнь» жены придумана, но у меня нет и не будет доказательств обратного, и я вынужден разрешить Титову «не бросать больную жену в Киеве, а прилететь в Москву вместе с ней».